Гордая птичка воробышек

Потом

Я не пойму, что с ней происходит. Только я растолковываю слова Донга, как на лице птички отражается испуг.
Какого черта?!
– Все будет хорошо, воробышек. Никто не сможет заставить тебя любить себя против твоей воли, что бы ни сказал Донг.
– Правда? – ее глаза смотрят с такой надеждой, а лицо так близко, что мне требуется недюженная сила воли, чтобы не коснуться нежной щеки рукой и не запутаться пальцами в ее длинных, упавших на грудь волосах.
– Правда, птичка. Никто.
Она успокаивается, кладет голову на подушку, закрывает глаза и сворачивается возле меня клубком.
– Спасибо, – шепчет, тяжело выдыхая.
Через минуту она уже спит. Через две – утыкается лбом в мое плечо и прячет теплую ладонь в сгибе локтя, через три – будоражит притихшего было зверя мягким дыханием, заставляя с новой силой заскулить в оковах так и не утихшего желания.
Проклятье! Почему птичка не хочет любви? Есть ли у нее тот, кого она готова назвать любимым? И кто, к чертовой матери, упомянутый жених?! Как это все вяжется со страхом в ее глазах и болью в голосе?
Столько вопросов, а самый важный – один: не допустил ли ты, Люков, сегодня непоправимой ошибки?
– Дурак, – шепчу я в тишину комнаты, приставив кулак ко лбу, – похотливый идиот! – но сердце тут же отвечает смехом. Дает почувствовать кожей доверчиво прильнувшего ко мне воробышка.
Ох, очень надеюсь, что нет, а с остальным я разберусь.
Не знаю, приходит ко мне сон или нет. Когда я открываю глаза, утренний свет едва брезжит за окном, еще не разогнав по углам тени. Я лежу долго, слушая ровное дыхание девчонки, глядя в потолок, удивляясь такой непривычной близости наших тел. Так я еще не спал, чтобы с неутоленным зверем, в страхе потревожить и на одном вздохе. Чтобы с кем-то, подобным воробышку у плеча. Незнакомое тепло тлеет в груди, мышцы тяжелы и расслаблены, я закрываю глаза и еще на короткое время забываюсь полусном.
Во сне ее ладонь прокралась на мой живот, и лежит на пупке полусогнутым кулачком, нос уткнулся в подмышку. Не представляю когда, но я все же обнял ее, и сейчас осторожно провожу пальцами по голому плечу, подбираюсь к волосам, поднимаю их и подношу к лицу, встречая новый день ее запахом.
Запахом не принадлежащей мне, но такой моей женщины.
Позже, когда я покидаю комнату, а затем возвращаюсь, я опускаюсь в кресло и долго смотрю на птичку, не в силах отвести взгляд. Вот такую – спящую, утреннюю, с разметавшимися по подушке волосами, нежную, как сам рассвет, – я хочу ее еще больше.