Другие

Часть 10

   Господи, ну надо же было так надраться, а! Какой кошмар... Это писала не я, это писал алкоголь!
— Ага, он и писал, — Миша наигранно-убедительно покивал головой.
— Ну чего, чего ты улыбаешься?
— А что, мне плакать что ли?
Он сидит на подоконнике уже пятнадцать минут и притопывает ногой в ритм музыке, покачивая головой и улыбаясь.

***

Утро началось отлично. Мне приснился чудесный сон, я отлично себя чувствовала, замечательное настроение зашкаливало. Как только я вышла из ванной, сразу же столкнулась с донельзя бодрым «охуенным» Горшком.

— Эй, где музыка? — спросил он, — Чё я должен в тишине тут ходить?
— О, такой ты бываешь редко, — заметила я, окинув взглядом плотную фигуру, задержавшись на удлинённой стрижке, и вздохнула, — Всё-таки «кайфовый» ты круче.
— Чем это? — он двинулся за мной в комнату.
— Такой секси, — я снова вздохнула, подключая плеер к колонкам, — Что ты хочешь?
— Exploited.
— Нет, ты же знаешь.
— Тогда Sex Pistols.
— Ты издеваешься надо мной?
Ему пришлось смириться с тем, что я просто не могу, ну не могу слушать песни этих коллективов, хотя он не оставляет попыток уговорить меня. А что с ним творилось, когда я посмела сказать, что мне совершенно не нравится Сид Вишез, даже описывать страшно. Были бы у него слюни, они бы обязательно летели мне в лицо, пока он орал о том, какой это «беспезды охуенный пацан».
С музыкой нам, откровенно говоря, вообще сложно приходится. Особенно мне, так как в моём плейлисте гремучая смесь из панка, фанка, харда, джаза, рэпкора, психодела, поп-рока, клубняка и r'n'b; и терпеть некоторые эти направления Миша не может, потому усиленно борется со мной, пытаясь отучить от прослушивания музыки некоторых исполнителей.
Джаз он слушает спокойно, некоторых исполнителей рэпкора тоже хорошо воспринимает, а вот, к примеру, за поп-рок готов удавить.
— Это не поп-рок! Это галимый рокапопс! «Звери» эти твои поганые — это рокапопс, запомни!
Понятно, значит, рокапопс — это оскорбительное определение. Буду знать.
— А что такое, тогда, по-твоему, поп-рок? — как-то спросила я его.
— Beatles, например.
— Терпеть их не могу.
— Да ты офигела!
— Прилизанные сладкоголосые мальчики. Я таких не люблю. Я не понимаю, почему весь мир так от них прётся, а вот, к примеру, Beach Boys мало кто знает.
— Я знаю!
— Было б странно, если б ты не знал!
— Любой, понимаешь, да, любой Рок-н-ролл может быть поп-музыкой! — он вернулся к теме, — Поп — это что? Это «популярная» музыка, значит! Есть же популярные коллективы, играющие в стиле Рок? Есть! Значит...
— Есть, конечно, — я прыснула со смеху, — «Звери» вот например...
— Пошла нахуй со своими «Зверями»!
Господи, ну как же он смешно злится иногда, невозможно его не провоцировать.
— Бесишь меня столетиями, блять!
— Если я не буду тебя бесить, мне будет скучно, — спокойно заметила я.
— И мне, — он вздохнул.
— Вот стой и оргазмируй! Давно я тебя не бесила.
Эти вопли ещё полбеды. Когда я мыла полы на даче и из колонок вдруг заиграли Руки Вверх, он «случайно» уронил мне на голову швабру, так как я не успела вовремя переключить «этот пиздец» из-за того, что руки были мокрые. Несколько раз он выдёргивал из кармана мобильный, поющий голосом Мадонны, и бросал в траву. А однажды я заметила его в кресле прямо в очень уж несчастном состоянии; он сидел обхватив голову руками, так как на весь участок орало что-то нудное по ретро-фм, включенное родителями.
— Эй, я не при чём, это не я включила!
