Hey, Brother

You Make Me Strong.

Чем дальше ты отдаляешь от меня - тем ближе я хочу быть к тебе.
В.Уэйт

"Он падает в пропасть. Я хочу падать с ним, держа его за руку, чтобы он не чувствовал себя одиноким."

"Какого черта?" — первая мысль, которая пришла Гарри в голову после пробуждения. Он чувствовал себя хуже, чем просто отвратительно: рана на лице саднила, во рту суше, чем в пустыне, и голова болит. Гарри потянулся к телефону на тумбочке, чтобы посмотреть время. На экране черного смартфона высвечивается 1:00 p.m. Уже обед, а он все еще валяется тут. Парень поплелся в ванную комнату, попутно захватив с тумбочки бутылку воды и осушив ее до половины. Прохладная вода помогала прийти в себя и почувствовать себя человеком, а не живым мертвецом. Он вспоминает вчерашний вечер: выпивка, люди повсюду, еще больше выпивки, круг, Хэнк и его глупый поцелуй, состояние Луи. Это кажется уже таким привычным, что Томлинсон срывается и делает очередную глупость, а он просто идет и смывает с себя обиду, боль и злобу, и прощает его. Потому что нельзя по-другому.

Гарри понимает, что Томлинсон ревнует, это нравилось ему до того момента, как он сам физически не почувствовал ревность. Это было не самое лучшее чувство. Обида, беспомощность и жалость к себе навалились на его похмельный мозг, не давая ясно думать. Он понимал, что сам виноват: Луи не контролирует свой гнев, а Гарри сам спровоцировал его. Но Томмо ударил его на глазах у десятков человек, никто даже не понял, за что. Братская ревность? Гарри надеется, что все просто подумали, что Луи так заботится о младшем брате, потому что иначе это смотрелось не очень понятно.

Стайлс отключил воду и, обернувшись в мягкое полотенце, пошел в комнату. Тут был странный беспорядок, будто Луи хозяйничал здесь пару дней и устроил такой же хаос, как и в своей комнате. Стоп. Гарри не успел подумать об этом, как всё в его больной голове выстроилось в цепочку. Он ложился спать в одежде на застеленную кровать, а проснулся без одежды и накрытый пледом из шкафа. Луи был здесь. Точно. Парень опустился на кровать и тяжело вздохнул. Гарри просто пялился в одну точку, ему было хреново. Нужно записать в дневник и, может быть, чуть полегчает, это обычно работает. Согласившись со своей собственной идеей, он бросил взгляд на тумбочку. Его нет. Гарри быстро огляделся и не нашел его. Он судорожно поднялся и начал искать заветный блокнот. Откинув плед, парень заметил свою драгоценную копилку мыслей. Он уже представил свой позор, если бы эта вещь потерялась посреди большой вечеринки и кто-нибудь прочитал его записи. Гарри лег животом на постель и пролистал все до конца. Его ожидало что-то интересное. 

Глаза бегали по строчкам, написанными Луи снова и снова, вникая в каждое слово, каждую букву, запятую. В своей голове он читал этот текст голосом Луи: "Кажется, я люблю его". Он перечитывал это сотни раз, и миллион эмоций противостояли друг другу в его голове. Все смешалось в одно большое противоречие. "Кажется, я люблю его". Эти слова перевернули все. Он протер глаза в надежде прочесть что-то иное, но те же слова оставались на тех же строках, это не глюк, это реальность. Гарри и так знал, что Луи любит его, но теперь и сам Томлинсон признался себе, и это все приобретало больший, совершенно новый смысл. Он любит Гарри, это официально для них обоих. Это стало таким реальным, что Гарри стало страшно. Он сомневался во всем, и его сомнения мог разрушить только Луи. Ему нужно подтверждение, ему нужно знать, что его парень не передумал и не пожалел о своих словах. Он пойдет и разберется прямо сейчас.


— Пусти меня, Зейн, — уже в сотый раз Гарри просил Малика запустить его к Луи. 

