Выхода нет. Наверное.

7. Bonus. После...

  Чимин сидит на деревянном крыльце и с лёгким безразличием смотрит на образовавшуюся лужу, по которой тарабанит дождь. Небо как обычно серое и тяжёлое, а солнца совсем не видно за тучами, но Чимин давно привык к этому. Ему повезло, что он видит хоть какое-то солнце. Многие в метро считали солнце мифом. С началом осени и без того искалеченная полумёртвая природа начала впадать в летаргический сон. В последний раз на улице было достаточно светло около четырёх месяцев назад. Сейчас же вокруг почти постоянно царят сумерки. По приблизительным подсчётам протекающие дни принадлежат началу октября. Чимин с тоской смотрит на голые ветви покорёженных деревьев и зябко ёжится, сильнее кутаясь в тёплую дутую куртку с глубоким капюшоном, скрывающим голову от швыряемой ветром воды.

Он попал в метро ребёнком, но всё-таки помнит часть своего детства на поверхности. Тогда тоже была осень, но она была другой. Солнечной, яркой, живой и счастливой. Чимин помнит, как носился по парку и собирал для матери букеты из разноцветных кленовых листьев. Помнит запах её духов, свежих, сладковатых, заставляющий желать уткнуться в шею и дышать, дышать, дышать, наполняя лёгкие родным и знакомым. Помнит её глаза. Такие красивые и необычные, светло-карие с тёмным ободком и янтарными прожилками. Просто чудо для кореянки, ведь у них у всех в целом глаза тёмно-карие, почти чёрные. Но у мамы были другие, и Чимин сравнивал их с цветами осени, примешивая туда же кремовое пальто, мягкие кашемировые перчатки и ярко-красный вязаный шарф. Мама была красивой, очень красивой, и Чимин жмурится, стараясь прогнать дурные воспоминания, сменившие светлые.

Не получается. Чимин осматривает каменную дорожку, постепенно покрывающуюся всё большим количеством луж, и переводит взгляд на крепкие ворота, закрытые изнутри на засов. Там, снаружи, эти ворота покрыты глубокими царапинами, оставленными диким зверьём, что рыщет вокруг по ночам. Чимин вспоминает жуткий вой и снова ёжится, но уже не от холода. Мысли о диких псах сменяются мыслями о диких крысах в туннелях метро. И диких людях.

Чимин старательно отпихивает мерзкие воспоминания, но не может просто стереть их из памяти, и под зажмуренными веками с покрывшимися влагой ресницами проносятся жуткие события. Его мама с синяком на скуле, и трое мужчин, зажимающих её в тёмном туннеле. Сам маленький Чимин, пошедший на её поиски и кинувшийся на помощь, за что получил затрещину и отлетел в сторону, больно ударяясь головой о стену. Беспомощный глупый ребёнок. Он ничего не мог сделать, лишь слушал мольбы его матери «не трогать сына» и полными ужаса глазами смотрел на то, как один из мужчин расстёгивает ширинку. Он тогда закричал. Громко, визгливо, во всю силу голосовых связок. Наверное, за это ему вновь прилетело бы, ведь на шум пришли бы остальные мужчины, адекватные и взявшие на себя защиту женщин, стариков и детей, но несостоявшиеся насильники не успели ничего сделать.

Крысы.

Огромная толпа крыс серой массой показалась из глубины туннеля. Злобные, пищащие, клацающие когтями по железным путям, они приближались с невероятной скоростью. Мать лишь успела крикнуть полное паники «беги, малыш!». И Чимин побежал. Подальше от писка и скрежета, подальше от воплей ужаса. Подальше от начавшего расплываться в воздухе тяжёлого запаха крови. Его сразу заметили, как только мальчик ворвался на платформу, весь в слезах и с изодранными ладонями. Когда люди узнали о том, что к ним мчатся крысы, то тут же кинулись разводить огонь, чтобы отпугнуть мерзких тварей. Да только крысы так и не появились, выбрав, вероятно, другое направление. А в туннель тот Чимин мужчин отвёл. И до сих пор в кошмарах порой является мёртвая мать, изъеденная, изодранная, с пустыми поблёкшими глазами, некогда лучащимися любовью к нему, Чимину, и пара мерзких жирных крыс, покрытых кровью и ошмётками кожи, выбегающих из-под юбки её платья.