— Ты, блять, подпеваешь, я ж слышу, ё-моё!
— Я случайно... Иди к Пифии, раз тебе всё не нравится!
— Тот же хуй с другого боку...
Пифии действительно тоже доставалось. То попсу переключит, то вокалиста, поющего в стиле Глэм, «педрилой гламурным» обзовёт. Но Пифия с ним легко управлялась и на поводу никогда не шла; а вот мне пришлось искать компромисс.
Мои попытки «отбить» музыку некоторых исполнителей не увенчались успехом:
— Послушай, но ты ведь говорил, я точно знаю, что если, грубо говоря, на музыку «стоит», то её надо слушать, и неважно, что это за музыка...
— Это касается не тебя, — сказал, как отрезал.
— Но ты, я помню, когда я танцевала под Бьёнсе, вообще ни слова не сказал!
— Ну конечно, не сказал. Ты же раздевалась в тот момент, — Ну, да, я раздевалась в тот момент, — Там хоть под Тимати раздевайся, я... Фу, нет, с Тимати я перегнул, конечно, нахуй... А под этих попастых тёлочек, как их там...
— Бьёнсе, Шакира...
— Да, вот под них... и Лопес ещё вроде была, да? Ну похуй. Так вот, под это сколько угодно раздевайся! И диджеи у тебя в плеере тоже есть неплохие.
Чуть позже я решила «пройти по лезвию»:
— Я понимаю, что не в праве об этом говорить и вообще сравнивать... Но вот Ольга, твоя жена, она ведь слушала попсу, и ты был к ней терпелив, верно же? Не мог бы ты...
— Нет, я очень аккуратно пытался привить ей любовь к лёгкому року, — перебил он меня.
— Это ты молодец, — я вздохнула, — Но, раз уж ты так много времени проводишь со мной, не мог бы ты как-то аккуратно и со мной...
— Нет.
— Почему это?
Я, конечно, всё понимаю, но вот это не понимаю. И от его объяснений понятнее не очень-то и стало, так как он стал волноваться и чесать нос, в общем, опять «включил» неандертала. Если его длинную, путанную речь преобразовать в что-то хоть сколь-нибудь читаемое, получится вот что:
— Потому что, ей можно, понимаешь, да? Она не панк, понимаешь, да, она другая!.. А ты, ну как ты можешь, с твоими-то убеждениями?.. Ты ж по сути чистый панк! Всегда им была! Я знаю!.. Мы же с тобой на одной волне, Кошка, ну!.. И почему я должен постоянно действовать аккуратно?! Остопиздело, не хочу! Хочу прямо и напролом!.. Ты меня и так должна понять!.. И вообще, я с тобой всё время почти, где я вообще ещё музыку хорошую послушаю?.. Тебе сложно, да?..
В общем, ясно, что я, по его скромному мнению, панк и, что мне должно быть стыдно не включать то, что он просит, потому что больше ему это негде слушать.
К фанатам своим походить не пробовал? Ладно, на самом деле, я всё-таки почувствовала укол совести: он столько времени со мной проводит, а мне жалко музыку потяжелее поставить.
Но музыка Exploited и Sex Pistols — это выше моих сил.
Хорошо, что он довольно терпимо относится к моим музыкальным увлечениям; конечно, к тем, которые относятся к стилю рок-н-ролл.
Недавно я лежала на диване и слушала «Funky Monks» Red Hot Chili Peppers. Миша лежал рядом, смотрел в потолок, а я рассматривала его профиль.
— Мдаaa... — вдруг протянул он, — Такая наркотская тема, конечно...
Ладно, наркотская, так наркотская. Следом началась «Green Haven».
— О, это ваще психодел...
Потом «Walkabout».
— Охуееееть...
Я молчала, нарочно не обращая внимания на его реплики, так как, стоит только рот открыть — и всё, его не остановить, а я очень не люблю, когда говорят плохое о моей любимой музыке.
Наконец, началась моя любимая «Falling Into Grace».
