Меченные

Начало пути

Я не беру почти ничего, лишь пару футболок и джинсы. В глубине сознания я догадываюсь, что вещи у нас заберут. Ведь, наверное, так должны поступить при распространении вируса: забрать старые вещи, возможно, даже сжечь их, чтобы предотвратить дальнейшие заражения.
Майя же собрала почти все свои игрушки, что поместились в её небольшой рюкзачок. Раньше она носила в нём лишь учебники и тетради в школу. Когда меня посещает эта мысль, мне становится грустно.
- Майя, милая, тебе ведь нужно ещё и место для вещей, оставь немного игрушек дома,- говорю я, спускаясь из своей комнаты.
- Но я не могу, я люблю их всех,- насупилась малышка,- И если я оставлю кого-то, то они обидятся.
Эта маленькая девочка говорит так, будто речь идет не об игрушках, а о живых людях. Бедная, она не знает, что ждёт их. Думаю, их тоже заберут.
- Хорошо. В моём рюкзаке ещё есть свободное место, положим твои вещи туда. Пойдёт?- я не могу допустить, чтобы мой маленький ангелочек ещё больше заволновался, не хочу, чтобы она заплакала.
- Хорошо, спасибо,- улыбается Майя, сильно обняв меня.
В комнату входит встревоженная мама. Она боится,  по глазам вижу, взгляд пустой, погружена в себя. Она знала, что такое страх, в отличие от  нас. Она испытала его 17 лет назад, тогда всё было также, как и сейчас. Повторение истории.
- Вы готовы? Пора выходить, нам лучше успеть на первый рейс,- говорит нам мама.
- Да, только дай минутку, я кое-что забыла,- говорю я, так как поражающая мозг мысль приходит ко мне, и я бегу наверх.
Я забыла то, что даёт мне память. Забыла память о своём отце. Откинув подушку, вытаскиваю из-под неё цепочку, на которой закреплён кулон в виде кинжала, цвета сирени, переливающийся перламутром, кажется, это какой-то камень, но я так и не выяснила, какой именно. Единственное, что осталось мне от отца. В последний раз я видела его четырнадцать лет назад, когда мне было почти три года. Я не помню его, и это причиняет мне боль, потому что я хочу помнить его, но не могу. Лишь неясный силуэт, что стоит над моей кроваткой, когда я засыпаю, силуэт, что судорожно срывает с себя этот самый кулон и бросает мне с криком, но я не могу разобрать, что он пытается мне сказать. Это всё, что я помню о нём, но даже его голос неясен, словно чужой. Я была совсем крохой, когда погиб отец, а вот Майе повезло больше- её отец жив, он воспитывает свою дочь, плохо лишь то, что он постоянно в разъездах, редко бывает дома. Но он хотя бы есть. Я в детстве часто засыпала и просыпалась в слезах, распираемая болью и одиночеством, хоть рядом и была мама, но она не могла успокоить маленькое скучающее сердечко своей дочери.
Смахнув набежавшие слёзы, я спешу вниз, чтобы не расстраивать маму. Они с Майей уже стоят у порога, ожидая меня.
- Ну что, пойдёмте?- с некоей грустью произносит мама.
Я понимаю её, ведь мы покидаем дом, в котором жили 12 лет. Не так уж и просто расстаться с этим.
Бросив последний, внимательный взгляд на дом, стараясь запечатлеть всё до малейшей детали, я киваю, понимая, что мы никогда не увидим его вновь.
-Пойдём.
И, взявшись за руки, мы отправились навстречу обещанной безопасности.

•••••••••••••••••••••••••••••••••••••••••••

На вокзале ужасная теснота, все спешат выбраться первыми. Посадка замедляется тем, что на входе в каждый вагон стоит Чистый телом и берёт кровь на анализ. Если человек заражён, его садят в отдельный вагон и увозят в медицинский центр, чтобы избежать риска заражения. Таких людей уже пятеро: милый старый садовник Пэн и его жена, добродушный молодой программист Кевин и его братья Зак и Люк. Все держатся стойко, чтобы не показывать слабости, они понимают, что могут посеять панику одним лишь судорожным вздохом.
Я смотрю на них и думаю о том, что случится, если кто-то из моей семьи окажется больным. На глаза наворачиваются слёзы, и я перестаю думать об этом.
Подошла наша очередь, мужчина взял у мамы анализ, подождал минуту и кивнул: всё чисто. Затем очередь Майи, всё также. Когда он кивал мне, я заметила, какой странный был его взгляд, он словно испугался. Но чего пугаться, если в моей крови нет вируса? Быть может, мне показалось. Но всё же, что-то здесь не так, что-то тревожит мозг.
Последний раз окинув взглядом вокзал, я вхожу в  вагон.
С расположением мест нам не очень повезло: койки Майи и мамы были друг над другом, в одном купе. А вот мне придётся ехать в купе напротив, с незнакомым человеком, который, видимо, подсядет на следующей станции. Та ещё перспектива, но делать нечего, контролёр отказался что-то менять.
Я ложусь на свою койку и пытаюсь уснуть. План обрывается, когда торможение поезда вырывает меня из полудрёмы. Минут через пять в купе входит молодой человек, старше меня года на два-три. Даже не посмотрев на меня, он закидывает свои вещи в угол и с лёгкостью запрыгивает на верхнюю койку. Меня это немного разочаровало: ехать больше трёх суток, а сосед попался неразговорчивый. Ну и ладно, я всё равно собиралась уходить к маме в купе.
- Клаус,- донеслось с койки незнакомца.
- Лия.
Вот и весь диалог. Странный он, если ему показалось, что этого достаточно.