- Я сам могу позаботиться о себе!

- Юнги!

- Закрой рот и отвали от меня, Хосок!

Дверь дома хлопает с грохотом. Чимин спешно вытирает набежавшие слёзы и чуть испуганно смотрит на пылающего гневом Юнги, зыркнувшего на него так, что захотелось провалиться сквозь стылую землю. Мин же вглядывается в покрасневшие влажные глаза и шумно выдыхает, нервно растирает лицо ладонями и садится рядом, негромко ругаясь от холода сырой древесины, начавшей морозить его зад.

- Мне нужен пуховик, чтобы можно было завернуться в него гусеницей по самые пятки, - ворчит парень, и Чимин слабо улыбается.

Все тоскливые и болезненные мысли и воспоминания разом притихают. Парень окидывает взглядом Юнги, убеждаясь, что тот достаточно тепло одет, и переводит взгляд на верхушки деревьев, растущих по ту сторону забора.

Они нашли этот домик не так давно, но сразу прижились, решив остаться. Причин тому было много. Во-первых, сохранившиеся стеклопакеты. Все дома, которые они находили до этого, зияли дырами пустых окон, и жить в них было опасно как для жизни, так и для здоровья. Во-вторых, достаточно большой камин в гостиной. В-третьих, бегущая по трубам вода. Холодная, правда, но за домом имелась небольшая пристройка, и парни живо организовали там что-то вроде бани. Электричества не было, как в подвале Юнги, погребённом под окончательно рухнувшей многоэтажкой, но его без проблем заменили свечи и огонь очага. Разумеется, в доме было грязно и пыльно, многое пришлось выбрасывать или чинить, а что-то просушивать. Ещё больше мороки было с починкой протекающей крыши и лестницами, ведущими на второй этаж. Зато в подвале было пусть и пыльно, зато сухо. Парни живо организовали там склад для самых необходимых вещей и оружия.

- Чонгук с ТэТэ ещё не возвращались? - спрашивает Юнги, вглядываясь в темнеющее небо, и Чимин отрицательно качает головой и вновь смотрит на ворота.

Это, пожалуй, было самой сложной частью. Дом был огорожен остатками низкого некогда милого заборчика наверняка белого цвета, и это парням совсем не подходило, чтобы чувствовать себя в безопасности и не опасаться того, что из-за угла собственного дома на них может кинуться какая-нибудь тварь. Пришлось ставить и забор, и ворота самостоятельно. Можно было бы и калиткой обойтись, но Хосок нашёл в пригороде чудом уцелевшую машину, пусть и изрядно помятую, а Юнги смог её починить и заставить ездить. С бензином пока что проблем не было, но оставлять машину снаружи никому не хотелось, поэтому поставили во дворе и сделали ворота. Забор получился хорошим, высоким и крепким, благодаря спиленным деревьям лесопарка, на краю которого находился дом. После сделали каменную дорожку, чтобы не утопать в грязи, и прибрались на территории, выкидывая весь хлам прочь. Вполне себе милая лужайка перед домом получилась, чистая и опрятная. Жаль, что на ней никогда не зацветут цветы.

- Уже поздно. Я пойду, поищу их.

Юнги решительно поднимается на ноги, и Чимин тут же подрывается следом. Мин окидывает его недовольным взглядом и явно готовится выплеснуть долю нерастраченного недовольства ещё и на голову Пака, но парень мягко касается его запястья и заглядывает в глаза, поджимая губы. Юнги недовольно хмурится, а после фыркает, вырывает руку и кивает на ворота. Чимин тут же улыбается и идёт за ним, на ходу проверяя, на месте ли пистолет, пристроенный в кармане куртки.

