Другие

Часть 3

Невидимые друзья
Приходят ко мне по ночам,
Не придавая значения расстояниям
И плотности стен.
Невидимые друзья,
Подобны искусным ткачам,
И они существуют,
Хотя их не знает рентген.

Чудесная песня. А главное — «вовремя», зараза, пал на неё случайный выбор в плеере. И я безнадёжно слушаю её, уставившись в пол и забыв о том, что можно перемотать.
«Приходят ко мне по ночам...». Да когда они только ни приходят, собственно говоря! В любое время дня и ночи, в любой, даже самый неудобный момент.

***

Неудобные моменты для Миши всегда являлись самыми удобными. Что-то вроде: «Ты там душ принимаешь? Я к тебе!»; «О, танцуешь в трусах, переворачивая котлеты у печки? Я приду!»; «М, решила заняться сексом? Так я уже здесь, начинай!».
Поглядеть на меня в душе он заходил не каждый раз, да и старался, так сказать, не палиться.
Явится в образе марева, устроится на стиральной машинке и наблюдает, стараясь не двигаться. Замечу я его или нет — неважно. Он ведь постарался быть незаметным, а то, что я его заметила — уже моя проблема.
Ходить по дому в нижнем белье он, к своему сожалению, отучил меня за месяц.
«Почему ты теперь всё время одета? Мне нравилось, как было...», — сказал он как-то в беседе за уиджей.
— Твой пристальный взгляд я кожей ощущаю, — ответила я с укором.
«Ну и что? Что плохого-то? Я ж просто смотрю!»
— Да нафига?!
«В смысле?! Тёлка в одних трусах приплясывает. Я что, придурок что ли такое пропустить?!»
— А, ты про то, как я недавно завтрак готовила! Я так и знала, что ты смотрел!
«Конечно смотрел. Ржу!»
Чаще всего такие темы кончались той самой формулой: «Ты... Я... Секс»,что приводило меня в замешательство, и я спешила сменить тему или поскорее попрощаться.
Однако, наступил момент, когда меня одолело любопытство.
— Ну объясни, как? Как ты это делаешь?
«О, я нежно это делаю. Я очень ласковый, детка, тебе понравится».
— Миша, это точно ты?
Нежно? Ласковый? Детка? Да ладно?!
Марево, дрожащее на стуле передо мной, обрело облик «спокойного» Михаила. Мужчина улыбнулся и помахал мне рукой, затем вернул руку на планшетку.
«Давай, скажи мне „да". Я правда, не такой, как обо мне думают. Я правда ласковый».
— Вообще-то я имела ввиду не технику, а возможности... Как это вообще возможно... В твоём положении?
«Дай мне согласие, и узнаешь».
— Я же ничего не почувствую, — уверенно сказала я, — И ты тоже. Зачем тебе это?
«Почувствуешь. Всё. Лучше, чем можешь себе представить. И я тоже».
— Почему ты так настаиваешь? Зачем тебе это? Ты какой-то странный дух...
«Так я всегда и был странный. На самом деле, во мне много нерастраченной сексуальной энергии. Это одна из причин, почему я такой, именно такой, как есть, а не бесполый кусок прозрачной хуйни, понимаешь, да?».
— Понимаю, — я кивнула, — А какие остальные причины?
«Неважно».
— Важно. Расскажи мне, я хочу знать.
«Всё, отъебись, малая. Я сказал — нет, значит — нет».
— Хамло. — и я убрала руки с планшетки.
Спустя ещё несколько подобных разговоров, в один вечер он смог доказать то, в чём пытался убедить меня прежде.
Хорошим ранним утром, позабыв о том, что в любой момент может прийти мой необычный друг, я «выползла» на кухню, одетая в то, в чём спала: белые женские боксеры в милейший оранжевый цветочек.
День предстоял насыщенный: через несколько часов я собиралась поехать на дачу на все выходные; потому мысли мои были заняты только предстоящими сборами и делами, которыми необходимо будет заняться.
В наушниках гремели «Royal Republic», на сковороде шкворчала яичница, в турке варился кофе, я, покачивая бёдрами, подпевала:
— I've got a hole in my soooul, u-u-u-u-u, I've got a hole in my soul, u-u-u-u-u, but it's only rock 'n' roll, u-u-u-u-u, yea, it's only rock 'n'... А-а-а, бля!!! — последняя фраза относилась к Михаилу, которого я увидела обернувшись.
Мужчина спокойно сидел на стуле и, судя по всему, давно там сидел; широко улыбаясь, он помахал мне рукой:
— Привет!
В то время я уже могла слышать его, но только короткие фразы. Если он разражался длинными монологами, я могла только тупо хлопать ресницами, наблюдая за тем, как он беззвучно ходит, активно жестикулируя.
Положив руку в область бешено бьющегося сердца, тем самым заодно и прикрыв грудь, я восстанавливала дыхание, облокотившись на разделочный стол.
— Чё визжишь? — смеясь, спросил он.
