Книга, длинной в один день.

Немного о закатах и памяти

Комкаю в руках пустую пачку винстона, бросаю в стену напротив. Смятый картон ударяется и падает с глухим звуком, попутно откалывая несколько кусков грязно-зелёной краски. Они осыпаются на горку точно таких-же грязных осколков, припорошенных сверху пылью и белыми хлопьями известки.Иронично, блять, весьма иронично.

Воспоминания, страшная вещь и порой самые счастливые из них ранят сильнее всего. От осознания того, что те времена ушли, что слишком многое изменилось и как прежде уже не станет. Вот и эта стена. Тоже.

Когда мы только въехали в этот дом, зелень казалась мне изумрудной. Она сверкала на солнце, как умытые дождем листья в парках. Большое окно на лестничной клетке было открыто, оно впускало весенний ветер и свежесть. Солнце рисовало на ступеньках свои тайные узоры из света и тени. Я держала за руку Её, Он шел впереди. У Неё в были цветы в волосах и тепло в голосе, ну а Он, Он просто был тогда все ещё собой. Мы были теми, о ком нормальные люди говорят "с большой буквы "С"" и нежностью в голосе. Мы были все, мы были вместе.

Так радостно. Такой большой мир, так много хорошего впереди. Теперь у Нас все наладится, теперь у Нас есть свой дом. И не придется больше ютиться в тесных коморках, спать на полу, проситься переночевать у случайных знакомых или неделями жить в самых дешевых ночлежках, не имея места где можно просто оставить свои вещи или побыть одному.

Свой дом. Наш. Теперь мне точно разрешат завести собаку, нет двух собак и кролика ещё. И будет целая полка для книг, и настоящий шкаф для одежды. А может быть даже коробка с игрушками или хоть место для коробки будет. А ещё Он говорил, что будет настоящий письменный стол. Только мой. И не нужно будет больше часами сидеть согнувшись в углу, с книгой на коленях, подложенной под прописи и в десятый раз переписывать эти корявые буквы. Потому-что если я ещё хоть один раз испорчу тетрадь, то учительница меня точно побьет. Она сама так сказала.

Я ведь верила, как дура прямо. Честное слово. Самое страшное, что может сделать взрослый с ребенком, это соврать ему. Дети не отличают реальность от вымысла, манипулировать ими так просто. Все способы тут хороши. Запугивание, привязанность, чувство вины, желание похвалы. "Мы купим это позже", "Ты ведь не хочешь расстроить маму?", "Ещё один вырванный лист, и ты вылетишь из школы!", "Конечно мы любим тебя, просто сейчас у нас мало времени, чтоб проводить его с тобой", "Теперь у нас все будет хорошо", "Я обязательно вернусь", "Я точно тебя не оставлю, как твой тупой отец!", " Не реви, ты меня раздражаешь, я всего на месяц улетаю".

- Гребаные дерьма куски! - ору я пустой лестничной клетке. Это ж нужно было так напиться, чтоб забыть куда делись ключи. Хотя, я и не пыталась их искать. Что такое дом? Пустота одетая в камень. И нет никакой разницы, по какую сторону двери быть в пустоте.

За разбитым стеклом в рассохшейся деревянной раме начинают загораться огоньки окон, значит осенний вечер разогнал всех по квартирам, запер в маленьких кусочках света среди бесконечно серого неба. Пахнет горечью горящих листьев, холод ступенек пробирает сквозь не по сезону легкие джинсы. Лампочек на моем, последнем, этаже давно нет, сама разбила. Мне нравилось сидеть тут и потихоньку погружаться во тьму вместе со стенами, лестницей, своими мыслями. Здесь всегда было так тихо. Люди начали бежать из дома, когда северная стена дала первую трещину. Она появилась с громким треском глубокой ночью, разбудив половину спящих и  напугав бодрствующих. Со временем весь фасад покрылся словно огромной паутиной из расщелин, трещин и трещинок. Кирпичи вылетали из своих гнезд и неслись вниз, угрожая всякому, кто решился подобраться поближе. Карнизы, куски кладки и даже целые балконы покидали свои места и сбегали от людей. А люди бежали от них.

Прошлой весной, уехали последние, кто еще отваживался жить со мной под одной крышей. Вместе с ними исчезла и Она. Тогда пришло последнее письмо, с маркой из далекой холодной страны. Я сожгла его, чтоб хоть немного согреть ледяные пальцы. 

Я много думала, что заставило дом так ожесточенно  убивать себя. Мне кажется, что это была я. Если что-то так яростно ненавидеть, то ненависть приобретает материальную форму, выходя из твоего тела, как ядовитый дым и пропитывая ним все вокруг.

Горький запах становился все отчетливее, глаза начали слезиться. От алкоголя или холодного ветра, спокойно проходившего сквозь распахнутое окно. Или же это мой яд заполнял собой маленькое пространство клетки. Белый дым полз вверх по ступеням, а я лениво наблюдала за ним, даже не думая сдвинуться с места, и хоть каждый вдох давался теперь и с трудом, а горло жгли раскаленные угли, я оставалась неподвижна. Закат затухал, а с ним и мое сознание проваливалось в мягкую, липкую темноту.

 Знала ли я о пожаре, который начался этажом ниже и медленно поднимался на мой?Определенно да. Ведь мне пришлось сжечь все свои сигареты, что огонь не затух.