Ужиться всем вместе оказалось сложнее, чем Чимин думал. В смысле, он ведь помнит, что Юнги, Чонгук с ТэТэ и Хосок долгое время жили вместе в одном помещении. Неужели они и тогда так сильно собачились по пустякам и не только? Чонгук как-то сказал, что всё было тихо и мирно, никто никого не задирал и не доставал. Чимин из-за этого совершенно не понимал, что происходит, пока не стал свидетелем неприятного разговора, состоявшегося между Юнги и Хосоком на повышенных тонах.

- Ты не можешь запрещать мне делать то, что я хочу. Ты мне не нянька, Хосок. Я вполне себе взрослый самостоятельный человек, способный лично принимать решения относительно своих действий.

- Я ничего тебе не запрещаю, Юнги. Прекрати передёргивать. Ты прекрасно знаешь, о чём я волнуюсь. Эти твои вылазки в одиночестве в такую даль, и ты постоянно забываешь дома оружие! Ты когда себя в последний раз в зеркало видел? Тощий скелет. Разве что ветром не сдувает. Что ты будешь делать один в случае опасности?

- Просто заткнись, Чон Хосок, или я тебе врежу! Я жил один задолго до того, как ты впервые нос высунул на поверхность. Со своими костями я был намного смелее, чем ты со своими мышцами. И я всегда беру с собой оружие, но таскать грёбаный арсенал за плечами не намерен! И да, я выбираюсь один, потому что конкретно от тебя одни лишь проблемы, запреты и раздражающие нудения. Я не обязан тебя слушаться и не обязан тебе отчитываться. У нас здесь свобода выбора и личности, а не ваш грёбаный культ лидера и его прихвостней. Что хочу, то и буду делать. Ты мне не указ.

Вот, что услышал в тот день Чимин. И не был уверен, на чьей стороне оказался бы, спроси кто-то его мнение. Чимин действительно беспокоился за Юнги, когда тот исчезал. Конечно, Чонгук с ТэТэ давали ему фору, исчезая по двадцать раз за день, но то шумная сумасбродная парочка, а это Юнги. Не слабый, нет, и брёвна наравне со всеми таскал во время постройки «крепостной стены», но действительно субтильный и очень худой. Если его повалят на землю, то без труда задушат или загрызут. Чимин не считал, что Юнги не сможет постоять за себя в случае чего, но тоже не хотел, чтобы тот выбирался один. Они ещё плохо исследовали местность, и из леса постоянно выбирались одичалые, а порой и мутировавшие животные. Все они были настроены крайне недружелюбно, и Чимин нервно трясся каждый раз, когда не обнаруживал машину во дворе на её законном месте.

- Знаешь, тебе стоит быть помягче с Хосоком, - осторожно начинает Чимин и гулко сглатывает, выставляя перед собой ладони, когда Юнги одаривает его вспыхнувшим злостью взглядом. - Тише, тише. Я не собираюсь читать тебе лекцию или что-то типа того, хён. Я просто... Я понимаю его. Не совсем, но понимаю. Он всегда заботился о других и привык это делать - опекать. Хосок-хён очень добрый человек, заботливый и внимательный, готовый всегда выслушать и помочь. Просто мы жили так, что поведение вне стен метро вбивалось в голову гвоздями. Или ты слушаешься, или подводишь товарищей. При особо хреновом раскладе умираешь. Мы все помним о том, что ты долгое время был один и не имел особых проблем со своим одиночеством в одичалом мире, но это ведь не совсем так, верно? С тобой был Тэ, и он защищал тебя.

Юнги фыркает и отводит взгляд. Да, Тэ действительно защищал его. Пришлось рассказать об этом, когда Хосок собирался Чонгука вместе с неугомонным блондином запереть в подвале, лишь бы не сбегали никуда, заставляя его сходить с ума от беспокойства. Тогда-то Юнги и рассказал о том, что в присутствии Тэ им нечего бояться. Во-первых, все дикие твари опасались неведомого существа с чёрными глазами, превосходящего их по силе и разуму. Во-вторых, ТэТэ умеет быть очень быстрым, вёртким и сильным. Очень сильным. Настолько, что может зажать воющей бешеной псине туловище коленями и ляжками и оторвать голову. Руками. Без малейших усилий. Когда Юнги рассказал о том, что так когда-то Тэ спас ему жизнь, в комнате повисло молчание. Все шокировано смотрели на Тэ огромными глазами, а тот мурчал и ластился к изумлённому Чонгуку, притираясь лбом к плечу. Да уж. Вот где точно скрыты черти.

