Погадай на моих костях

Не поддавайся видениям

  — Вы прибыли в очень мрачные места. Говорят, этот лес проклятый.
Тучный старик с густыми усами и бородой в видавшем виды сюртуке прошёлся по зале трактира, заложив одну руку за спину. В другой кубок с вином.
Снаружи небольшого каменного домика в ближайшей к Хойя-Бачу деревушке уже густел вечер. Внизу собрались немногочисленные постояльцы: пожилая дама в сопровождении то ли дочери, то ли сиделки, хрупкого юного создания, братья Антонеску с Элен и этот самый старик.
Усиленно делая вид, что погружена в чтение Библии, дама бросала в сторону обоих братьев подозрительные взгляды. Старик же разговорился со Стефаном об их планах, пришлось уклончиво отвечать, что дальше их дорога лежит через лес.
— И чем же он проклят? — подал голос Драгош из глубокого кресла у камина.
Он словно пытался впитать в себя всё тепло трескучего горячего пламени, кутался в свой необъятный шарф и пил терпкий грог, но в голосе скользнуло привычное любопытство.
Одним глотком осушив кубок, старик остановился у маленького окошка и посмотрел на тихую улочку, вглядываясь в сумерки.
— Там пропадают люди. Заходят в лес... и не выходят обратно. Никогда.
— Какой ужас! — воскликнула дама, осеняя себя крестом и бормоча молитву.
Девушка рядом в блёклом сером платье явно выглядела чуть более заинтересованной.
— Это ещё что! — живо обернулся старик, довольный вниманием к своим рассказам. — Хуже, когда с ума сходят. Помню, пару лет назад был случай. Паренёк забежал за отбившейся овцой, а вернулся спустя неделю. Весь седой, трясущийся от ужаса и совершенно безумный.
Занятый записями в дневнике, Стефан слушал такие байки вполуха под скрип пера по бумаге.
Путевые заметки помогали успокоить мысли, сосредоточиться и подумать о том, что делать дальше.
Дорога заняла куда больше времени, чем они думали. Последние два дня лил дождь, как из ведра, все дороги превратились в жидкую грязь, в которых вязли тяжёлые кареты, а иногда и лошади.
Из всей их компании ругался только Симон. Драгош отчаянно пытался вспомнить, что же толкнуло его тогда в Хойя-Бачу, какая история или открытие. Элен же сносила дорожные тяготы, как ни в чём не бывало.
Стефан давно с ней не виделся, и в те часы, когда не приходилось мёрзнуть в грязи на стылом мартовском ветру, он с удовольствием беседовал с кузиной.
Сейчас это была их последняя остановка, дальше только на лошадях. Ни один кучер, даже Симон, не соглашался везти их под своды деревьев проклятого леса, о котором ходило столько тайн и легенд.
Ещё днём, когда они добрались до мрачного каменного домика, оплетенного красноватым плющом, Элен сказала, что дальше не поедет.
— Я не уверен, что оставлять тебя здесь одну достаточно безопасно, — разумно заметил Стефан, оглядывая сомнительное полутёмное заведение с огарками свечей на простых деревянных столах.
Хотя всё выглядело опрятно и аккуратно, а немолодая уже хозяйка с морщинками в уголках глаз и доброй улыбкой подала прекрасный обед.
— Чушь! Я вполне могу о себе позаботиться.
— Но я не понимаю, почему ты хотела ехать с нами?
Тогда он почувствовал себя едва ли не идиотом под прямым взглядом Элен.
— Вы должны разобраться с этим одни. Это только ваше дело. Лес меня может просто не принять или растворить. Но я зажгу огни, чтобы вы нашли дорогу назад.
— Мы увидим их издалека, — кивнул до того молчавший Драгош, вяло ковыряясь вилкой в тушеной свинине. — Только не меньше трёх. А лучше семь.
— Конечно.
Стефан недоуменно посмотрел на обоих, явно теряя нить беседы. К тому же, за всю поездку брат говорил так мало, что каждая фраза казалась удивительным событием.
Элен, прекрасная даже в тёмно-синем дорожном платье, улыбнулась Драгошу и, как показалось Стефану, едва заметно подмигнула.
Тем же вечером он по заведенной традиции осмотрел Драгоша. Брат всё ещё был слаб, а сердце пропускало удары всё чаще и чаще. Барахлило, как испорченный механизм часов.
