"С любовью, Саймон"

3

  Самое дерьмовое в ситуации с Мартином то, что я не могу поговорить об этом с Блу. Мне непривычно хранить от него секреты.
Конечно, мы многое не рассказываем друг другу. Мы обсуждаем важные темы, но избегаем идентифицирующих деталей — например, имен наших друзей или определенных школьных событий. Всего того, что, как мне казалось, могло вывести меня на чистую воду. Но я не считаю эти подробности — секретами. Скорее, это негласное соглашение.
Если бы Блу был настоящим одиннадцатиклассником Криквуда, со своим шкафчиком, ГПА* и страничкой на Фейсбуке, уверен, я бы ничем с ним не делился. В смысле, он-то учится в одиннадцатом классе нашей школы. Но, для меня — он житель моего ноутбука. Это сложно объяснить.
Именно я его нашел. Как ни странно — на Тамблере. Это был конец августа, неделя перед началом школы. Предположительно, наш школьный аккаунт должен быть местом, где ты можешь постить анонимные признания и тайные мыслишки, которые позже комментируют одноклассники, но никто не станет тебя судить. Вот только в результате он превратился в воронку сплетен, фигово срифмованных стихов и неправильно написанных цитат из Библии. В любом случае, это затягивает.
Там я и нашел пост Блу. Казалось, будто в нем написано обо мне. И дело не только в том, что он гей. Сам не знаю. В нем было всего пять строчек, но они были грамматически правильно составлены и немного поэтичны, и совершенно отличались от всего остального, что мне довелось там прочесть.
Пост был об одиночестве. Самое забавное, что я не считаю себя одиноким. Но что-то в том, как Блу описывал свои чувства, показалось мне знакомым. Будто он взял идеи из моей головы.
Сходно тому, как мы запоминаем чьи-то жесты, но все равно не можем прочитать их мысли. Или тому, что люди как дома с просторными комнатами и крошечными окнами.
Так или иначе, ты чувствуешь себя оголенным перед другим человеком.
Блу одновременно скрывает и открывается миру на тему того, что он гей.
Я, как ни странно, запаниковал и смутился, когда прочитал об этом, но также почувствовал себя взволнованным.
Он говорил об океане между людьми. И что смысл в том, дабы найти берег, к которому стоило бы плыть.
После этого я просто был обязан с ним познакомиться.
В конце концов, я набрался храбрости и написал единственный комментарий, который пришел в голову: «ВОТ ОНО». Именно капсом. А затем добавил адрес своей тайной почты.
Всю следующую неделю я думал только о том, свяжется ли он со мной или нет. Все же, он это сделал. Позже Блу признался, что мой комментарий заставил его немного понервничать. Обычно он очень осторожен. Очевидно, более осторожен, чем я. В общем, если Блу узнает, что у Мартина Эддисона есть скриншот нашей переписки, он взбесится. В своем стиле.
Это значит, что он перестанет мне писать.
Я в точности помню свои ощущения, когда впервые увидел его письмо в почтовом ящике. Все это казалось немного нереальным. Он хотел узнать меня. Следующие пару дней в школе я чувствовал себя героем фильма. Так и представлял свое лицо крупным планом, показанное на большом экране.
Это странно, потому что в реальности я бы точно не играл главного героя. Мне бы больше подошла роль его лучшего друга.
Наверное, дело в том, что я никогда не считал себя интересным, пока не стал таковым для Блу. Поэтому, я не могу ему рассказать. Мне не хотелось бы его потерять.
Я начал избегать Мартина. Всю неделю, на занятиях и на репетициях, он пытался поймать мой взгляд. Знаю, что веду себя как трус. Вся эта ситуация заставляет меня почувствовать себя трусом. Глупо, но я все же решил помочь ему. Поддаться шантажу. Называйте как хотите. От этого слегка подташнивает.
Весь ужин я летаю в облаках. Сегодня родители особенно задорны, потому что вечером будут показывать «Холостячку». Я серьезно. Да-да, речь о реалити-шоу. Смотрели-то мы его вчера, а сегодня должны набрать по скайпу Элис, которая сейчас в Уэслианском университете, и обсудить его. Новая семейная традиция Спиров. И да, я понимаю, что ничего глупее не придумаешь.
Моя семья всегда была такой.
— Как там Лео с Николь? — спрашивает папа, облизывая вилку. Менять пол Леи и Ника — вершина его юмора.
— Замечательно.
— Лол, пап, — сухо говорит Нора. Моя младшая сестра. В последнее время она использует текстовые сокращения в речи, хотя никогда не пишет их в сообщениях. Думаю, в этом есть что-то ироничное. Она смотрит на меня: — Си, ты видел, как Ник играл на гитаре за атриумом?
— Похоже, кто-то пытается закадрить девчонку, — улыбается мама.
«Очень смешно, мам. А знаешь что? Я, вообще-то, всеми силами пытаюсь предотвратить появление у Ника девчонки, которая ему нравится, чтобы Мартин Эддисон не рассказал всей школе, что я гей. Кстати, я говорил, что я гей?»
Как люди вообще начинают этот разговор?