- Это не имеет ни малейшего отношения к тому, что он пытается обвешать меня маячками и заставить вести журнал с отлучками под дату, время и подпись.

- Просто пойди ему навстречу. Пожалуйста, хён. И не только ему. Когда я просыпаюсь и вижу, что тебя нет, то тоже начинаю волноваться. Я потерял всех, Юнги-хён. Маму в раннем детстве и друзей с приятелями. После я потерял Чонгука и Хосока, жил долгое время один, и никто, совершенно никто не обращал на меня внимания. У всех были свои заботы и проблемы. А потом я снова встретился с вами, и вы приняли меня, будто не было всего того дерьма, что я натворил в прошлом. Вы стали для меня семьёй, и даже Тэ теперь мне близок. Я не хочу потерять никого из вас, но твоё поведение... Поехать в город вместе с кем-то не слабость и не проявление трусости, хён. Уж поверь тому, кто в душе самый настоящий жалкий трус.

Юнги растерянно смотрит на разоткровенничавшегося младшего и останавливается. Чимин чувствует, как пылают щёки, и хочет отвернуться, но Юнги не позволяет. Подходит ближе, обхватывает замёрзшее лицо такими же ледяными ладонями и заглядывает в глаза.

- Не говори так, Чимин. Ты ничего такого не натворил в прошлом, и ты смелый, очень смелый человек. Ты отбросил прошлое и свои предрассудки, не побоялся идти туда, куда изначально идти было страшно. Ты помог ТэТэ, когда он пытался вытащить нас из-под завала, хотя мог застрелить его, мог испугаться и просто сбежать. Но ты остался. Ты всем нам жизнь спас, и мы тебе обязаны. Поэтому не смей думать, что ты какой-то неправильный и ненужный, что ты виноват в чём-то или...

- Но это так, - прерывает его Чимин и мягко накрывает чужие ладони своими, не намного более тёплыми. - Я трус. Мы живём в этом доме уже достаточно давно и обустроили его так, что он стал нашей крепостью. И всё равно я не могу не проверить десять раз все засовы и замки, всё равно с наступлением ночи прислушиваюсь к каждому шороху и сжимаюсь в комок в постели, когда слышу вой за окном. Мне страшно, постоянно страшно. За себя страшно, за вас и из-за непонятного будущего, в котором наверняка поджидает множество проблем. Я не расстаюсь с оружием ни на секунду и никак не могу расслабиться. А прошлое... В прошлом я натворил достаточно. Начиная с самого детства я только и делал, что подставлял других.

Юнги смотрит непонимающе, хмурится и склоняет голову к плечу. Но не отпускает. Не отпускает, не отходит, не отшатывается, давая понять, что желает выслушать всё до самого конца. И Чимин сдаётся. Поникает плечами, подаётся вперёд и прижимает чужие ладони плотнее к щекам, жмурясь и стыдясь своей слабости, ненавидя себя за то, что вообще раскрыл рот. А теперь ему нужно рассказать неприглядную правду, и Чимин боится этого, потому что не хочет видеть отвращение или презрение в глазах Юнги. Тот для него как божество, как пример для подражания, как идеал. Хилый внешне, но такой сильный духом. Умный, хитрый, расчётливый, готовый к самым неожиданным ситуациям. Храбрый. Чимин тоже хочет быть таким. Очень хочет. Вот только по натуре трус. Трус, из-за которого часто страдали другие.

