Случившиеся друг с другом

5

Гермиона аппарирует на крыльцо дома, и хлопок кажется ей неимоверно громким в тишине вечерней улицы. Стараясь сделать свои движения бесшумными, она тихонько открывает дверь и входит в прихожую. Разуваясь, едва не теряет равновесие — наверное, это все от усталости. Годовой отчет приходится подгонять буквально до ночи, но Гермиона успокаивает себя тем, что это все-таки только один раз в году. Да и у Драко, к счастью, работа со свободным графиком. После зимней промозглости кожа у Гермионы покрывается мурашками от прогретого воздуха в доме. Пахнет деревом и камином. Еще совсем немного пахнет чем-то горелым. Гермиона принюхивается — не иначе как попытка приготовить ужин в ее отсутствие не увенчалась успехом. На первом этаже темно — свет везде погашен, только в гостиной колышутся неяркие сполохи догорающего камина. Зато наверху, похоже, более оживленно. С лестницы падает приглушенный свет, и слышен негромкий голос. Усмехнувшись, Гермиона решает не выдавать себя ни шумом, ни включенным освещением и крадется по лестнице. Недавно одна из ступенек начала поскрипывать, но удача не подводит, и тихий скрип остается незамеченным. Комната Скорпиуса первая по коридору, но голос звучит не из нее. Дверь открыта настежь, и в свете ночника Гермионе видно, что комната пуста. Она усмехается — не стоило и надеяться, что Драко уложит детей спать в положенное время. На цыпочках она подходит к следующей двери — в комнату Авроры. Она чуть приоткрыта, из образовавшейся щели падает свет лампы и доносится голос Драко. Гермиона прислушивается — видимо, он читает детям какую-то книгу. Но отчего же так неуверенно?.. Гермиона неслышно толкает дверь и заглядывает в комнату. Открывшаяся картина вызывает одновременно и улыбку, и замешательство. На кровати Авроры, подтянув к себе колени и обхватив их руками, сидит Скорпиус. Конечно, он уже слишком взрослый для детских сказок, о чем не устает всем напоминать. Вот и сейчас на его губах играет эта дурацкая малфоевская ухмылочка, точь-в-точь такая, как у Драко. Но глаза выдают Скорпиуса — заинтересованные, восторженные и испуганные. Гермиона знает этот его взгляд — такой бывает, наверное, у всех десятилетних мальчишек, когда они находят или узнают что-то жутковатое. И чем жутче, тем им интереснее. Сейчас и испуг, и восторг определенно связаны с книгой, которую читает детям Драко — вцепившаяся в плечо брата Аврора не дает в этом усомниться. Готовая в любую секунду спрятаться под одеялом, она смотрит на Драко круглыми, как блюдца, глазами, и испуга в них куда больше, чем у Скорпиуса. Гермиона озадаченно и огорченно хмурится — что это еще за книжка такая? А Драко тем временем продолжает читать, не замечая ее. Голос его звучит совсем неуверенно, а перед некоторыми предложениями он делает паузу, словно сомневаясь, читать ли такое вообще. — И вот выклевали голуби каждой из них по глазу. А потом, когда возвращались назад из церкви, сидела старшая по левую руку, а младшая по правую; и выклевали голуби каждой из них еще по глазу. Так вот были они наказаны за злобу свою и… Гермиона делает шаг в комнату и обрывает сказку: — И вдруг, откуда ни возьмись, появилась фея-крестная Золушки, взмахнула волшебной палочкой и исцелила их, ведь они уже сполна усвоили урок! В первое мгновение дети вздрагивают и переводят испуганные взгляды на нее, но, услышав окончание сказки, сразу же обрадованно улыбаются. Драко же только облегченно выдыхает и решительно захлопывает книгу. — Вот видите, как все хорошо закончилось! И как раз к маминому приходу. Пожелав детям спокойной ночи и с огромным трудом отправив Скорпиуса в его комнату, Драко и Гермиона выходят в коридор, плотно притворив за собой дверь. Строгим шепотом Гермиона спрашивает: — О чем ты думал вообще? Драко выглядит смущенным. Пожав плечами, отвечает с вызовом в голосе: — А что? Красивая книжка. Написано, что сказки… Как его там? Вот — Ганса Христиана Андерсена. В качестве доказательства он сует под нос Гермионе пресловутую книгу. Шикнув на него, она косится на дверь в комнату Скорпиуса и уже менее строго объясняет: — Но это же не для детей! Для них есть адаптированные, менее жестокие варианты. А такие сказки писали давным-давно. Драко приподнимает брови и скептически смотрит на Гермиону: — Хм… А я-то уж подумал: что за жизнь у маглов, раз они для малышей такие сказочки сочиняют? Гермиона вспоминает сюжеты из детства: вспоротое лесорубами брюхо волка из Красной Шапочки; красные башмачки, утанцевавшие девочку до смерти; принца, зачавшего двоих детей крепко Спящей Красавице. Вздохнув, она качает головой и отвечает: — Ох, Драко, сложная, очень сложная жизнь… О феврале Я от этого февраля не