С Раннего Детства

Шестнадцатилетние

Это было первое лето, когда Дэвид не приехал.

Поначалу мы просто ошеломленно переглянулись. Как бы плохо мы не общались все между собой, еще никто не посмел так открыто проигнорировать эту «ссылку». Но Дэвид смог.

Он прос­то... не при­ехал.

Затем у большинства была эйфория от того, что этот саркастичный вредина не будет занозой в заднице хотя бы в этот раз, ведь, что врать, даже я разделяла радость ребят, потому что парень все еще принижал меня и, кажется, возненавидел меня всей душой только за то, что я блондинка. Он был уверен, что я тупица, и лишь играю на публику, когда провожу время с книгой в руках. Типичный стереотип о блондинках, который в отношении меня он считал безукоризненно работающим.

Но к концу лета нам стало его не хватать, что никто не хотел признавать открыто. Но факт оставался фактом. Как бы он всех не раздражал, нам его не хватало. Потому что когда Шарлотту заносило в ее сарказме и уничтожающем юморе, нас уже ничто не могло спасти, потому что бесстрашного Дэвида, с его ледяной иронией и отрешённостью, просто не было.

Самое интересное, что за Дэвида стала заступаться Эшли, которая устраивала скандал всякий раз, когда Шарлотта или Теа, которой доставалось от Дэвида не меньше, чем мне, несмотря на то, что она была брюнеткой. Это выводило из себя и Сэм и Шарли, а вот я выбирала позицию не вмешиваться. Эшли может и была поверхностной и любила играть на публику, но мозгов она не была лишена, и если она так отстаивала его, значит, у нее должна была быть причина.

Эшли для меня в этом году открылась с новой стороны.

В страшном сне не могла бы подумать, что она станет мне так ... близка. Да, черт возьми, она стала мне ближе, чем кто-либо из девчонок. Во-первых, я за ней наблюдала и ее отношение к Дэвиду, который всех унижал и презирал, в силу своего особого восприятия мира, абсолютно не трогало Эшли. Она встала на его сторону, несмотря на то, что парня не было и он не мог оценить ее игру на публику, а значит, она делала это не потому, что жаждала шоу.

Тогда я поняла, что Эшли намного глубже, чем кажется.

Во-вторых, она тоже менялась, как и все мы. Стала пропадать ледяная надменность, и пусть завышенная самооценка все еще была и не собиралась никуда пропадать, она стала более коммуникативной и менее вредной. У нее был стойкий характер, который впервые проявился не в том, что она упрашивала своих родителей, чтобы те купили ей новый телефон или дорогой авто, а в более существенном плане. Эшли стала отстаивать свое право на выбор профессии.