Смерть. Есть мнение, что большинство людей её боятся — перед ней не закрыть дверь; великий и непревзойдённый, убегающий от всевозможных замков, камер, Гудини, в итоге не смог избежать её. Другие не придают ей такого «глобального» окраса — эти люди живут, зная, что к концу своего пути им уже будет неважно: сколько было заработано денег, кто из детей женился, завёл ребёнка; человек находится на последней инстанции, и всё, что хочется — это с улыбкой (в меньшей мере) отдаться небесам, неизведанному.
Полная остановка биологических и физиологических процессов, похороны (пышные или скромные), с музыкой и «жаркими» речами, с потухшими лицами да могилка, с букетами и венками — вот, как проводят люди в новое начало человека, покинувшего этот свет. Такими ли будут похороны, задумывался Фёдор каждый день, терзая себя новыми идеями: как бы сделать всё так, чтобы люди видели в произошедшем не суицидальную наклонность, не вынужденную кончину, а случайность происшествия — именно обыгрыш сего факта был решающим, и одна единственная деталь, всему конец. Жизнь, отданная в жертву, будет напрасной. Парень не хотел, чтобы у Адриана создались проблемы по этому поводу. Пускай продолжает жить так, как жил. С Катериной или с кем-то ещё.
Представление должно быть не столь ярким, но оправдывающим себя — ведь это для любого человека последняя роль, и сыграть её нужно без оплошности. Однако, в связи с неопытностью она не исключается: колебание, неуверенность, мысль оставить сей «триумф» на потом и, конечно же, надежда о новом дне, непохожим на другие, который станет рукой помощи, вытаскивающей тебя из трясины. Но когда это будет? И будет ли вообще? Ведь это — пустой звук, легче разбить стакан и принести в свой дом несчастья, чем оправдать их.
«Почему же я ещё не совершил задуманное? Долго ли мне оттягивать момент, не переступая черту? Должен покончить с этим. Должен!» — говорил Фёдор себе, утыкаясь взглядом в кухонную стену, по долгу смотря, не реагируя даже на слова порядком злившегося Адриана. Его не устраивал этот игнор. Чёрт возьми, человек не должен так себя вести!
— Ну сколько можно, — тряся за плечи, — оживи уже, а!
Требуя возможное, он забывает, что сам является тем, кто заставляет бедного парнишку превращаться в апатичного, потерявшего интерес к жизни человека. Не об этом ли он мечтал — беспрекословное подчинение жалкого иждивенца, живущего за чужой счёт? Хотел ведь, чтобы Фёдор сидел, не рыпался. И убить его хотел. Садисткие воздействия осуществлял — причинял уйму боли, а когда игрушка сломалась, стало скучно. Отпустить-то трудно — где такую ещё найти? Вот и приходиться залечивать раны, да не тем лекарством. Но куда уж ему понять, столь эгоцентричная мразь, лишь потеряв, осознает свои ошибки, а пока «предмет», вроде как ещё дышащий, не стоит беспокойств и выяснений природы этих изменений.
YOU ARE READING
В омуте преждевременных неточностей
Ngẫu nhiênВыстроенные Адрианом собственноличные стандартны, забывающего, что он для рассмотрения берёт в оборот не машину или животное, с их предвиденными реакциями, а живого человека, способного меняться, чьи поступки и действия, предугадать практически нево...