— Он в душе, — не менее настойчиво говорил Зейн, прикрывая дверь. 

— Черт, Зейн, я имею право, — оттягивая ручку двери, сказал Стайлс, — он мой парень. Он мой брат, черт тебя подери.

— Гарри, ты определись уже, кто ты ему, а потом приходи.

— Пусти меня и мы сами определимся, — настаивал кудрявый.

— Зейн, пропусти его, — раздался за дверью голос Томлинсона, тихий и уставший.

Малик удивленно оглянулся назад. Луи стоял в домашних штанах и майке, мешки под глазами, высохшие губы, нездоровый, бледный вид, но по сравнению с тем, что было, душ привел его хоть в какой-то порядок. Малик приоткрыл дверь, пропуская вперед перевозбужденного Гарри, и тяжелая дверь закрылась за Зейном, оставляя парней наедине. Стайлс бросил дневник на кровать и оглядел Луи с ног до головы. Он был так зол на него, но в то же время ему так жалко этого парня. На мгновение он решил, что опять простит Луи просто так, но потом вспомнил вчерашний вечер, и сомнения отпали напрочь.

— Гарри, — позвал Томмо, будто боясь его.

— Я пришел поговорить, — начал он, — но для начала мне нужно сделать кое-что.

Гарри, до сих пор сдерживающий себя, с размаху ударил Луи прямо в живот. Это произошло так неожиданно для обоих, что они не сразу осознали, что происходит. Луи скрутился пополам, придерживая место удара и зажмуриваясь от боли. Парень посмотрел на Гарри и не поверил своим глазам. Он только что ударил его. Стайлс отпрянул и начал ходить от стенке к стенке, пока Луи пребывал в шоке и пытался выпрямиться. Он тяжело дышал, но потихоньку приходил в себя.

— Никогда, — сказал он указывая пальцем на Луи, — ты... Больше никогда не смей трогать меня. Даже если я был неправ, я был пьян, а ты унизил меня на глазах у всех, — это был просто фонтан эмоций. — Я клянусь, что в следующий раз, когда ты тронешь меня, ты пожалеешь, — Луи стало интересно, как этот разъяренный ребенок собирается заставить его жалеть. Хотя, учитывая то, что он только что ударил его, не такой уж и ребенок стоит перед ним. — Психопат, блять, ты хоть понимаешь, как нелепо это выглядело со стороны? А что с Хэнком? Вдруг он решит написать заявление в полицию? У тебя мозги хоть иногда работают? 

Гарри мог еще долго разглагольствовать, но Луи уже почти ничего не слушал. Ему хотелось заткнуть Гарри, но ударить его во время речи, в которой он в грубой форме просит его не делать этого, Томлинсон не мог. Он схватил Гарри за плечи и впился в его незатыкающийся рот. На секунду ему показалось, что парень отвечает на его поцелуй, но в следующий миг Гарри укусил Луи прямо заа нижнюю губу и оттолкнул его. Томмо как всегда недооценивал Гарри. От неожиданности он чуть не подпрыгнул. Это было неожиданно.

— Я не закончил, придурок, — недовольно пробурчал Стайлс.

— Прости меня, малыш. Я даже не помню, как это произошло, — опустив глаза, сказал Луи. — Я так виноват.

— Дневник, — сказал Гарри, указывая на блокнот, лежащий на кровати. — Ты не имел права...

— Ты сам сказал, что я могу писать там, — настойчиво перебил Томмо.

— Ты... Черт, ты не имел права признаваться мне в любви таким идиотским способом. Посмотри мне в глаза, — Луи неуверенно поднял свой взгляд. — Ты сможешь посмотреть мне в глаза и повторить это громко? Повтори это вслух и мы снова все забудем.

