Выращенные

Глава 2.

  Мою голову наполняли много мыслей, но одна забивала их все. Единственное как бы я охарактеризовала Миру – странная. Поведение, одежда, даже то, как она иногда смотрела - совершенно иное. Иногда, её глаза наполнялись пустотой, словно, разум находился далеко от сюда. Я бы не сказала, что это плохо. Даже я порой полностью абстрагируюсь от внешнего мира. Вот только какие причины могли быть у Миры?

Для неё никто не устанавливал ограничения. Могла спокойно поднявшись с места, уйти посреди урока, а после не появляться несколько дней. При этом она умудрялась хорошо учиться и старалась отработать каждый пропуск.

Такое поведение Мира объясняла тем, что не может обучаться, когда у неё нет настроения. После летних каникул в первый учебный день в старшей школе, её никто не узнал.

Её некогда русые длинные локоны, что вились на ветре, она подстригла. Теперь же волосы огненного оттенка лежали плечах в слегка потрёпанном состоянии. Признаться, такая причёска ей даже больше шла.

При этом ни мне, ни Анне, Мира и слово об этом не сказала. От увиденного мой рот приоткрылся от ошеломления, как и у моих одноклассников.

— Ну, как? Прикольно же, — поинтересовалась Мира, одарив нас своей милой улыбкой.

— Н-непривычно видеть тебя с этим цветом, — произнесла Анна, осмотрев её.

— Ты же говорила, что тебе нравятся твои волосы, — напомнила я, сурово взглянув на неё, скрестила руки на груди.

— Нравились. А потом решила, что хочу изменить что-то.

— Но почему рыжий? Его же так трудно потом вывести, — проныла Анна, указав пальцем на локоны.

— Да, плевать! — воскликнула она, махнув рукой.

«Да, плевать!» — слоган Миры с тех пор как я только с ней познакомилась. А помню я эту особу с первого класса. Может её отец повторял это так часто, что она переняла это выражение от него? Других теорий почему она стала так выражаться у меня нет.

Хоть мы и дружили достаточно долго, но до конца её я всё равно не знала. У нас не было привычкой всё рассказывать друг другу. Как и я, она могла недоговаривать некоторые вещи. Но убежать из дома Мира не смогла бы. Не из-за страха, а потому что сильно любила родителей. Чтобы не произошло она не заставила бы их так переживать.

— Эй, ты чего сидишь? Мы приехали. Выходи. – Вырвал меня из мыслей папа.. И правда, я даже не заметила как мы заехали в гараж.

— Задумалась, — произнесла я, захлопнув дверцу автомобиля.

Особого желания спешить проходить в дом у меня не было, направив взгляд на зеркало машины, я увидела своё уныло лицо и устало вздохнула.

— Если о шерифе, то даже не думай. Мы найдем способ доказать, что тебя там не было, — неожиданно сказал папа, положив руку на моё плечо.

— Ты правда веришь, что меня там не было? – пробормотала я, прикусив губу, и с надеждой заглянула в его голубые глаза.

— Верю. Конечно, верю. Как иначе? Да и что ты могла делать в лесу? — полюбопытствовал отец, размахивая руками.

Последние слова прозвучали, как вопрос. Продлив минуту паузы я даже собиралась сказать что-то, но почувствовала, как будто комок в горле застрял. Как мне не хотелось бы или какое бы большое желание я не имела, вспомнить ничего не удавалось.

— Я же не помню... Как мы докажем, что меня не было, если я ничего не помню? Никто же не поверит мне. Возможно, что шериф подозревает меня, но я ничего не сделала, — высказалась я, закрыв лицо руками.

— Знаешь, мы найдём способ, чтобы все поверили. А пока пойдём в дом, чуть позже поговорим об этом, – ответил папа и распахнув передо мной дверь, пропустил внутрь.

Стоило нам переступить порог, как спустившись по лестнице показался брат. Он медленно повернулся ко мне и мы встретились взглядами. Томас ничего ещё не ляпнул, а меня уже переполняло волнение.  Ведь единственное, что я заметила на его лице, так это ярые всплески гнева. Видимо ему тоже не терпелось узнать, что произошло и наказать виновника проблемы, который смылся с места происшествия.

Однако, тогда я уже понимала, что не должна рассказывать Томасу и половины того, о чём мы разговаривали в участке. Только вот это оказалось не так просто. В подсознании мелькало слишком много информации.

С самого детства Томас считал себя старшим, пусть и родился на две минуты раньше, а поэтому решил, что его обязанность защищать меня ото всего. Бывало иногда, это доходило до сумасшествия. С возрастом его желание всё контролировать стало утихать и за последние три года я не вспомню случая, когда он переживал за меня так, как сегодня...