— Ууу, а вот это ваще пиздец, — заявил Миша. Ему, по-моему, вообще не нужны собеседники; достаточно того, что рядом лежат чьи-то свободные уши, и у меня есть подозрение, что если бы даже лежали, в прямом смысле, одни лишь уши, без человека, его бы это нисколечко не смутило, и он продолжал бы свой монолог, пока не высказал всё, что хочется, — Под планом самое оно, бля! Под такую музыку в кайфе лежать хорошо. Ну или ходить там, похуй.
— Ну чего ты пристал?! — я не выдержала, — Хорошая же музыка!
— Да, ничего такая, — он кивнул, продолжая смотреть в потолок, — Наркотская.
— А Ведьма вот тоже любит эту музыку!
— И Ведьма наркоманка... и тыыыы... И яяяяя... — протянул он, улыбаясь.
— И Киииидис, — продолжила я ему в тон.
— Он — тем боооолеееее...
— Прекрати, я знаю, что тебе нравились RHCP.
— По ним у нас Маша фанатела, — уточнил Горшок, — А мне только их первые альбомы нравились.
— Ну нравились же, что теперь-то не так?!
— Всё так. Я ж ничё не говорю. Наркотские темы просто, вот и всё.
С его музыкой тоже всё сложно. Буквально на днях, он носился по комнате, размахивая руками:
— Нет, ну это пиздец! Ну сколько можно? Это только ты могла сделать так, чтоб меня тянуло блевать от первых же звуков моей же песни!
Я подняла указательный палец вверх, призывая его к молчанию:
— Тсс... не мешай. Тугая маска — спасение моё, и днём, и ночью я вечный...
— Да ты заебала!
— Господи, она прекрасна, — я повалилась спиной на диван, а Миша, сурово хмуря брови, навис надо мной, — Это божественная музыка, я могу её слушать часами...
— Ты и слушаешь её часами! Сколько можно, надоело!
— Тссс, ещё один раз...
Теперь он просто выключает колонки, стоит заиграть «Маске». Та же участь постигла «Кузнеца», которого я тоже заслушала, причём в виде инструментала.
— Ну шикардос же, ты сам послушай, как чудесно звучит то, что ты придумал!
Он прорычал что-то между «блин» и «блять», и вышел из комнаты.
Да, есть у меня бесявая черта, держать на репите одно и то же, пока не затошнит. Пока не затошнит всех окружающих меня людей, так как себя я до такого состояния довести просто не успеваю — не дают.
Когда ему совсем надоедает то, что я слушаю, он открывает для меня какого-нибудь нового исполнителя. Именно он познакомил меня с Ramones, Misfits, Motörhead, недавно он даже показал мне не слишком популярные песни Beatles, которые мне понравились; и ему стало быть рядом со мной легче, а мне интереснее.
Теперь у меня есть целый плейлист для него под названием «Мишенькино», и он постоянно пополняется, как только ему надоедает то, что есть.
Вот и этим утром я открыла его папку и, привычно отказавшись от нелюбимой мной музыки, предложила:
— Может Iggy Pop? Или Nirvana?
— Всё, что есть, по-очереди.
Да не вопрос, наслаждайся. Я с удивлением проводила взглядом удаляющегося на кухню Горшка. Он двигался пританцовывая, ей богу! Покачивая головой в ритм музыке, шёл своей танцующей, той самой, какую мы могли видеть иногда на концертах, такой странной, дурашливой походкой. Настроение у него сегодня таки расчудесное! Нет, конечно, под «The Passenger» Игги Попа, по-моему, многие хотят слегка пританцнуть, но вот Миху таким в реале я вижу впервые.
Я пошла за ним. Там он уже сидел на подоконнике и продолжал качать головой, улыбаясь.
Ишь ты, довольный какой... Так, кофе. Кофе и сигарета. Интернет. Мои девочки... Чтоооо?
— Твою мать, это что?!
— Где?
— Не делай вид, что ты не понимаешь, о чём я!
Нет, нет, нет, этого не может быть. Я не могла такое написать...
