Ночь

Завтрак в кафе «постМ»

Здесь царила атмосфера легкой и ненавязчивой шизофрении. По стенам разбегались копии Босха и, попсовенькие, – Уорхола, чьи-то фотопортреты и короткие, занимающие едва ли десятую часть листа в тяжёлой рамке, хокку. С ближайшей фотоработы на меня исподлобья глядел мрачный, чёрно-белый Тарантино. Объект опаздывал, и я скучала в этой отвратной до рвоты обстановке, бросая взгляды то на компанию разноцветных мажоров, педиковатых и надменных, пьющих холодные кофейные коктейли, то на принты Босха, то, сквозь высокие, облипшие снегом окна, – на Тверскую.

Я не сочеталась с этим местом: чёрная кофта, без опознавательных знаков и совершенно негламурная, и китайские джинсы. В этом был какой-то протест, но одновременно и не хватало нужной утончённости, хотя прокатить могло. Помещение слегка плыло перед глазами: девять утра – не моё время. Поразительное несочетание места и времени. Какое блядство, – подумала я, прокручивая ложечкой в кофейной чашке магический утренний противочасовой круг.

Звякнули наддверные, явно купленные на ближайшей распродаже wind-chimes, я подняла расфокусированный, все время съезжающий куда-то влево взгляд. Это не был «объект», я чётко поняла, несколько раз прогнав по нейронам поступившую картинку: погоны сержанта милиции, одутловатая, мешком, фигура, лицо, выпирающее словно бы само из себя.

– Водки, – выплюнул он, обращаясь к девушке за тёмно-зелёной стойкой орехового дерева.

– Рисовой? – та подняла брови.

– Хуисовой! – сержант ухмыльнулся своему остроумию. – Обычной, русской.

Девушка, смущённо насупившись, достала бутылку и плеснула в низкую, широкую стопку. Я посмотрела в окно – там всё так же мельтешило, это вызвало головокружение. Возвратив взгляд обратно, на мента, я застала процесс исчезновения водки. Мажоры тоже наблюдали с немым, но кричащим ужасом в глазах, сержанту явно было плевать. Он почти изящно понюхал дольку лимона, бухнул о стойку купюрой, и резко вышел вон.

Вернулась прошлая скука – я отхлебнула кофе по-венски. Было ещё рано для "живой музыки" – странной смеси плохого джаза и дешёвой электронщины, во всяком случае, в прошлый раз, когда я была в этом месте, звук был именно такой. Помнится, я интервьюировала какого-то модного designer, чьё имя, а скорее – ник, вылетело из моей головы, как только я села за расшифровку. В памяти лишь раз за разом всплывало пятнисто-болотное полотно, обтягивающие его тощую грудь, и крючкообразные руки. «Это клёво!» - говорил он. Или – «Класс!» К концу беседы я, извинившись, сбежала в туалет и долго боролась с тошнотой над круговертью унитаза, совершающей логичный, наверное, в этом полушарии почасовой оборот.