- Моя мама погибла из-за меня, - шепчет парень, не открывая глаз, чтобы не видеть эмоций Юнги. - Я обиделся на неё, уставшую после общих работ, не желающую играть со мной, и сбежал в туннели. Она бросилась искать меня и попала в лапы ублюдкам, решившим с ней поразвлечься. Только они не успели, потому что в туннеле появились крысы. Я сумел сбежать, а они нет. Их сожрали живьём, Юнги-хён. Этих ублюдков и мою мать. А ещё был щенок. Не знаю, откуда он появился, когда и кто его принёс, где достали маленький ласковый клубок шерсти, но мы с Чонгуком его очень полюбили. Чонгук даже слишком сильно. Он до сих пор не знает, что это я, не желая соблюдать режим, сбежал в туннель, чтобы поиграть в героя и спасителя. Щенок увязался за мной, а потом куда-то пропал. Я не видел его в темноте, но слышал его жалобный вой. Наверное, он побежал за крысой и оказался загнан в ловушку. Эти твари поумнее человека будут. То, что от него осталось, спустя неделю нашли постовые, пошедшие на мерзкий запах гниения. Чонгук рыдал несколько ночей подряд и отказывался верить, что маленького пушистого друга нет рядом. И я не смог рассказать ему правду, признать свою тупость и свою вину, ошибку, потому что был трусом уже тогда. А после?

Голос Чимина срывается, и он чувствует, как намокают ресницы. А ещё, как Юнги подходит вплотную и крепко его обнимает. Уткнувшись ему лицом в плечо, сдерживая всхлипы и жалкие подвывания, рвущиеся из груди из-за вновь раздирающей боли и презрения к самому себе, Чимин хватается за Юнги, как утопающий за соломинку, сжимает его почти до боли, чувствуя нервную дрожь в пальцах.

- Наши вылазки после того, как Хосок ушёл из отряда. Намджун был в ярости и устроил мне допрос с пристрастием. Не знаю, каким чудом я смог соврать ему, что понятия не имею, что происходит, но это мой единственный хороший поступок. Намджун под конец совсем с катушек слетел со своим контролем даже обычных вздохов. Зато решил со своей паранойей приставить мне напарника. И этот напарник погиб из-за меня. Ты ведь помнишь, как я ранил Тэ, верно? Мне иногда это снится, и я просыпаюсь с болью в груди и захлёстывающей меня с головой виной. А тогда я боялся. Банально боялся, потому что знал, что вы можете оказаться где-то поблизости. Нам стрелять было велено при малейшем шорохе, но я не мог. А если бы этот шорох издавал Чонгук, Хосок или ты и Тэ? Я боялся ранить вас. Я боялся вас убить. И это стоило моему напарнику жизни, потому что я не отреагировал на шорох и не выстрелил. Зато выскочившая на нас псина не медлила. Хотя вряд ли это была просто собака. Возможно, одичалый волк. Я не знаю точно. Что я знаю, так это то, что тварь успела перегрызть горло моему товарищу, а после кинулась на меня. Её пристрелил Сокджин, появившийся буквально из ниоткуда. А я даже автомат в трясущихся руках удержать не смог. И сейчас, в эту самую минуту, я тоже боюсь...

Чимин отстраняется и растирает слёзы по щекам, а после нервно улыбается и неопределённо поводит рукой, указывая на лес вокруг и всё ещё избегая взгляда безмолвного Юнги.

- Посмотри, где мы. Это лесопарк. И здесь наверняка огромное количество одичалого зверья. Ближе к границе достаточно открытая местность, но там, в глубине, заросли и бурьян, кусты едва ли не выше роста человека. Там таится опасность, хён, и там же постоянно шляются ТэТэ с Чонгуком. Я боюсь за них. За Чонгука, у которого могут не вовремя кончиться патроны. За Тэ, который не сможет одновременно бороться с напавшей стаей и одновременно защищать Чонгука. Что будет с нами и с Тэ, если Чонгук умрёт? Я боюсь представить, что будет с Чонгуком, если погибнет Тэ. Но они так беспечно ведут себя, постоянно сбегают, и я злюсь, и волнуюсь, и тоже хочу запереть их в доме, как хочет этого Хосок. А мы? Мы сейчас идём их искать и тоже подвергаемся опасности. Мы ничего не сделаем, если на нас нападёт стая одичалых тварей, и в то же время я боюсь браться за оружие, потому что уже однажды причинил боль Тэ. Что, если я выстрелю на шорох, а это будет наше черноглазое недоразумение или Чонгук? Что, если я опять причиню им боль или, господи боже, убью? Как я буду с этим жить потом? Как я смогу оставаться с вами? Как...