«Вот вам компромат, короче, а то трезвая я хуй это признаю.
В общем, я, похоже, реально его люблю. Очень люблю. И я бы его не отпустила. Ни за что. Не именно Горшка люблю. А вот его, вот этого человека. С которым я всё это время. Века. Вот его — люблю. Очень-очень. Такого, как есть. Вспыльчивого, ревнивого, порывистого мужика. Люблю просто. И всё», — Чёрт! От моего имени! В полночь! Висит вот это слюнявое дерьмо!
«Я знаю, я тебе это давно говорю :)» — Ведьма.
«Умница моя», — Пифия.
Какая я умница?! Фу! Я такие вещи не произношу! Я такие вещи даже в голове не держу! Нет, это чушь, это не я.
— Ты, — ещё шире улыбнулся Миша.
— Алкоголь, это был алкоголь... Я под этим делом всех люблю!
— Да, да, да, — сказал он с иронией, — Всех и сразу.
Надо что-то написать... Хотя бы выразить своё негодование!
«Я ХОЧУ РАЗВИДЕТЬ ЭТО КОШМАРНОЕ СООБЩЕНИЕ! МИКСЕР МНЕ В ГЛАЗА! СРОЧНО! МИКСЕР! В ОБА ГЛАЗА!» — Девочки только рассмеялись, прочитав это сообщение.
— Значит, ты меня заставил, — сказала я, подняв тяжёлый взгляд на Горшка.
— Конечно заставил, — кивнул он, — Грозился тебя съесть, если не напишешь.
— Наверняка так и было!
Миша беззвучно спустился с подоконника и пружинистыми шагами отошёл в другую сторону; встал, оперевшись на разделочный стол, и насмешливо взглянул на меня:
— Это уже после поцелуя было, тебя чувства переполняли.
— П-после... чего?!
— Совсем память отшибло? — он изобразил сострадание, — Это не сон был, дурила.
Чёрт, как?! Нет, я всё помню, но я была уверена, что это сон! Хороший такой, приятный сон, который, после всего случившегося, выдало моё подсознание, а не поход в параллель и уж тем более не реал!
— Как это могло вообще произойти, блин... — я обхватила голову руками. Сны ведь — это такая вещь, там всякое может случиться. Но на яву! Блин!
— Ну, я же вчера был... — Горшок улыбнулся и передразнил мой тон, — «Такой секси», вот мы и...
Я шокированно молчала. Он ждал хоть какой-то реакции и, не дождавшись, вдруг сказал, глядя куда-то мимо меня:
— Я вообще-то целоваться не люблю, — он немного помолчал и добавил уже посмотрев мне в глаза, — Если только во время секса
Я икнула. А вот этого я не помню. Совсем. Я всё-таки сказала «да»?! Ёлы-палы, это ж надо! Терпеть столько времени, душить своё любопытство, перешагнуть свой страх, сказать «да», и нихера, нихера не запомнить!
Горшок громко расхохотался, откинув голову назад:
— Да не было ничего, успокойся, ха-ха-ха! Видела бы ты своё лицо! Обещаю, это ты обязательно запомнишь.
— Поцелуя тоже не было? — даже не знаю, какой ответ я хотела услышать: положительный или отрицательный.
— Нет, поцелуй был.
— Зачем, если ты это не любишь?!
— Ты же любишь, — он пожал плечами, — Нет, ну я не то чтобы прям не люблю, ммм... — он взглянул вверх, будто в поисках подсказки, как ему лучше сформулировать свою мысль, — Нууу, просто я давно не в том возрасте, чтобы бессмысленно сосаться, понимаешь, да?
— Понимаю, да, — я кивнула с мрачным видом, — Тебе пятьсот лет.
— Вообще чуть больше, но давай остановимся на сорока, — он улыбнулся, — Так вот, поцелуй для меня, не как для тебя, понимаешь, да, ну, типа, «прикольно так, язычки да слюнки», понимаешь, да? Для меня это выражение чувств. А я, знаешь, ласковый, но в таких чувствах довольно скрытный... Я потому и не очень настаивал с этим, потому что тебе это просто прикольно, а мне...