А то, что появилось тогда на сеансе у Элен, тщательно пряталось внутри.
Но чем ближе лес Хойя-Бачу, тем беспокойнее и нервознее становился Драгош. На вынужденных остановках часто отходил подальше от кареты и вглядывался в нечто, видимое только ему.
Однажды вечером посреди туманного и зыбкого нигде и на очередном постоялом дворе, Драгош признался, что голоса слишком назойливые.
— Они тянут куда-то, — шепнул он, когда оба пытались уснуть, ворочаясь на жёстких матрасах под шорох дождя за стенами дома. — А их истории... совсем не чёткие. Я не могу почувствовать ни одну из них.
— А как твои воспоминания?
— Иногда мне кажется, что их воруют призраки, чтобы почувствовать себя более живыми.
Стефану определенно не нравился лес Хойя-Бачу, о котором до этого он только слышал сплошные небылицы.
Постоялые дворы на их долгом пути не оказались исключением.
Стоило кому-то прознать, что компания из трёх молодых людей направляется в места, окутанные кровавыми историями, в самое сердце Трансильвании, как сразу начинались охи, вздохи и напутствия.
Кто-то говорил про осиновые колья, другие про святую воду и обязательно нательный крест. Но ни одного проверенного метода, конечно. Люди или возвращались в полном порядке, или не спасали никакие молитвы и обереги.
Закончив с дневником, Стефан закрыл его, задержав пальцы на мягкой коже обложки и прислушиваясь к стуку сердца брата. Медленному и неохотному, но живому.
За эти несколько дней призраки мало беспокоили их обоих. Возможно, здесь их и нет. Или все прячутся в глубинах леса и местных кладбищах.
Тем страннее прозвучал возглас Драгоша:
— Не садитесь в это кресло!
Хрупкая девушка тут же замерла, схватившись руками за мягкую и слегка вытертую спинку. Повисла напряженная и гулкая тишина, а все взоры устремились на странного молодого человека, подавшегося сейчас вперёд.
— О, позвольте узнать, почему?
— Оно занято старухой, которая замёрзла много лет назад лютой зимой. И теперь постоянно греется у огня.
Изящно поднявшись с диванчика в углу, где она читала книгу, Элен привлекла внимание на себя:
— Мой кузен всего лишь шутит. Такие развлечения популярны среди наших знакомых, к тому же, мы ведь и правда направляемся в таинственный Хойя-Бачу. Впрочем, почему бы не устроить вечер историй о призраках?
Стефан заметил, как дёрнулся от этих слов Драгош, крепче сжав деревянную кружку с грогом. Дама строго позвала к себе свою спутницу, скользнувшую к ней спугнутым олененком. Старик тут же припомнил какой-то случай с проклятым портретом и обязательной историей про его жертвы.
Правда, вскоре все разморились от подогретого вина, горячих обсуждений про правдивость таких историй и позднего времени. Даже Элен поднялась к себе, пожелав братьям спокойной ночи перед долгой дорогой.
Оставшись наедине с Драгошем, Стефан подошёл к нему и положил руку на плечо, передавая свою уверенность в нём.
— Драгош, я знаю, что это не шутки. Я верю. И Элен тоже.
— Всё в порядке.
— Нет. Я знаю, что нет. Просто многие другие не поверят, даже если сунуть им призрака прямо под нос.
— Там и правда сидела старуха. И ей было очень холодно. Я бы предложил ей свой шарф, но она быстро исчезла.
Стефан ни на секунду не усомнился в словах брата. Однажды тот притащил на кладбище скрипку и совершенно отвратительно сыграл для какой-то заблудшей души, чтобы та обрела покой.
К сожалению, куда чаще призраки требовали чего-то более... кровавого.
А ещё Стефан помнил, как в детстве к ним в гости приезжали друзья родителей, кажется, отец даже вёл с ними дела. Тогда оба брата обрадовались компании пухлого светловолосого мальчика, так похожего на херувима (так сказала матушка).
Тогда Драгош тоже увидел какую-то мутную фигуру в старом зеркале в гостиной и тут же рассказал Стефану.
Мальчик-херувим рассмеялся на такую глупость и со всей прямотой заявил, что Драгош — или фантазёр, или безумец.
Стефан тогда узнал, что костяшки пальцев болят, если ими ударить кого-то в нос.