Гарри хотел просто услышать это, чтобы удостовериться в том, что парень не передумал на утро, что это не сон, который ему приснился. Он хочет слышать. Луи затаил дыхание. На самом деле, написать было легче, чем сказать, но это не меняет ситуации. Здесь стоит Гарри и он хочет слышать, и кто он такой, чтобы отказать этому мальчику, который смотрит на него с такой надеждой. Все слова в мире вылетели из его головы. Он подошел еще ближе к Гарри и обхватил двумя ладонями лицо парня. Кажется, и сам Стайлс дрожал в тот момент от понимания происходящего. Глаза Луи с утра такие синие, они заставляли его трястись.

— Гарри Стайлс, ты как никто другой знаешь, каким ублюдком может быть человек перед тобой. Я не заслуживаю даже одного взгляда твоих зеленых глаз, ни одной твоей ангельской улыбки, ни одного твоего прощения, но ты даришь мне все это снова и снова. Каждый день, проведенный с тобой здесь, был самым счастливым. Черт, я так люблю тебя, я так боюсь потерять тебя. Ты даже не можешь представить, какой ты... У меня нет слов, чтобы описать, какой ты удивительный. Я люблю тебя просто за то что ты веришь в меня, ты единственный в этой вселенной, кто верит в меня, я не знаю, почему ты делаешь это, — он смотрел прямо в глаза, ни на секунду не отводя взгляда. — В ту ночь, когда ты перевязывал мои порезы, знаешь, я правда готов был умереть. Но потом ты в дверях, суета, твои глаза, наш недопоцелуй. Я захотел жить, чтобы ты каждый вечер сидел со мной и смотрел на меня. Ты делаешь меня сильным. Прости, я слишком много говорю, просто, черт, это трудно. Просто знай, что нет никого в этой вселенной, кого я люблю больше тебя. Ты – моя причина жить и меняться. 

Когда Луи закончил свою пламенную речь, он заметил, что Гарри весь дрожит и по его щекам бегут слезы, которые Томмо тут же осторожно вытер. Ему нужно было выпустить эмоции наружу, потому что их слишком много, потому что Луи делает его слишком счастливым и несчастным одновременно, он заставляет его взлетать до самых облаков, а потом сам спускает с небес на землю, больно ударяя о твердую поверхность, почти вышибая сердце из груди. 

— Поцелуй меня, — дрожащим голосом прошетал Гарри.

Луи не нужны больше слова, чтобы понять, насколько сильно парень прочувствовал его. Он целует его так нежно, как только умеет. Так, как будто это и есть его признание. Он только что окончательно и бесповоротно отдал свое сердце Гарри Стайлсу. Ему не нужен возврат, его истерзанная душа теперь в руках этого хрупкого парня, чьи слезы все еще текут по щекам, делая поцелуй соленым и наполняя его болью. Они принадлежат друг другу полностью с этого момента. Однажды приходит время, когда твое сердце больше не принадлежит тебе, ты должен отдать его. И ты отдаешь рано или поздно, некоторым людям везет, и они получают другое сердце в подарок, чтобы хранить и оберегать его вечно. Потому что его нельзя вернуть, потому что ты теперь отвечаешь за эту часть души. Это был их момент, они отдались друг другу и обратного пути нет. 

— Я тоже, Луи, — шепчет Гарри, разорвав поцелуй,— я тоже люблю тебя. Иногда я думаю об этом и начинаю задыхаться. Я задыхаюсь сейчас, потому что я люблю тебя так сильно.

— Я знаю, мой ангел, — шепчет Луи, — я знаю.

Парень вытирает слезы и улыбается, так искренне и по-детски. Он только что сказал ему, как сильно любит. Осознание пришло к нему. Только что его жизнь разделилась на «до» и «после» того, как они признались друг другу. После начинается прямо сейчас.

— Расскажи мне, — просит Гарри.

— Что именно?

— Все. Я буду писать вопросы, а ты отвечать. Здесь, — он берет дневник и садится за стеклянный столик в углу комнаты.