Сказал он всё это без малейшего намёка на укор, выдал реальный факт — да, для меня это прикольно, «слюнки да язычки», как он выразился; однако, как-то стрёмно осознавать, что ты куда более легкомысленна в этом плане, чем вот этот вот разгильдяй.
— Да нормально всё, не напрягайся! — чувствует, что я немного расстроена, — Что тут плохого-то? Ты такая, я немного другой. Зато я трахаться бездумно могу.
Он вновь подошёл к окну, опёрся руками на подоконник и стал смотреть, что делается на улице.
— Ну, я, конечно, не отказывался от поцелуев с девчатами, но, это такие, «пустые» поцелуи, понимаешь...
— ...Да, — сказали мы одновременно.
Нет, ночью был не «пустой» поцелуй, я точно знаю.
Он действительно прежде не настаивал на этом контакте, разве что, в шутку, а я его шутки поддерживала.
— Ну? Поцелуешь меня? — спрашивал он, лукаво улыбаясь, в те редкие моменты его состояния во плоти, — Ну трахаться же ты не хочешь, хоть пососёмся!
Я, почему-то смущаясь и краснея, отмахивалась:
— Вот придёшь в том образе, который я люблю, и пососёмся!
— Ты меня любого должна хотеть!
— А мне беззубого поцеловать интересно!
— Пока такого не поцелуешь — хрен тебе!
— Да и пожалуйста, очень надо!
Он хватал меня за бока, как бы заигрывая и дурачась, крепко обнимал, оставлял засос на шее, хватал за задницу и грудь, целовал лицо и руки, гладил бедра... и всё. И на этом всё.
Во мне даже проснулся азарт: кто у кого в итоге пойдёт на поводу? Казалось бы, можно и возликовать — ночью-то он беззубый был, как я хотела! Но почему-то не хочется...
— Ну и ещё причина есть... — вдруг добавил он, продолжая смотреть в окно, — Мне от долгих поцелуев сильно секса хочется, а ты мне этого не даёшь, — и рассмеялся, повернувшись ко мне.
— Сдаётся мне, что это и есть основная причина твоего нежелания целоваться!
Он рассмеялся ещё громче, довольный тем, что смог меня так озадачить; сел на стул и лукаво посмотрел мне в глаза:
— Ну? Как тебе «беззубый» поцелуй? Также, как и ожидала?
Ох и странно же это было, скажу я вам.
Этой ночью его энергетические прикосновения вдруг, в какой-то момент, превратились в физические. Я была так пьяна, находилась в такой эйфории, что даже удивляться не стала тому, как резко это произошло: превратились и превратились — это же хорошо!
К слову, эйфория эта была будто бы искусственной: остатком созерцания прошлого воплощения, откуда я, видимо, и прихватила это странное ощущение.
Думаю, это оно виновно в том, что мой уставший, сонный, пьяный мозг попутал такой важный момент со сновидением.
Переполненная необъяснимой нежностью к этому человеку, я пыталась сфокусировать взгляд, чтобы его образ перестал двоиться.
— Моя Кооошенька, — говорил он протяжно, поглаживая мою щёку, и я, чувствуя жар исходящий от тыльной стороны его ладони, готова была разрыдаться от досады, что чувствую один лишь энергетический жар, а не его кожу, тёплую и сухую кожу Мишкиной руки.
— Блин, я хочу тебя обнять, — протянула я.
Эта фраза часто звучит из моих уст в последнее время, однако, когда он решает сделаться твёрдым, я иду на попятную: эти «фокусы» серьёзно изматывают его. Несколько часов во плоти — и он пропадает на сутки-трое, в попытках восстановиться. Трое суток без него — это тяжело для меня. К тому же, он сам не хочет часто оставлять меня на такой срок без защиты — сложные времена сейчас у Других, но об этом я расскажу как-нибудь потом.
Есть у меня возможность его обнимать: для этого нужно войти в определённое состояние. Только объятия эти будут энергетическими. Он их ощутит, а я опять почувствую один лишь жар.
