Глава 2 (42). Разновидности безумия бесконечны Maniae infinitae sunt species
Фира понял, что у него какие-то провалы в памяти. Он стоит возле береста и абсолютно не помнит, как сюда попал. Последнее воспоминание – красная космея. Он как в тумане. Все, что он может, это твердить себе, что ни за что все не бросит. Что у него есть долг, есть его цель, есть... Как заклинание, раз за разом, уже не слыша, уже не веря... Он так устал. Он безумно устал. Он переоценил свои силы. Такое он выдержать не в состоянии.
Какая-то бутылка в руках. И невидимая глазу дыра в груди, обжигающая по краям и острая в середине.
Маленькая нежная ручка с размаху залепила ему пощечину.
Фира перевел на ее обладательницу взгляд почти индифферентно. Перед ним стояла Айса.
- Что это – в небе?! Что это – в небе?! – кричала она, тыча пальцем то в его дыру в груди, то в «госпел», очень медленно уменьшающийся. – Это твоих рук дело?!
Фира упал на колени и глупо посмеивался, его голова шаталась из стороны в сторону.
Айса ударила его ногой, и Кэйн перехватил эту стройную ножку в красной туфельке. Он обхватил ее руками: одной за щиколотку, другой – чуть выше колена.
- Богиня моя, - произнес он с придыханием, - чего ждешь ты, чтобы я исполнил?
Айса дернула ногой, но высвободиться не смогла.
- Я просто хочу, чтобы ты дальше делал свой маленький мирок еще хуже, - едко прошептала она, наклонившись к нему. – Это ведь не сложно, не так ли? Тебе для этого нужно только дышать.
Она растворилась в воздухе, а Фира, мгновение обнимающий воздух, упал на землю.
- Нет, - прошептал он, перевернувшись на спину и глядя на голые ветви береста над головой, - это совсем не сложно.
–– / ––
Тейн все еще сидел на скамье в парке, погруженный в свои мысли. А тем временем тьма окружила его. Тьма сочилась отовсюду, наползала изо всех закутков, тянулась из-под каждого дерева, выглядывала из-под каждого истлевшего осеннего листа. Тьма все наступала, она уже образовала плотный кокон вокруг Тейна, который не замечал ничего вокруг. Словно заботливая мать, она знала, когда ее ласка, ее присутствие, ее покоряющая уверенность больше всего нужна блудному сыну, готовому вернуться в ее лоно. И Тейн вдруг осознал единственный способ утихомирить свои чувства, оглушить их, уничтожить. Не себя, так то, что его терзало. И он поддался тьме, всем существом прильнул к ее незримой груди, позволяя убаюкать себя, окутать непроницаемым пологом, за надежную завесу которого не просочится ни единый фибр боли. Густая темнота залила его сознание и, не в силах уничтожить неугодные воспоминания и чувства, тщательно упрятала их, заслонив от мысленного взора Тейна...