Чужие ладони на щеках заставляют замолчать, подавившись словами и подступающей истерикой. Юнги ничего не говорит, лишь смотрит. Прижимается вплотную, удерживая ладонями за лицо, прижимается лбом ко лбу и смотрит, смотрит, смотрит в самую душу. Глаза у Юнги красивые. Не такие, как у матери Чимина, но тоже завораживающие, чарующие. Чимин замолкает, замирает, деревенея, а Юнги облако пара выдыхает ему в губы и прикрывает глаза, чуть притираясь лбом ко лбу, и это так необычно, так смущающе и почти интимно, что Чимин чувствует, как горят кончики ушей и нагреваются под чужими холодными ладонями щёки.

- Стоит ли мне переубеждать тебя, Чимин? - негромко спрашивает Юнги, и тёплые выдохи касаются губ. - Стоит ли мне говорить, что сначала ты был маленьким глупым напуганным ребёнком, а после одиноким напуганным подростком без друзей, семьи и поддержки? Стоит ли говорить, что все эти вещи вполне логичны, что они могли произойти с каждым и, возможно, произошли? Стоит ли мне заверять тебя, что ты ни в чём не виноват, если ты всё равно не поверишь мне? Однако, это так. Ты не виноват, Чимин. Ты не выбирал такую жизнь, и не все люди рождаются храбрецами. Думаешь, я решил покинуть метро из храбрости? Я ушёл, чтобы умереть и трусливо сбежать от этой жуткой жизни, превратившейся в существование. А Чонгук? Думаешь, он смелый? Он ушёл из метро лишь потому, что было куда уйти. Потому что он боялся убивать. Потому что он боялся провести всю жизнь взаперти, когда душа желала свободы. А Хосок? Он рассказывал мне о том, что порой вытворял Намджун, и о своих мыслях и желаниях возразить и предложить другие пути решения проблем, наказания и всего прочего. Но разве он открыл рот и что-то сказал? Нет. Думаешь, он ушёл бы из метро, если бы не было уверенности в том, что безопасное место и поддержка есть? Нет. Он был бы послушным псом Намджуна до самой смерти. Скорее всего, не столь отдалённой с учётом замашек вашего домашнего тирана. ТэТэ тоже боится. За нас боится и за Чонгука, а в прошлом боялся людей с оружием. Хотя сейчас, и это очень хорошо, тоже боится. Надеюсь, это убережёт его от опасности в случае чего. Он ведь очень наивный, поэтому и сунулся к Чонгуку, а после и к тебе. Он встретил меня, доброго и заботливого, и решил, что все мы такие. Да, Чонгука он спас, но ты его ранил. Хосок хотел его убить. Намджун убил бы без промедления. И пусть все мы трусы, пусть все совершили свои ошибки и из-за этого понесли потери, разве ты не видишь, к чему в итоге привела наша трусость?

Юнги немного отстраняется и перехватывает чужой взволнованный взгляд, тепло улыбается и повторным жестом Чимина указывает на лес вокруг.

- Посмотри, где мы. Мы в лесопарке, да, но мы ищем Тэ и Чонгука, чтобы позвать их домой. Домой, где Хосок опять будет занудствовать, но накормит нас невероятно вкусной похлёбкой, неизвестно, как и из чего вообще сваренной. После мы все соберёмся у камина, и Хоуп будет читать нам свои нелюбимые книжки про зомби, направо и налево плюясь саркастичными замечаниями, а ТэТэ будет мельтешить между нами в попытке получить ласку от всех и сразу. Чонгук обязательно будет дуться и так глупо по-детски ревновать, я укутаюсь в плед, а ты будешь привычно сидеть возле самого огня, предаваясь наверняка тоскливым мыслям и воспоминаниям под гул ветра за окном и вой дикого зверья, но на твоих губах всё равно будет улыбка, потому что ты больше не один. И никто из нас больше не один. Мы все вместе и мы семья.