лечусь, Мне им болеть — наслажденье. Сколько Гермиона помнит себя, она всегда ненавидела февраль. Не зиму, не холод, а именно февраль с его пронизывающим ветром и леденящей душу неприютностью. В феврале почти не бывает снегопадов. Если снег и идет, то колкой мелкой крошкой, которая кружит в свистящих вихрях и кусает за щеки, когда удается их коснуться. Солнечных дней в феврале не бывает вовсе, небо всегда одного уныло-серого цвета, и чернеющими остовами на нем резко выделяются окоченевшие деревья. Да, зима в Лондоне вообще не подарок, но Гермиона терпеть не может именно февраль. Ко всем прелестям этого месяца в нем есть еще и «черный» день, хотя для большинства людей он окрашен в романтические цвета — это День святого Валентина. Еще в Хогвартсе, когда Гермиона была занята учебой в куда большей степени, чем мальчиками, этот день вызывал у нее смятение. Не в силах прогнать из головы мысли о глупости и пошлости кусочков картона в форме сердечек (читай — открыток) и прочей розово-романтической дребедени, она в то же самое время с замиранием сердца ждала валентинок и для себя. Это раздвоение только злило Гермиону, заставляя ненавидеть этот праздник даже сильнее, чем весь февраль. Но если в школе поздравления с Днем Валентина были больше развлечением, чем настоящим днем для признаний в своих чувствах, то после выпуска все стало гораздо хуже. Валентинов день стал для Гермионы едва ли не проклятьем. Их с Роном школьные отношения как-то быстро и немного неловко затухли, так и не дожив до четырнадцатого февраля. После этого у нее случилась еще парочка романов, но все они, как назло, тоже не пришлись на этот день. В результате, каждое четырнадцатое февраля Гермиона встречает в одиночестве, если не считать за кавалера Живоглота. Этот раз не оказывается исключением. Кто бы мог подумать, что министерские работники такие романтики? Гермиона со вздохом раздражения качает головой — она точно не могла. По коридорам кроме обычных служебных записок из отдела в отдел носятся целые стайки открыток-сердечек, порхая, как бабочки. Сотрудницы всех возрастов обзавелись мечтательными выражениями лиц и теперь соревнуются, кто улыбнется романтичнее всех. Даже кафетерий украшен ангелочками и все теми же сердцами. Весь день Гермиона поглядывает на дверь своего кабинета. О, нет, она вовсе не ждет никаких валентинок! Но когда дверь без стука распахивается и в нее влетает запыхавшаяся Лаванда, Гермиона подскакивает на стуле. Прямо с порога Лаванда начинает тараторить: — Герми, милая, привет! Я все собиралась к тебе забежать поздравить, но времени, представляешь, нет совершенно. Впрочем, я уверена, что тебя с самого утра завалили поздравлениями, так что вот тебе и от меня! Воздушным поцелуем Лаванда отправляет в полет премиленькую открыточку, и Гермионе остается только вежливо улыбнуться, обещая себе убить ее за «Герми» немного позже. Перед тем, как выскочить в коридор, Лаванда успевает как бы ненароком сообщить, что «Ронни — просто лапочка» — прислал ей букет роз и пригласил на ужин в ресторан. Как только в кабинете вновь становится пусто, Гермиона выдыхает с облегчением. Она не сильна в лицедействе, и загадочно молчать, словно у нее тоже весьма интригующие планы на вечер, совсем не так просто, как хотелось бы. Наконец, до безумия утомительный день подходит к концу. По обыкновению приведя в порядок рабочий стол, Гермиона направляется к выходу. У самой двери она подхватывает сумочку со стоящего рядом стула и протягивает руку, но не успевает даже коснуться ручки, как дверь распахивается. Гермиона успевает отпрыгнуть и досадливо подумать о причинах, по которым никто не удосуживается постучать. Что за неуважение, в конце концов? Причина становится ясна, как только нежданный посетитель перешагивает порог. Драко Малфой. Конечно. Гермиона вцепляется в сумочку, как в спасательный круг. Если до этого она думала, что День всех влюбленных был невыносим, то сейчас Малфой наверняка продемонстрирует, что все может быть куда хуже. Абсолютно будничным тоном он заявляет: — Привет, Грейнджер. И делает паузу, явно ожидая взаимного приветствия. Гермиона нерешительно отвечает: — Эммм… Привет. Малфой окидывает ее взглядом с головы до ног и интересуется: — Собралась на романтическое свидание по случаю Дня святого Валентина? Гермиона вспыхивает и отвечает резче, чем хотелось бы: — Это тебя не касается, но нет — я просто собралась домой. К твоему сведению, мой рабочий день уже окончен. Игнорируя ее последние слова, Малфой взмахом палочки левитирует из коридора на стол четыре здоровенные стопки папок — судя по ярлыкам, архивных — и невозмутимо говорит: — Что ж, для тебя это к лучшему — не придется ничего отменять в последний