Диссонанс. Черная орхидея.

Глава 22

Окна открыты настежь, двери открыты настежь, ты снова играешь в это, и ты ни за что

не заплачешь,

ты падаешь в это снова, там глубоко и жарко, другие дадут все, что хочешь, кому здесь

нужны подарки.

Всё, что ты догоняешь, точно не уцелеет, кто здесь охотник, добыча, кто здесь оказался

смелее,

кто здесь оказался быстрее, сильнее и просто умнее... Ей было бы проще сдаться. Да, но

она не умеет.

Она уведет тебя полем, петляя по новому снегу, лесом, глухими тропами, до самого

дикого берега,

и ты не собьешься с дыхания, ты не собьешься с ритма, и ты проглотишь свой стон и все

эти новые рифмы.

Все эти новые сны, дрожь и приливы истерик, ты можешь оставить себе — она все

равно не поверит,

что ты ее слишком помнишь, что можешь идти по следу. Ты — славный домашний

зверек, ты спишь под уютным пледом.

Ты точишь длинные когти, ты пьешь молоко, ешь творог, у тебя растут новые зубы, ты

их вырастишь очень скоро,

по ночам каменеют мышцы, по утрам прорезается слух. Ты скоро прыгнешь и

бросишься по этому следу. Вдруг.

Вдруг станет темно и жарко, быстро, и, может, больно. Кто здесь домашний зверек и

кто тосковал по воле,

кто ждал, убегал, догонял, кто сможет развить эту скорость, кто знает все повороты, и

не знает, что нужен тормоз.

Совершенный охотник, как тень, как дыхание за спиной, он так удивится, что ты

оказалась совсем иной.

Кто догонял, кто догнал, кто и кому сдавался, кто зарывался в листву, дрожал и в снегу

просыпался,

кто здесь охотник, добыча, кто здесь оказался быстрее... Она не умеет сдаваться? Да

ладно. Она умеет.

След обрывается резко, никто понять не успеет. Славный домашний зверек. Губами.

Впивается. В шею.

(с) В Засаде

Юля