Среди отбросов

Неспокойный день и ночь

Альфа хитро улыбнулся и продолжал приближаться к лицу парня, повалив на диван. Омега опешил и густо покраснел, смотря в слегка туманные глаза. Никита слегка коснулся губ Генриха, который лишь продолжал покрываться румянцем. Затем альфа облизнул губы блондина, раскрывая их и проникая языком внутрь. Сначала парень обвёл языком внутреннюю сторону губ и провел под языком, потом ряды зубов, и, наконец, сплел языки в единое. Генрих вздрагивал при каждом движении языка рыжика. Он обвил тонкими ручками шею альфы и полностью отдался желанию. Этот поцелуй был первый для обоих и настолько сладкий, слаще сгущеного молока и всех конфет на свете.

Минуты тянулись, воздуха становилось все меньше. Были слышны тихие стоны и вздохи, когда парни прерывали столь приятное занятие на несколько секунд. В итоге поцелуй закончил тот, кто его начал. Никита отстранился от Генриха и ухмыльнулся, чмокнув парня ещё раз в губы.

— Убедился, — рыжик сел на диван, пока омега пытался отдышаться и прикладывал пальцы к распухшим губам. Когда альфа собирался уходить, блондин схватил его, обняв за талию. Никита усмехнулся и толкнул парня обратно на диван, не рассчитав силы и оставив на плече парня алый след, который вскоре превратиться в синяк, — Не наглей.

Альфа посмотрел холодным взглядом на парня и вышел из комнаты, а омега продолжал отрешённо трогать губы, румянец не желал сходить, а дыхание восстанавливаться. Когда он немного пришёл в себя, то плюхнулся на диван, прикрывая лицо руками и тихо визжа. Плечо горело огнём, а с лица блондина не сходила улыбка.

— Он будет моим, —хитро произнёс омега и прикрыл глаза, перекатившись на бок и заснув в считанные минуты.

***

Альфа после поцелуя ушел крушить и метать. Он не мог поверить, что отдал свой первый поцелуй, который, как истинный романтик, берег для кого-то особенного, какой-то королевской шавке.

«Хотя он не очень-то испорчен... Шаву уплетал за обе щеки...» — эти мысли заставили парня улыбнуться, но после он потряс головой и пошел на турники, где подтянулся больше двухсот раз.

Когда он немного остыл, то поплёлся домой, пытаясь надумать как избавиться от нежелательного гостя и не попасться в руки милиции (или полиции, хз). Он брёл, пиная мелкие камни и так погрузился в мысли, что не заметил, как дошёл до дома, зашел в комнату и присел на стул, рядом с диваном, наблюдая за спящим и слегка замёрзшим омегой.

«Холодно... а у него ещё и кожа тонкая... она такая прозрачная, что видно все венки...» — подумал альфа и перетащил парня, который оказался слишком лёгким, на кровать. Он откинул одеяло и обнял блондина, накрыв их обоих. Генрих недовольно пробормотал что-то на своём языке, а рыжик тихо прыснул от смеха.

— Ну уж извините, Ваше Высочество, но одеяло только одно, — прошептал альфа и снова погрузился в мысли о выселении. Но, увы, под тихие посапывания парня альфа тоже погрузился в царство Морфея, так ничего и не придумав.

Ночь была тихая и спокойная, но только не для омеги, которого с детских лет каждую ночь мучают кошмары.

— Нет, папочка... Отец, не надо... Больно... Помогите... — во сне он пережевал все события того злополучного дня, когда вернулся его биологический отец и, заперев их с Кириллом в одной из комнат, хлестал их обоих хлыстом для укрощения коней.
Никита что-то пробубнил и прижал омегу к себе.

— Тише, я не буду делать тебе больно, — альфа в полусонном состоянии поцеловал омегу в лоб, собрав губами слезы с щёк и снова погрузился в сон под утихающие всхлипы Генриха, который прижимался к парню и улыбался сквозь сон...