Для вида огорченный поведением сыновей отец даже провёл небольшую лекцию о мирных путях разрешения конфликтов, во время которой Драгош прятал улыбку за изучением носков ботинок. Стефан сдержанно молчал, бросая предупреждающие взгляды в сторону мальчика-херувима.
Но стоило гостям покинуть гостиную на прогулку по саду, как мама обронила, что нет ничего страшнее предрассудков и ограниченности сознания. Зеркало она велела убрать на чердак и занавесить тканью. На всякий случай. А про мальчика потом говорили, что он жаловался, что по ночам ему чудится что-то в окне. Драгош ухмылялся при этих словах.
— Знаешь, не все призраки вредят, — Драгош поднялся из кресла, с благодарностью опираясь на брата. Поморщился и потёр рукой грудину от неприятной боли. — А другие просто не знают, как сказать, чего хотят. Они забывают, как это — быть живым. Быть человеком.
— Но ты же не призрак.
— Я забываю. Куда больше, чем ты думаешь. Вчера утром я не смог вспомнить, как тебя зовут. Помнил, что «ст...». И всё.
Стефану показалось, что потолок стал ниже, а вся комната сжалась до них двоих. До тёмного взгляда, серьёзного и понимающего. Он не представлял свой мир без брата, это просто не укладывалось в голове.
Хойя-Бачу — уже завтра они будут там. И Стефан знал, что обнажит себя до самой души, если понадобится справиться с чем-то внутри брата.
— Почему ты не сказал?
— А разве с этим что-то можно сделать?
— Мне это важно, Драгош! Важно знать, что с тобой происходит! Я не готов тебя потерять.
Стефан схватил кочергу и резко поворошил тлеющие угли в камине. Яркие искры посыпались на мягкий ковёр и тут же гасли.
Возможно, также тухнут души. Погасшие фитильки свечей с дымчатым следом, тающим в воздухе тонкой струйкой.
— Смотри, я передумаю и стану призраком. Буду приходить к тебе по вечерам и рассказывать байки.
— Не смешно, знаешь ли.
— Тогда страшные байки!
Стефан обернулся на улыбающегося брата. Наверное, именно в тот момент он понял, что для Драгоша не так страшен сам переход за грань. В конце концов, он чувствовал энергетику смерти едва ли не с самого детства.
И чем дальше, тем больше становился похож на призрака.
— Я сыграю тебе на скрипке в таком случае, — пробурчал Стефан, вспоминая тот случай на кладбище и жуткую пронзительную мелодию из-за ограды.
— Эх, вот что надо было взять с собой в лес! Ладно, пойду спать. Выдвигаемся после завтрака.
Оставшись в полном одиночестве, Стефан уселся в пресловутое кресло и снова открыл свои записи о состоянии Драгоша для «клинической картины медицинского случая», как любил говорить старенький профессор в немецком институте.
Так вот — клиническая картина никак не выходила.
К тому же, его преследовало ощущение, что сам слабеет с каждым днём. То лёгкое головокружение, то вдруг накатившая слабость, то тошнота. Неприятный набор симптомов на пороге проклятого леса.
Всё равно не так страшно, как потеря памяти Драгоша.
Допив уже остывшее вино со специями, Стефан отправился спать.

Истошный крик ужаса разрезал ночь.
В одних штанах и распахнутой рубашке Стефан рванулся в узкий тёмный коридор, ощущая панику Драгоша, как липкие прикосновения по коже. Словно тоже была его частью.
Брат сидел на коленях на кровати, распахнутыми глазами глядя за маленькое мутное окошко. В руках дрожал огарок свечи с метущимся огоньком. Прежде, чем Стефан и выбежавшая из своей комнаты Элен успели что-то сделать, Драгош вскочил, заметался по комнате в поисках своей сумки.
Он рассыпал лихорадочными движениями крупную соль вдоль подоконника, вокруг кровати и у порога, не обращая никакого внимания на ошарашенных брата с кузиной.
Бормотал что-то себе под нос, и вряд ли в этих словах было хоть что-то от благочестивой молитвы. Стефан тихонько позвал его по имени, делая шаг вперёд, но Драгош замер, приложив палец к губам. И какая-то безумная улыбка скользнула по губам.
— Они чуют нас.
— О чём ты? — мягко спросила Элен, выступая вперёд. Она сама была, как призрак, в белой ночной рубашке с распущенными тёмными волосами.