Луи проходит и садится напротив. Ему страшно. Вдруг Гарри начнет задавать не те вопросы? Вдруг он не захочет отвечать? Гарри опять разочаруется в нем. 
Что ж, момент, после которого стало поздно говорить «нет», настал довольно быстро, а именно тогда, когда парень пододвинул к нему исписанный лист в ежедневнике.

«Лестер сказал, что ты должен пить таблетки. Ты ведь не пьешь их?»

Так, это еще можно пережить. 

«Нет. Я ненавижу эти таблетки. Я пытаюсь сам бороться. Дерьмово получается, знаю, но я хочу пытаться сам.»

Первый вопрос, который мучает Гарри, он выяснил. Второй.

«Что ты употребляешь? Как много? Как давно?»

Луи ожидал этот ненавистный ему вопрос. Но Гарри имеет право знать. Луи противен сам себе, когда выводит буквы на листе бумаги, потому что Гарри слишком чистый, он как открытая книга без неправильных и лишних фраз, а у него самого целая оранжерея скелетов в шкафу.

«Марихуана с шестнадцати лет, часто. Героин с восемнадцати, не так часто, но это не меняет ситуации.»

Он осторожно пододвигает свой ответ Гарри, боясь его реакции. Вдруг он сбежит прямо сейчас? Но ведь он и так знал, что Луи наркоман. Не просто же так спросил.
Гарри сглотнул и написал ответ, прежде чем эмоции хлынут наружу. Так быстро, как он сам не ожидал. 

«Ты эгоист. Героин? Ты хоть понимаешь, насколько этот наркотик тяжелый? Думаешь только о себе, а вдруг ты умрешь от передоза? Что я буду делать?»

Луи поднял глаза на своего парня, молча прося его не продолжать этот молчаливый диалог. 

— Отвечай, — сказал Гарри.

«Три раза. Три раза у меня был передоз и я лежал в клинике месяцами. Я переживу. Я пытаюсь, но героиновые ломки ужасные. Прости.»

Гарри вскочил со стула в тот момент и начал ходить по комнате. 
Три раза? О чем он думал? Разве люди выживают после трех раз? Это не помещается в его голове. Ему хотелось задать Луи еще миллион вопросов, но на сегодня этого даже слишком много. Три раза, это не выходит из его головы. Картинки того, как Луи увозят на скорой, как он на грани жизни и смерти, как он лежит в клинике и испытывает ужасные ломки. Он знает, что такие люди либо умирают, либо лечатся до конца жизни, каждый день преодолевая себя. 

— Пообещай мне, — прерывает тягучую тишину парень, — пообещай бороться.

— Гарри...

— Ты влюбил меня в себя, только что признался мне в любви, мы скрываем отношения от всех, мы прошли через многое за полгода. Ты не имеешь права умереть в больнице, потому что ты принадлежишь мне, а не наркотикам, — это было настолько эмоционально, что Луи даже не смог смотреть Гарри в глаза.

Гарри сел на колени перед сидящим на стуле Луи и поднял голову, чтобы видеть его глаза. И это слишком для одного дня, потому что он испытывает чувство вины, которое исходит от Луи. Оно повисло между ними.

— Я обещаю, — уверенно сказал Луи, — обещаю бороться ради тебя, ради нас. 

— Я помогу тебе, — Гарри берет ладонь Луи в свою и целует ее. — Я буду рядом, когда тебе будет плохо. Я всегда буду рядом. Приходи ко мне, когда тебе плохо. Ты и я против всего плохого, — прошептал Гарри и положил голову на колени своего парня.

— Ты и я против всего плохого, — тихо повторил Луи и запустил пальцы в кудри Гарри. Он делает его сильным, заставляет бороться.

Они против всего темного в мире и против всего темного в Луи. Потому что поодиночке они всего лишь мечтательный наивный мальчик и ненавистный отцу сын с психическим отклонением. А вместе они нашли точку опоры - любовь. Она творит невообразимые вещи, она спасает и губит людей. Любовь и есть их оружие.