— Никогда... Никогда так больше не делай! Я чуть богу душу не отдала! Ты чего тут делаешь в такую рань?!
— Неси доску.
Вернулась я на кухню с доской и в длинной футболке. Миша фыркнул и рассмеялся.
«Хе-хе, как-будто я тебя голой не видел, вот смешная! Вообще-то я часто утром прихожу, ночью тоже прихожу, я вообще часто у тебя бываю, чаще, чем ты думаешь. Ты знаешь, что на улицу ты вообще без меня не ходишь?»
— Почему?
— Что?
— Почему ты часто приходишь? Почему на улицу со мной всегда идёшь?
Миша сжал губы, нахмурился, потом коротко ответил:
— Контроль.
— Почему я? Вообще. Почему ты ходишь ко мне?
Немного подумав, он снова взялся за планшетку:
«Ну... Ты же меня любишь».
— Тебя много, кто любит. А ходишь ты ко мне. Почему?
«Я ещё к друзьям хожу, к брату, к дочке, к маме...» — стал перечислять он.
— И как в эту компанию могла затесаться я? Почему я?!
«Ну, я ещё к одной хожу, ты же знаешь», — напомнил он, имея ввиду Пифию.
— Хорошо, — я вздохнула, — Почему мы? Почему ты к нам ходишь?
«У тебя ножки красивые», — вдруг заявил Горшок.
Я смутилась:
— Спасибо. Из всех причин, какие только могут быть — это самая странная причина, появления в моей жизни Михаила Горшенёва.
«И лицо. Красивое лицо».
Я поняла, что он просто игнорирует мои вопросы и говорит то, что ему самому хочется.
Интересная черта, которую наверняка знают все его фанаты: на вопрос о планах на будущее он мог отвечать так, что после пары предложений речь его сводилась уже к анархии, религии, к чему угодно, но не к тому, о чём спросили.
«Ты, я, секс», — он широко улыбнулся.
— Ты требуешь секса, как питекантроп, — проговорила я, нахмурившись.
«Так изначально повелось. Мне тогда было лень толкать эту хуйню, вот я так и показал. Коротко и понятно. Ну, так что? Скажешь „да"?».
Немного подумав, я улыбнулась. Ну, Мишаня, держись, сейчас у тебя будет самое жестокое интервью в твоей жизни!
— Давай поговорим об этом.
Он с готовностью кивнул и улыбнулся.
— Где у тебя самая сильная эрогенная зона?
Ни на секунду не смутившись, он спокойно показал слово из трёх букв и пожал плечами, мол, это же естественно, у всех мужчин так.
— Это и так понятно, а кроме того?
«Ухо. Шея. Место от уха до низа шеи. Ещё торс. А у тебя?».
— А ты не знаешь? — я подозрительно прищурилась, — Ты же можешь слышать мои мысли.
Он не обратил внимания на этот вопрос, продолжая толкать планшетку:
«Дай угадаю. Тоже ушки?».
— Нет.
«Шея?.. Грудь, по-любому... Спинка?.. Ножки?..».
На все эти вопросы он получил ответ «нет» и заявил:
«Тогда я должен проверить сам».
Эта ситуация меня забавляла. Кто бы мог подумать, что этот человек окажется открыт для общения на такую тему? Но провоцировать, так провоцировать.
— Расскажи, какой у тебя член.
Ответ был молниеносным:
«Охуенный».
Следующие несколько минут я дико хохотала. Что ж, остроумно, ничего не скажешь.
— Меня интересует длина, толщина, форма, цвет...
Миша рассмеялся:
«Он охуительный. Красивый — пиздец».
— Прям глаз не оторвать? — я всё продолжала смеяться.
«Ни глаз, ни рта, ни рук, ни всего остального не оторвать».
— Поверю тебе на слово. Любимая поза?
«Сзади, сверху... Да похуй, любая. А у тебя?»
Я решила следовать его примеру, и проигнорировала его вопрос.
— Ты говорил, ты ласковый. В чём это заключается?
«Да во всём. Что, думаешь я зверь, да?».
— Демон, вурдалак, — перебила я его, улыбаясь.
«Прекрати, ты знаешь, что я не такой».
— Откуда бы мне знать?
«Неужели ты думаешь, что я стал бы общаться с девушкой, которая считает, что мой сценический образ — это настоящий я?».
Разговор поворачивал в другое русло. Мне было, что сказать и что спросить по этому поводу, но он наверняка стал бы снова меня посылать нахрен и ругаться, потому я уточнила:
— Так ты, значит, в постели не зверь, да?
«Смотря, что ты имеешь ввиду. Если ты думаешь, что я грубый, то это не так».
— Ласковый и нежный зверь, — тихо проговорила я, задумавшись. Что-то пошло не так. Я надеялась его смутить, а он с готовностью болтает.
«Да. Хорошее определение», — он прокомментировал мои слова о звере.
— Ты говорил, я всё почувствую. Почему? Какой ты? В смысле, какой ты во время секса визуально и тактильно? Тебя можно видеть? Чувствовать, как человека? Правда? — спросила я, в надежде, что уже заговорила ему зубы и он, потеряв бдительность, ответит.
«Да».
— Почему? Как это возможно?