Такие фигуры в окнах старинных заброшенных особняков пугают любопытных гостей.
— Призраки. Их здесь много, они толпятся вокруг вас, а вы даже не чувствуете.
Сердце Стефана словно пронзил осиновый кол, так популярный в местных землях. Он мог различить, когда Драгош говорил о призраках... и зачатки безумия в глубине зрачков.
Драгош закончил с солью, которая теперь блестела в слабом лунном свете, и достал какой-то пучок трав. Потрескивая и тлея над огоньком свечи, он пах чем-то сладким и терпким.
— Не бойтесь, призраки вас не потревожат, — шепнул Драгош, тёмные волосы слиплись от пота, пальцы нервно выводили вокруг них широкие круги, от запаха трав хотелось чихать.
Элен крепко сжала руку Стефана и потянула за собой в коридор, вынуждая выйти из комнаты и плотно закрыть дверь. Остальные постояльцы, если и выглядывали на шум и крик, то уже скрылись снова внутри своих комнат.
Стефан не сразу понял, что на несколько мгновений просто перестал дышать. Упёрся рукой в стену, собираясь с мыслями.
— Ты же знаешь, что это был не Драгош, правда?
Элен выглядела спокойной, но то и дело бросала взгляд на закрытую дверь в комнату кузена. Оттуда даже в коридор вытягивало густым запахом трав.
— А что? Что с ним происходит? Кого мы видели на сеансе у тебя в доме?
— Нечто, что закралось внутрь него. Какой-то... дух, вытягивающий жизнь.
— И что теперь с ним делать, а? Вырезать скальпелем?
Злость давила изнутри, выжимая остальные эмоции. Стефан вдруг почувствовал себя уставшим и пустым. Бесполезным. Прикрыв глаза, как часто это делал в минуты отчаяния, он потянулся к привычному стуку сердца Драгоша.
И не услышал ничего. Абсолютная тишина.
— Драгош!
Рванувшись обратно в комнату, Стефан едва не выломал дверь плечом и замер на пороге.
В распахнутое окно втекал холодный ночной воздух, везде на полу смазанные полосы соли и разбросанные веточки трав и сухоцветов, среди которых без сознания лежал мертвенно-бледный Драгош.
Сейчас никаких призраков — Стефан бы почувствовал их присутствие рядом.
Отрешившись и заперев на несколько минут чувства под замок, он опустился перед братом на колени, проверяя пульс.
Не брат.
Перед ним просто пациент, которому стало плохо в душной комнате от недостатка воздуха. Закатав рукава широкой рубахи, Стефан велел Элен принести его саквояж, таз с водой и заодно загасить «проклятые травы».
Он обратился к своему дару, что ощущался едва ощутимым теплом под кожей. Провёл кончиками пальцев по лицу Драгоша, по его рёбрам под тонкой тканью шёлковой рубашки, по предплечьям, нащупывая точку нарушения жизненной энергии.
Ему почудилось, как нечто вязкое и тёмное обхватило запястья и рвануло вниз в бездну. Оно наверняка пряталось до этого слишком надёжно так, что Стефан ни разу не ощутил при осмотре брата.
Стефан вспомнил кладбище Сигишоары — тогда ему удалось прожечь даром жизни бестелесного призрака. И пустил сейчас весь свой дар внутрь Драгоша, как и тогда.
Его дёрнуло острой и горячей болью, на ладонях выступила кровь.
Но липкое и вязкое распалось и отпустило.
Стефан тяжело осел на дощатый пол с рассыпанной солью, тупо глядя на брата.
Он не был похож на живого, скорее, на призрака на грани перехода из одного состояния в другое.
Элен торопливо вернулась в комнату с саквояжем и сказала, что разбудила служанку, чтобы та набрала и нагрела воды, скоро принесёт.
— Хорошо. Мне понадобится целый таз и много тряпок.
— Что ты будешь делать?
Стефан ответил не сразу. Стряхнув со штанов налипшую крупную соль, прошёл к окну, чтобы закрыть его.
— Врачевать. И тебе лучше уйти. Это только между мной и Драгошем.
— Стефан! Я могу помочь!
— Нет.
Под окнами лентами стелилась дымка тумана, будто поземка. С грохотом окно закрылось. Стефан принялся раскладывать медицинские инструменты на маленьком столике около кровати, размеренно и аккуратно. Он не знал, что сейчас в глазах Элен выглядел едва ли не так же пугающе, как порой Драгош со своими ритуалами с мертвецами.
