Pt V

432 26 5
                                    

Чонгук помнит события столетней давности, как вчера. Детские глаза в одном из окон дома, полные ужаса, бездыханная туша кролика в его руках, он только недавно открыл глаза, осознал себя и был ненасытен, уничтожая всё без разбора. Казалось, у него не было иного выхода, кроме как избавиться от свидетеля, но что-то его тогда остановило, словно оттолкнуло, он просто скрылся в лесу. В дранной рубахе, босой и голодный, он не понимал, как здесь выжить, что для этого нужно сделать, поэтому наедался лечебных трав, ягод, грибов и реже сырого мяса, оставшегося после пообедавших волков. Жил он там, где его покидали силы, неважно, грязь то или трава, он просто садился и больше не вставал. Так он кочевал долгие годы, воруя кур и кролей в небольших деревеньках по ночам, встречающимся на его пути, пока не вернулся обратно, туда, где впервые открыл свои глаза. Город вырос с последнего момента, стал более цивилизованным, появились лавочки с товарами, большие сооружения. Заметив одну такую, с небольшими кувшинами, он пошёл туда. Открывая и отпивая по глотку из каждой, он почувствовал жгучую боль в руке и увидел красный, тонкий след вдоль тыльной стороны ладони. Подняв глаза вверх, Чонгук встретился взглядом с молодым парнем, он уже видел эти тёмные, глубокие зрачки однажды, но теперь они смотрели иначе, лениво, с прищуром и злостью.

- Это вообще-то денег стоит, идиот, - буркнул парень, сжимая в руках плеть, которой нанёс удар минутой ранее.

Чонгук ахнул, вспомнив тот день, того первого кролика в его жизни и испуганные глаза из-за окна. Он безмолвно указал на него пальцем, пытаясь что-то сказать, но получался неразборчивый, детский лепет. Юнги всё больше хмурился, ссылаясь на то, что парнишка-то, совсем дурачок. Чонгук на земле нарисовал кролика с помощью пальца и показал его ему. Юнги вздохнул, он сразу вспомнил этого парня, поэтому не был удивлён. Как не кстати, живот Чона издал ужасный звук, вызвавший чужой смешок.

- Что, голодранец, голоден? - Издевательски спросил он, но сбавил обороты, заметив почерневшие глаза напротив, - ладно, пошли, я угощаю.

Юнги потянулся к его руке, заметив, что тот по прежнему неподвижен, но получил отказ, Гук отпрыгнул едва ли не на метр. Пожав плечами, Юнги пошёл обратно, но Чонгук теперь шёл позади.

Шли дни, Чонгук хвостом передвигался вместе с парнем да и привык. По немногу научился разговаривать, отвечая сложными предложениями, последовал ремеслу его семьи, помогая варить вино. Уже тогда они были так близки, что дворовые смеялись, называя сиамскими близнецами, неразлучниками. Они шли бок о бок, Юнги, почувствовав сильную защиту за плечами, начал заниматься мелким грабежом, говоря Чонгуку быть настороже и в случае чего, убить. Но нет, он не пользовался им, наоборот, всё украденное шло в дело. Одежда, еда, жильё. Юнги горой стоял за Чонгука, как за брата. Только, никто не должен был знать, что он больше, чем названный брат, никто, даже сам Чонгук.
Однажды, он пожаловался Мину на странное чувство, описывал выпрыгивающее из груди сердце, смущение, тоску, когда не вместе и на полном серьёзе верил, что очень болен. А Юнги краснел, как девочка, которую сватают и не чувствовал предела своей радости. Он объяснил, чем болен парень, но остался непонятым. Лишь спустя долгие годы Чонгук понял, что имел ввиду парень. Но не понимал, почему они одни такие, почему все остальные парни любят девушек и почему ни в коем случае нельзя говорить, что они другие, но Юну доверял, раз сказал, значит так нужно. Единственным препятствием оставалась невидимая граница, черту которой нельзя было пересекать никогда.

- Чтобы показать свою любовь, не нужны громкие слова, кричащие на весь мир и прикосновения, достаточно простых, но искренних слов, идущих из самого сердца, - как-то сказал Мин, заметив тоскливый взгляд возлюбленного.

Юнги был так близко, но так далеко.

- Чонгук, тебя зовут Чон Чонгук, это имя тебе подходит, - улыбался он.

Он был всем для Чонгука, целым миром, вселенной. Он открыл столько прекрасного для него. Эти ночные прогулки, серенады в поле под открытым, звёздным небом, под кувшином с вином. Любящие глаза и ласковую улыбку. Всё это его заслуги, благодаря ему Чонгук полюбил этот мир.

Близилось время, когда им пора было прощаться. Чонгук должен был делать то, зачем был создан, ему нужно было идти, но он обещал скоро вернуться, а Мин Юнги поклялся ждать.
Прошло пол года, Чонгук летел обратно на крыльях любви, предвкушая встречу, которая стала раковой для них. Вместо Юнги, его встречала его матушка, болезненная, заплаканная, не в состоянии и двух слов связать.
Юнги лежал в спальне, в своей кровати. Он был неестественно синего цвета, пальцы и вовсе были фиолетовыми. Он выглядел старше, чем было в самом деле. Оказалось, холера. Он умирал и никто не мог ничего с этим сделать. Все последние дни, Чонгук не отходил от возлюбленного ни на шаг, сутками наблюдая за его агониями, слушая мольбы о прикосновении, чтобы прекратить это. Гук наотрез отказывался от этого, не желая такой страшной смерти  никому, от рук дорогого тебе человека.

- Вино, дай мне вина, всего глоток, - хрипло просил Юнги.

Чонгук не мог отказать, он обещал себе, что сделает всё, о чём он его только попросит. Он обернулся, чтобы взять кувшин и выронил его из рук, почувствовав тёплую, горячую ладонь на своей спине.

- Я люблю тебя, Чонгук, - слышал он, не решаясь обернуться назад, а глаза его любимого медленно закатывались, останавливая его дыхание.

Сухие ветви цветущих вишенМесто, где живут истории. Откройте их для себя