«Знаешь, кто такие инкубы?».
— Ты... Демон похоти?! — я в ужасе выдохнула, — И ты реально допускаешь мысль, что я соглашусь на секс с тобой?!
«Да какой я демон?! — он явно разозлился, — Не демон я! Ты же знаешь, кто я!»
— Тогда почему ты заговорил об инкубах?
«Чтоб ты имела представление, какой я буду. Они с плотью, люди их видят и ощущают, они сами, как люди. Вот и я такой. Только жизненную энергию не забираю».
— Ладно. Я тебе верю, я знаю, что ты не можешь лгать... Я хочу тебя потрогать, — сказала я. Интересно, какой он сейчас? Выглядит, как простой человек. Какой же он на ощупь?
«Ну потрогай», — разрешил он, и я протянула руку к нему.
Повеяло теплом. Я осторожно погрузила ладонь в область груди Михаила, не ощутив никакой преграды в виде плоти, и почувствовала мощнейшую, клубящуюся горячую энергию.
Вряд ли ему это было приятно, но он терпел и ждал, когда я перестану трогать его, можно сказать, нутро, и, при этом, радостно улыбаться. Удивительно! Невероятно! Тёплая энергия Миши Горшенёва... Так вот ты какая...
— Натрогалась? — хмуро спросил он.
— Нет, но я остановлюсь, пожалуй.
— Спасибо. Скажи мне «да»? — он вернулся к волнующей его теме.
— Почему ты требуешь согласия? Ты не можешь сделать это спонтанно?
Только произнеся это вслух, я поняла, какую ошибку совершила. Что, если он примет это, как сигнал к действию?! Блин, вот я попала!
«Не приму, — услышав мои переживания, он снова положил руки на планшетку, — В моём положении это невозможно, пока я не получу твоего согласия. Только после твоего „да", я смогу рассчитывать на спонтанный секс, иначе никак, так уж у нас устроено».
— Ладно. Тогда я не скажу тебе «да», уж прости.
«Время покажет. Я знаю, тебе интересно ощутить меня во плоти», — он улыбнулся.
О, коварный! Конечно интересно!
— Это можно как-то устроить без моего согласия на секс?
Он рассмеялся:
«Хочешь и рыбку съесть, и на хуй не садиться?».
Я собралась было обидеться на грубость и сказать что-нибудь колкое в ответ, но он продолжил:
«Я могу тебя трогать».
— Я заметила, — проворчала я, вспомнив множество моментов, когда я ощущала горячие энергетические прикосновения на очень неожиданных местах своего тела.
«Нет, я имею ввиду, как человек. Сегодня убедишься, — пообещал он, даже, кажется, не предполагая возможности отказа, — Вечером, я поищу твои эрогенные зоны. Я же сказал, что хочу их проверить».
— Я не буду раздеваться, — сразу предупредила я.
«И не надо, — он тихо рассмеялся, — Доску с собой возьми на всякий случай».
— Возьму. Слушай, а почему ты всегда именно в этом облике? — меня давно мучил этот вопрос. Почему он всегда приходит ко мне такой? Стриженный, зубастый, в поре своих 2009–2010 годов? Ко мне такой, а к Пифии совсем другой: молодой, черноволосый, без передних зубов...
— Ты знаешь, ты мне нравишься длинноволосым и стройным.
«Дрищом, короче, да? Ты, дурила, любишь меня всякого. И толстого, и худого, и патлатого, и стриженного, и с зубами, и без».
— И что? Хоть бы раз пришёл в моём любимом облике!
«Ты мне ещё облик будешь выбирать?!»
— Ну да, — я улыбнулась, — Ладно. Мне пора собираться.
— Жди меня вечером, — вслух пообещал он.
Вечера я ждала с ужасом и любопытством одновременно.
За ужином я в тихую угостила его креплёным вином, а он увеличил громкость рок-радио, которую уменьшили родители, так как у них от этого, видите ли, голова болит.
«Спасибо, пупсик», — я улыбнулась, опустив лицо, чтобы перепуганная, внезапно загрохотавшим рок-н-роллом, семья не заметила.
— Да не за что, детка! — крикнул он мне в ухо.
После того, как все отправились спать, я пошла к своему любимому месту в саду.
Как и в предыдущие безоблачные ночи, я вытащила большую надувную кровать на траву, притащила себе подушку, покрывало, легла и закурила, устремив взгляд в небо с низкими крупными звёздами.
За спиной зашуршали розовые кусты.
«Соседский кот», — подумала я. Ну, а как ещё? Это не может быть мой необычный друг. Он ступает бесшумно.
Кровать прогнулась под чьим-то весом и я повернулась.
— Ку-ку, — сказал «кот», оказавшись на самом деле улыбающимся Горшком.
— Ёптимать... — я подавилась дымом, перепугавшись. Вроде и предупредил, что явится вечером, но всё равно, вышло как-то неожиданно.
Теперь он был в «охуенном» облике: волосы почти достигающие плеч, гладко-выбритое лицо, мощное тело.