Стефан помнил те ночи, когда брат возвращался со своих прогулок ослабленный, прижимающий руку с порезами к груди.
— Я снял проклятие с той шкатулки. Дух больше не будет никому мстить.
Когда Элен наконец вышла, недовольно хлопнув дверью, а явно испуганная служанка принесла медный таз с подогретой водой и ворох тряпок, Стефан достал скальпель и медленно рассек руку от запястья до локтя так глубоко, как мог себе позволить.
Кровь стекала струйками в воду, окрашивая её в жертвенный тёмно-бордовый.
Стефан присел у кровати Драгоша, занеся скальпель и над его тонкой рукой.
Кровь Антонеску всегда влекла призраков — куда чаще, чем того хотелось бы кому-то из них, питала их и отгоняла. И теперь Стефан мешал свою кровь с кровью брата и поил его разбавленной водой с привкусом металла. Отдавал всю свою энергию жизни, которая текла в его крови.
Сердце Драгоша снова билось, медленно и неохотно.
Обработав порезы и прибрав всё в комнате, Стефан вернулся к себе и уснул раньше, чем голова коснулась подушки.

— Мы заблудились.
Драгош слишком резко дёрнул поводья, вызвав недовольное фырканье Призрака. Копыта их лошадей терялись в густом желтовато-сером тумане, стелящемся по земле.
Никаких звуков, даже голоса среди искривленных деревьев звучали приглушенно и тихо.
— Как можно заблудиться там, где нет дорог? — устало спросил Стефан, оглядываясь по сторонам и похлопывая свою лошадь по тёплой шее.
Драгош пожал плечами.
При въезде в лес дорога всё-таки была. Даже достаточно широкая для кареты или двух всадников. Но вскоре она превратилась в узкую тропку среди зарослей кустарника и низких изогнутых арками деревьев.
Здесь не слышно карканья воронья, птиц или иных звуков, только какие-то неясные шепотки на границе сознания.
Драгош не помнил ничего о событиях прошлой ночи с того момента, как ушёл спать. Тем удивительнее было проснуться утром с мерзким привкусом крови во рту и рассыпанной солью по всей комнате.
Паутинка холода внутри разрослась и забирала всё больше сил. Встревоженная Элен даже предложила утром никуда не ездить, но оба были непреклонны. У них просто не было другого выхода.
Хойя-Бачу хранил много тайн. И смертей. Мерно покачиваясь в седле в ритме неторопливого шага Призрака, Драгош прикрыл глаза, пропуская через себя энергию смерти, ощущая, как она проходит сквозь него и будоражит кровь.
...мой ребёнок! я отнесла его в лес, он был так голоден...
...моя битва никогда не кончится. Мой меч так тяжёл. Я так устал.
...где я? Кто я? Почему так холодно?
Драгош сильнее стиснул поводья, отгоняя назойливые голоса. Но призраки и мертвецы уже ощутили рядом того, кто может их слышать. Среди голых ветвей, в сером и тусклом свете дня мелькали полупрозрачные фигуры. Ближе и ближе.
Где-то вдалеке двое детишек в одинаковых нарядах гонялись за белёсым мотыльком. Драгош слышал их заливистый смех. На мгновение замерли и посмотрели прямо на него пустыми провалами глазниц... и синхронно побежали дальше.
Возможно, этого ничего нет, только силуэты, обманчивые и странные, сотканные из тумана и воображения.
Это было место потерянных душ и злых мыслей. Иллюзий и мутных огоньков, которые так легко принять за маяк дома или оставшейся за спиной трактира.
Лес дышал и тянул в чащу лентой зеленоватого свечения, притягательного и мерцающего.
— Какой план? — раздался голос Стефана. Едва слышный и тихий, словно его скрадывал не туман, а призраки вокруг.
— Провести ритуал по призыву духа.
— Где?
— Когда мы приедем к нужному месту, я пойму. Но скоро.
Ответ звучал странно и немного безумно, но для Стефана его было достаточно.
Здесь Драгош ощущал себя одновременно на своём месте и всё-таки неуютно. Как за той самой границей дозволенного, которую он уже однажды перешагнул. Назойливые мысли лезли внутрь — оглянись, всмотрись, забирайся глубже.