Может, все было бы иначе, живи мы в Нью-Йорке, но я не знаю, как быть геем в Джорджии. Мы прямо за границей Атланты — могло быть и хуже. Но Шейди-Крик — не прогрессивный райский уголок. В школе всего два открытых гея, и люди не дают им покоя. Не то чтобы они вели себя уж очень агрессивно. Но слово «пидоры» звучит довольно часто. Вроде бы, у нас есть пару лесбиянок и бисексуалок, но девчонкам не так сложно. Если Тамблер меня чему-то и научил, так это тому, что парни считают лесбиянок сексуальными.
Хотя, та же ситуация наоборот. Например, Лея рисует яой и скидывает свои шедевры на разные сайты.
Я ничего против не имею. Рисует она действительно классно.
А еще Лея любит фанфики и слэш — меня настолько это заинтересовало, что прошлым летом я погрузился в интернет-поиски. Я не мог поверить, какой там широкий выбор: Гарри Поттер и Драко Малфой спят в сотне разных позиций в каждой кладовке Хогвартса. В итоге я отобрал те, которые были более-менее грамматически правильными, и читал всю ночь. Странные были те пару недель. Тем летом я научился самостоятельно стирать вещи. Некоторые носки никогда не должны попадать в руки маме.
После ужина Нора включает скайп на компьютере в гостиной. На экране Элис смотрится немного растрепанной, но, дело, наверное, в волосах — русые и взъерошенные. У нас троих ужасные волосы. На заднем фоне виднеется неубранная кровать, закиданная подушками, и чей-то круглый ворсистый ковер, прикрывающий пару сантиметров пола. Мне до сих пор странно видеть, что Элис делит комнату в общежитии с какой-то девушкой из Миннеаполиса. Кто бы мог подумать, что когда-нибудь мне доведется увидеть что-то спортивное в ее комнате? Прямо «Миннесота Твинс»**!
— Что-то вас плохо видно. Сейчас... о, нет, уже все нормально! Боже, папа, это что, роза?
Папа держит в руках красную розу и смеется в камеру. Я не шучу. Когда дело доходит до «Холостячки», моя семья слетает с катушек.
— Саймон, сымитируй Криса Гаррисона!
Факт №1: моя имитация Гаррисона просто неподражаема. По крайней мере, в обычной ситуации. Но сегодня я не в духе.
Меня много чего беспокоит. Не только Мартин с его скриншотами. Меня волнуют сами письма. Я чувствовал себя немного странно с тех пор, как Блу поинтересовался о моих девушках. Интересно, считает ли он меня лицемером? Наверняка, когда он понял, что он гей, то сразу же перестал видеться с девушками — всё просто.
— Майкл Д. заявил, что беседовал с холостячкой в комнате фантазий, — говорит Элис. — Мы ему верим?
— Ни в коем случае, малышка, — отвечает папа.
— Они всегда так говорят, — добавляет Нора. Она склоняет голову, и я впервые замечаю, что в ее ухе шесть дырок.
— Вот именно! — вскликивает Элис. — Милый, ты собираешься присоединяться к разговору?
— Нора, когда ты это сделала? — я касаюсь своего уха.
Она краснеет.
— На прошлых выходных.
— Дай посмотреть! — требует Элис. Нора поворачивается ухом к вэб-камере. — Ух ты!
— Но почему? — спрашиваю я.
— Потому что мне так хотелось.
— Да, но зачем так много?
— Может, вернемся к комнате фантазий? — Нора не любит быть в центре внимания.
— Это же комната фантазий! — восклицаю я. — Они точно это сделали. Я довольно-таки уверен, что в этом месте особо не болтают.
— Но это необязательно подразумевает половой акт.
— МАМА! Господи!
Мне нравились отношения, когда не приходилось задумываться обо всех мелких унижениях, идущих в дополнение с влечением к другому человеку. Я легко нахожу общий язык с девочками. И целоваться с ними вполне приятно. Встречаться — терпимо.
— Как насчет Даниэля Ф.? — спрашивает Нора, убирая локон за ухо. Серьезно, пирсинг? Мне не понять.
— Ладно, он красавчик, — говорит Элис. Мама и сестра всегда используют слово «конфетка», когда описывают сексуальных парней.
— Шутишь? — поднимает брови папа. — Тот, который гей?
— Даниэль не гей, — возражает Нора.
— Малышка, он глава гей-парада. Его вечный огонь.
Я напрягаюсь. Лея однажды сказала, что предпочла бы, чтобы люди в лицо называли ее толстой, чем сидеть и слушать, как они сплетничают о весе какой-то девочки. Я с ней согласен. Нет ничего хуже, чем быть в тайне оскорбленным за своих братьев по несчастью.
— Пап, перестань! — говорит Элис.
Тут он начинает петь песню «Вечный огонь» группы «Бэнглз»***.
Не знаю, несет ли папа эту чушь всерьез, или чтоб позлить Элис. По крайней мере, если этим он показывает свое отношение, то мне полезно об этом знать. Даже несмотря на то, что я уже никогда не смогу об этом забыть.
Вторая проблема: обеденный столик. Прошло меньше недели с разговора о шантаже, но Мартин перехватывает меня на пути с очереди.