— Ну обними, — он улыбнулся, — Ты знаешь, как.
— Нет! Я так не хочу! Я хочу чувствовать твоё тело, твой запах, твою кожу, твои мышцы под ней, понимаешь ты или нет?! Я хочу нормально, по-человечески, а не «По-Другому», тебя обнимать! Какого чёрта ты потерял тело?!
— Ты же знаешь...
— Да, я помню твой ответ! «Просто я ебанутый»! От этого нифига не легче!
Да, возможно, это выглядит, как эгоистичные капризы маленькой девочки, но, признаюсь, такие вещи я говорю часто. Раз в несколько дней стабильно наступает тот момент, когда мне становится просто невыносимо тянуть к нему руку и проникать ею насквозь. А не тянуть — не получается, это неосознанный жест желания к нему прикоснуться.
Миша потянулся к моей шее, слегка прихватил её пальцами, и я, полностью расслабившись, так как уже просто устала напрягаться за весь этот сумасшедший день, не сразу заметила, что чувствую жар кожи его ладони, а не энергии.
Очередной порыв обнять его был неконтролируемым, так что, я совершенно не подумала о том, что завтра, то есть уже сегодня, он может не прийти. Я обхватывала его шею руками, с силой прижимаясь к его телу, и несколько раз вдохнула горьковатый запах его кожи, уткнувшись носом в его шею, пытаясь поймать даже тот момент, как пряди его путанных волос щекотят моё лицо.
Он крепко прижал меня к себе и шумно выдохнул. Ощутив его дыхание, я не совсем внятно проговорила ему в шею, то ли вопросительно, то ли утвердительно:
— Ты больше не попытаешься уйти.
— Я хотел, как лучше, я...
— Не уйдёшь.
— Не уйду, — это он сказал уже глядя в мои пьяные, но строгие и одновременно счастливые глаза; отстранив мою голову от своей шеи.

И тогда он меня поцеловал. И нет, это не было так красиво, как в кино, когда герои, медленно приближаясь друг к другу, бросают взгляды то в глаза, то на губы партнёра.
Он прихватил мой затылок, притянул к себе и резко, внезапно, без всяких игр глазами, прижался своими тёплыми, сухими губами к моим, при этом уколов меня щетиной, а я, ощутив во рту его язык, кстати, довольно длинный, случайно укусила его. Он шумно дышал, крепко прижимал меня к себе, перекрывая дыхание, а я, запустив пальцы в его волосы, нечаянно потянула спутанную прядь.
Отсутствие передних зубов не оправдало моих надежд. Честно говоря, мне казалось, что от этого поцелуй покажется технически гораздо нежнее, чем поцелуй с кем-то зубастым, но, мой язык нащупал не дёсны, а торчащие в них обломки резцов. Да, этот момент я не учла.
Но это был чудесный поцелуй. И пусть мои губы покраснели, опухли и болят от его жёсткой щетины, но это был не «пустой», бездумный и механический, а насыщенный тёплыми чувствами, сильнейшими эмоциями, поцелуй.
Это длилось минут пятнадцать, мы прикусывали, поочередно подсасывая губы и языки друг друга, и остановились также резко, как начали, оставив влажной всю кожу вокруг ртов; а потом я, видимо, написала вот это сопливое сообщение и уснула. Наверное поэтому он смог восстановиться довольно быстро, всего за восемь часов. Боюсь, если бы мы целовались дольше хоть на минуту, то под моё тихое «да», полетели бы в разные стороны шмотки.
Я подкусила нижнюю губу и подняла взгляд на ожидающего ответа Горшка.
— Болят? — спросил он, не дождавшись.
— Болят, — я радостно улыбнулась.
— Я не хотел...
Балбес, как же ты не поймёшь, что это здорово, что они болят, что я хочу, чтоб они сейчас болели от этого!
— Не жалеешь?
— Никогда не пожалею. Это были самые классные «язычки да слюнки», Мишка.
И он улыбнулся.