Голова трещала от боли и суетливых голосов, которые теперь сливались в какую-то мешанину. Но Драгош твёрдо знал — ещё немного дороги, и они будут на месте.
Лошади нервничали, всхрапывали и пятились так, что пришлось спешиться и вести их в поводу. Даже заговора Стефана оказались бесполезны.
Наконец Драгош вывел Призрака на маленькую полянку с поваленным с одной стороны деревом и несколькими трухлявыми пнями.
— Здесь.
— Чем мне помочь?
— Я не знаю, что это будет и чем обернётся. Так что главное, не поддавайся видениям.
Обычно для вызова мёртвого духа Драгош использовал что-то принадлежащее ему — или проделывал такой ритуал на самой могиле.
Сейчас он сам стал чем-то для духа. Но всё-таки положил на пень старый и любимый череп.
Ветер несколько раз гасил три толстые и увесистые свечи на пне, но Драгош был упрямее. Справившись с ними и дождавшись ровного пламени, он достал флягу с заранее заготовленным напитком, настоянного три цикла луны на корне полыни.
Горький и терпкий, с вяжущим вкусом на языке. Половину Драгош вылил прямо на землю вокруг пня со свечами, как дар мертвецам. Где-то вдалеке послышался странный звук, то ли вой, то ли стон. Сейчас неважно — Драгош тянулся мыслями к тому, что было внутри.
И оно откликнулось — почти сразу, как дремавший до поры-времени зверь на зов хозяина.
Неявная фигура без лица, от неё веяло холодом и мраком, таким, от чего сжималась сама душа от прикосновения к этому созданию.
Драгош покачнулся на ватных ногах и вцепился руками в пень, опираясь на него. Перед глазами всё плыло, а сердце жгло холодом. Он знал — все призраки Хойя-Бачу сейчас тянутся сюда.
— Что ты? — хрипло обратился он к фигуре, которая забирала его дыхание, слова и воспоминания.
Твоя смерть. Голос ударил в голову, сжимая её в тиски.
— Ты убьёшь меня?
Ты и так почти мёртв. Я заберу то, что по праву моё.
— Почему?
Однажды ты уже был здесь, среди нас. Ты говорил с нами, шептался с нами. Ушёл слишком глубоко за границу жизни.
— Я вернулся...
Он заблудился тогда — и терял себя. Драгош вспоминал истории призраков, бесконечные, требовательные. Мир гас перед глазами, растворялся среди тумана и мерцающих огней.
Тебя вернули. Жизнь. Но ты — смерть. Я — смерть. Твой собственный дух. Остаток твоего посмертия.
Драгош с ужасом посмотрел на фигуру, которая витала перед ним.
На часть своей души, которая умерла тогда в путешествии по Хойя-Бачу в поисках ответов о границах жизни и смерти. О том, что ждёт за порогом.
Призраки звали его всё это время, как своего. Ему уже не надо быть живым.
Но почему он всё ещё жив?
— Стефан!
Смех отдался гулом в голове, перед глазами плясали противные огоньки, не давая разглядеть ничего толком. Он не видел Стефана, не ощущал его рядом с собой.
Только внезапное одиночество среди леса мертвецов и гула голосов.
Жизнь вытянула тебя обратно. Вернула — но ты связан с ней. Ты пьёшь жизнь, чтобы быть живым. Ты убиваешь собственного брата.
— Стефа-а-ан!
Покорись. Обрети покой. Или так и будешь тянуть жизнь. Смерти не место рядом с живыми.
Драгош стиснул зубы, ощущая, как с каждым шагом у него становится всё меньше вдохов и выдохов, как сердце затухает. Его касались призраки, он ощущал под пальцами бестелесные ладошки детей, чувствовал рядом дыхание усталого рыцаря.
— Ст...
Ничего нет. Драгош хватал ртом воздух, пытаясь выговорить слова, которых нет. Слепо шарил пальцами, не сразу понимая, что роет ногтями сырую землю.
Где-то неистово ржали кони.
Ты уже один из нас.
Так просто и легко — умереть. Почти, как сон. Шаг в небытие и тишину без голосов, ноющего сердца и постоянного холода. Ведь ничего больше не будет.
Всё это время он жил благодаря брату с того дня на кладбище Сигишоары и возвращения благодаря его сделке с призраками. Но призраки всегда требуют свою плату.
Они не получат ещё и его брата.
Только ещё один последний вздох...
Сердце Драгоша остановилось.