Ересь| SallyFace| Трэшер

Часть 1

Дни Трэвиса были похожи один на другой как две капли воды: служба в церкви, занятия в школе, бездумное шатание по улицам городка, которое после будет выдано отцу за внеурочную помощь учительнице или благовествование. С того страшного происшествия с его соулмейтом прошло около двух месяцев, и, наверное, каждый в школе знал, что у родственной души Фелпса «что-то не так с лицом». Парень ненавидел, когда кто-то говорил про его соулмейта — что бы ни было с его лицом, этот человек оставался для Трэвиса самым близким и желанным во всем мире. Это будет, без единого сомнения, чудесная добрая девушка с чистой душой, которая будет понимать его как никто другой, и с которой он позволитсебе быть самим собой. И кому как не Фелпсу знать, что Бог учил нас, людей, быть нелицеприятными, ведь настоящая красота всегда находится внутри, а тело — лишь временное пристанище души.

То, что у его соулмейта «что-то не так с лицом», он знал и без этих постоянных, неимоверно раздражающих перешептываний; каждое утро перед школой и каждый вечер перед сном лицо блондина местами краснело, и он сделал вывод, что после того происшествия его родственная душа вынуждена проводить какие-то болезненные процедуры дважды в день: может, ей необходимо было обрабатывать раны.
Один раз Трэвис, не выдержав настолько немой связи, нацарапал у себя на запястье слишком чувственное и искреннее «держись, я с тобой». Его сердце бешено колотилось, а щеки буквально пылали от смущения, будто его поймали за каким-то очень постыдным занятием, и последнее, о чём он думал, было то, что отец будет в ярости, если узнает, что он занимался самоповреждением.
Фелпс совсем не хотел, чтобы соулмейт отвечал ему, ведь это бы означало, что он причинил себе боль, но какой неописуемой была его радость, когда на своём запястье он смог прочесть заветное «а я — с тобой».

Во всей этой череде однотипных дней недели, пожалуй, самым ненавистным было воскресенье — день, который он должен был посвятить лишь Богу и церкви. Даже звучит не очень. Именно поэтому понедельники, вопреки устоявшемуся правилу о том, что этот день — самый ненавистный для всех, парень очень любил.
Побои отца, несмотря на полные шестнадцать лет, прожитые юношей, никуда не исчезли; мужчина был единственным человеком в мире, которого Фелпс действительно ненавидел. Он вселял страх и заставлял сердце болезненно сжиматься; Трэвис никогда не знал, чего ждать, ненароком встречаясь с холодным, точно безжизненным взглядом своего отца за ужином или завтраком.
Мужчина стал его внутренним голосом, его совестью и моралью; на каждое своё действие и слово Трэвис смотрел через призму религии и мнения отца.