Юнги смотрит с такой заботой и нежностью, с таким пониманием и желанием поддержать и утешить, что Чимина всё-таки прорывает. И он впервые не стыдится своей слабости, своих слёз и подвываний, будто сам дикий зверь. Юнги крепко обнимает его, поглаживая по голове, перебирая жёсткие пряди сухих волос, не скрытых больше слетевшим из-за ветра капюшоном, и Чимин вновь обнимает его, прижимаясь как можно ближе и чувствуя, что впервые за долгое время ненавистный груз памяти на плечах становится легче, намного легче.

- Ой...

Негромкий вскрик в стороне, и Чимин с Юнги одновременно поворачиваются. Пылающий щеками Чонгук смотрит на них огромными глазами и удерживает рвущегося к ним любопытного Тэ. Тот на фоне Чонгука, одетого в тёплую куртку, грубые джинсы и ботинки на толстой подошве, выглядит лесной феей в своём тонком свитере и лёгких штанах. И босиком. Чимин ёжится. От одного взгляда на улыбающегося блондина становится ещё холоднее.

- А... А что вы тут... - неловко начинает Чонгук и не договаривает.

Его щёки становятся ещё краснее, а взгляд робеет, и Чимин вдруг понимает, в какой неоднозначной ситуации младший застал их с Юнги. Изнутри топит смущением, и Пак нервно прочищает горло и делает шаг в сторону, нехотя, но разрывая греющие и такие необходимые объятия. Юнги слабо ему улыбается, а после грозно хмурится и тычет пальцем в тут же сжавшегося младшего.

- Чон Чонгук! Вы должны были быть дома ещё час назад. Почему вы вечно заставляете меня волноваться? Я посажу вас на цепь, слышишь? Будете жить в будке во дворе на привязи!

Чонгук виновато опускает взгляд и поникает. Чувствующий грядущие проблемы Тэ жмётся к Чону и тоже выглядит максимально виноватым. Чимин же отворачивается, чтобы скрыть улыбку. Юнги бесится из-за того, что его пытаются контролировать, но в такие вот моменты сам ведёт себя похлеще Хосока, хотя совершенно не замечает этого. Вот уж кто точно с радостью создал бы журнал с отлучками под дату, время и подпись.

- Нам пора возвращаться, - негромко напоминает он, обрывая наполненную праведным гневом речь Юнги, как только вдалеке слышится вой.

ТэТэ тут же начинает суетиться и подгонять их в сторону дома, постоянно оборачиваясь назад и пристальным взглядом сканируя местность. Но опасность ещё далеко, поэтому они благополучно добираются до дома. Чимин заходит последним и тщательно запирает ворота на замки и засовы, подпирает для верности балкой и только после направляется к дому. Хосок встречает их прямо на пороге и смотрит так, что понуряет голову даже Юнги. Ладно, хорошо, им стоило предупредить о том, что они идут искать Тэ и Чонгука.

- Я буду оставлять вас без еды, - припечатывает Хосок и вскидывает подбородок, скрещивая руки на груди. - Да, точно. Это идеальное наказание. Как только вы будете подыхать от голода, сразу станете шёлковыми и послушными. Всего-то дня три или четыре, и я перестану обзаводиться каждый день новой прядкой седых волос.

Юнги явно хочет съязвить, но Чимин успевает зажать ему рот ладонью. Чонгук же смотрит этим своим жалобным взглядом, от которого у Хосока дёргается глаз, а после он и вовсе сдаётся, когда на него с невнятным мурчанием и объятиями налетает ТэТэ, прекрасно осознающий в последнее время, как все реагируют на его подлизывания. Хосок сначала не двигается, показывая, какой он кремень, а после выдыхает и мягко треплет Тэ по волосам. Но в дом не пускает, приказывая Чонгуку сначала отмыть эту хрюшку. Чонгук радостно кивает, хватает Тэ за запястье и утягивает за собой. Чимин уже знает, что эта парочка зависнет в купальне со своими нежностями надолго, а потому лишь надеется, что Хосок не заставит их дожидаться возвращения бессовестных и позволит поесть.