момент. Ситуация такая. Авроры сегодня накрыли подпольную лабораторию по производству Приворотного зелья. — Заметив округлившиеся от удивления глаза Гермионы, он усмехается и продолжает: — Да-да, тебе не послышалось. Не какая-нибудь там Амортенция, а настоящее Приворотное, все по пятому пункту восемьдесят первой. А готовил зелье, представь себе, домовой эльф. И нарлу* понятно, что ему приказал хозяин, но домовик все отрицает, говорит — сам, по собственной воле варил зелье. Надеюсь, ты уже поняла, что вести дело поручили мне. Как видишь, я уже взял в Архиве все дела, где фигурировали эльфы. Работы нам предстоит много, так что не стой столбом, а бери стул и присоединяйся. С этими словами Малфой проходит через кабинет и самым наглым образом устраивается на стуле Гермионы. Поборов удивление, граничащее с шоком, она наконец произносит: — Постой, Малфой. А каким образом это все касается меня? Я уже сказала — мой рабочий день окончен, и я собираюсь домой! Малфой явно подготовился к спору, потому что отвечает не раздумывая: — Во-первых, ты специалист по домовым эльфам. А во-вторых, если ты не поможешь мне, то виновным признают домовика. Вряд ли тебя это устраивает. Конечно, Гермиону это не устраивает. Она уже понимает, что не оставит несчастного эльфа в беде, и что домой попадет очень и очень нескоро, но все же горестно говорит: — Но здесь же работы до глубокой ночи, а я действительно страшно устала… — От чего, интересно? От дня, проведенного за чтением дурацких валентинок? Язвительный тон Малфоя задевает Гермиону за живое, и она отвечает прежде, чем понимает, что не стоит этого говорить: — Я, вообще-то, весь день занималась рабочими делами и никаких валентинок не получала! Малфой с усмешкой открывает первую папку и притворно-участливым тоном произносит: — О, ну тогда ясно, почему ты такая недовольная. Можешь успокоиться, Грейнджер, по крайней мере, один подарок ты получила. — О чем это ты? — в недоумении уточняет Гермиона. — Ты, наверное, просто не заметила. Вон там, на стуле у двери. Твой поклонник чрезвычайно оригинален — конфеты и открытка. Неужели нельзя придумать что-то новенькое? — равнодушно отвечает Малфой, уткнувшись в содержимое папки. Гермиона наконец выпускает из рук сумку и подходит к двери. Все так и есть — на стуле лежит коробка ее любимых конфет из «Сладкого королевства», а сверху открытка. Руки почти не дрожат, когда она берет ее и, ожидая подвоха, читает: «Для кого-то ты с каждым днем значишь всё больше…» Открывает и видит продолжение фразы: «Хотя и не догадываешься об этом». Не догадывается. Возможно, и так. Но Гермионе не нужно гадать, чтобы понять, почему она не заметила подарок — потому что когда она взяла с этого стула сумку пять минут назад, там ничего не было. Несколько секунд уходит, чтобы решить, как себя вести, и еще минута, чтобы взять себя в руки. Затем почти спокойная Гермиона поворачивается и говорит, успешно сдерживая улыбку: — Не все гонятся за оригинальностью. По-моему, подарок замечательный! К тому же, теперь у нас есть конфеты, а глядя на объем предстоящей работы, я думаю, что стоит сварить кофе. Драко кивает молча, не поднимая глаз от бумаг. Гермиона подходит к кофеварке и наконец улыбается, повернувшись к нему спиной. Похоже, нынешний февраль будет гораздо лучше, чем все предыдущие.

Драко изо всех сил старается не бежать по коридору, хотя держать себя в руках удается ему с огромным трудом. И ведь надо было Смитсону вызвать его за пять минут до перерыва — думает, раз он начальник, то может вертеть подчиненными, как ему вздумается! Драко гонит от себя эти раздражающие мысли и резко останавливается у самых дверей кафетерия. Некоторое время он медлит, стараясь дышать спокойнее — не хватало еще, чтобы кто-то заметил его волнение. Войдя в кафетерий, он пытается смотреть сразу во все стороны, ища взглядом Гермиону. Как же это странно — так зависеть от ежедневных встреч с ней в Министерстве. О том, каких мучений стоит ему терпеть выходные без нее, Драко старается даже не думать. Он уже не может вспомнить, в какой момент перестал ненавидеть ее, а его чувства стали практически противоположны ненависти. А ведь еще совсем недавно он был готов сказать любую гадость, лишь бы обидеть ее… Наконец он видит Гермиону — она сидит за столиком в углу и негромко что-то обсуждает с коллегой. Проходя мимо них (хотя это совсем не по пути от дверей к стойке с меню), он слышит, как она смеется над какой-то шуткой, и ее смех нежным перезвоном отзывается в его сердце. Драко знает, что Гермиона — исключение из всех правил сразу. Но он так надеется, что она подтвердит правило, с недавних пор самое важное для него — правило притяжения противоположностей.