Вечер для всех заканчивается тихо и мирно, несмотря на начавшийся дождь и вой ветра и дикого зверья за окном. После довольно сытного ужина все располагаются в гостиной, кроме Чонгука и Тэ, задержавшихся в бане. Хосок берёт в руки книгу «Я - легенда» и впервые за прошедшее время не растрачивается на гадкие комментарии, а читает вслух немного взволнованно и увлечённо. Юнги кутается в громадный плед гусеницей, зажимает в ладонях кружку с горячим чаем и не позволяет Чимину устроиться у камина, затаскивая его к себе на диван и прижимаясь к боку. Смущённый его вниманием Чимин сначала чувствует себя неловко, да и Хосок смотрит на них удивлённо, но после расслабляется, подбирает под себя ноги и приобнимает дремлющего пригревшегося Юнги за плечи. Где-то в купальне в это время Чонгук прогревает воздух, разжигая построенную Хосоком и Юнги небольшую печку, греет воду, а после раздевается и залезает в большую деревянную грубо сколоченную ванну, тут же оказываясь в объятиях Тэ. Раскрасневшийся разморённый теплом блондин льнёт к нему, напрашиваясь на ласку, и Чонгук крепко обнимает его, даря лёгкие сухие поцелуи в губы и тычась носом в розовые щёки с мыслями о том, как он счастлив.

К полуночи все начинают разбредаться по своим комнатам. Хосок, позёвывая и желая всем спокойной ночи, удаляется к себе, оставляя книгу на столике и пребывая в крайне задумчивом настроении. Юнги отказывается покидать диван и заявляет, что может поспать и в гостиной. В это время Чонгук и Тэ просачиваются в дом, и Чимин тут же отправляет их на кухню, чтобы поели, а сам накидывает куртку и выходит на улицу, чтобы в очередной раз следуя своей паранойе обойти по периметру территорию, убедиться, что забор везде цел, а после проверить запертые ворота, за которыми слышны чьи-то передвижения. К тому времени, как Чимин возвращается в дом, намертво запирая входную дверь, Чонгук и ТэТэ хихикают уже где-то наверху в комнате первого, а пламя в камине угасает. Чимин смотрит на спящего Юнги и ворошит угли, подкидывая дров, чтобы старшему было тепло во сне.

- Не уходи...

Чимин замирает, так и не опустив ногу на первую ступень лестницы, и разворачивается. Юнги смотрит на него, сонно хлопая глазами, и приподнимает край пледа.

- Ты всё равно не сможешь уснуть один. Теперь я понимаю, из-за чего у тебя такие синяки под глазами. Если не будешь высыпаться, станешь вялым и невнимательным. Это может аукнуться нам всем, так что иди сюда. Вдвоём спокойнее и безопаснее. И теплее.

Чимин задумывается лишь на секунду, а после подходит ближе, кидает куртку на кресло и забирается под тёплый плед, сразу же оказываясь в кольце согревшихся крепких рук. Юнги тычется лбом в плечо, совсем не волнуется по поводу присутствия кого-то рядом и почти сразу же вновь засыпает. Чимин думает, что просто не сможет уснуть, потому что странно, непривычно и смущающе, но вскоре пригревается и задрёмывает.

Ему снится яркая, красочная, живая осень и парк, засаженный клёнами. Чимин вручает букет из собранных листьев ТэТэ, и тот кидает их в воздух, заворожено следя чёрными глазами за кружащимися в воздухе красными и оранжевыми листьями. На лавочке неподалёку сидят Чонгук, Хосок и Юнги. Чонгук с нежностью смотрит на игривого Тэ, начавшего швыряться в Чимина сухими прогретыми солнцем листьями. Юнги ворчит, что кофе в его стаканчике чёрный и невкусный, и что надо было брать капучино. Хосок же с головой ушёл в сюжет очередного фэнтези.

Чимин видит и себя и друзей будто со стороны. Улыбается, слыша смех и переговоры, отводит взгляд и смотрит на ярко-голубое небо, щурясь из-за яркого солнца. Ему дышится легко и свободно. Чимин верит, что отныне ему будут сниться лишь подобные красочные сны.

|End|