Джин меняет код на чемодане. Чемодан старый, потрепанный, но любимый. Коричневый, с кучей кармашков и маленьким замком.
Джину никогда не нравились большие сумки – неудобно и перевозить нечего.
Теперь же самое важное не поместится даже в чонгуковский рюкзак, как ни запихивай. Да и пихать особо не хочется - моралисты засудят.
Кот трется о ноги и жалобно смотрит огромными глазами. Беззвучно открывает рот, тянет звуки, но Джин лишь мысленно качает головой и не слышит.
Нет.
Пока.
Прощай, малыш.
Выдыхать тяжело. Закрывать дверь – еще тяжелее. Кидать ключ в почтовый ящик – невыносимо.
Город окутывает туман, влажный и липкий. Тянет к Джину руки, шепчет что-то в ухо, и, не добившись своего, оседает рядом на пустом автобусном месте.
Вспоминать становится больно. Крепкие руки. Нежные взгляды. Тихие разговоры. Котенка в коробке под снегом. Глупые шутки, над которыми никто никогда не смеялся. Песни, зарывающиеся под кожу. Стрелки на часах. Вот-вот опоздает. Надо сорваться, бежать со всех ног. А потом резко, размашисто – прямо в руки.
Теперь так не выйдет. Теперь под пальцами только холод оконных рам и несвежие простыни, крепкий кофе без молока и километры на приколоченной карте.
И какого черта так вышло?
Смешно до спазмов. До хриплых криков и отчаянных слез. Хочется бить в стену, долго, крепко, разукрасить костяшки на пальцах. Но соседи жаловались на прошлой неделе – какой-то парень в полосатой кофте с улыбкой на пол лица. Ужасно вежливый.
Джун тоже был вежливым. В своей манере. Бил все подряд, но никогда не поднимал руку. Но лучше бы ударил. Хоть раз. Лучше бы накричал, а не все это.
Джун был слишком хорош. Джун был слишком хорош для всех.
Когда Джин не верил, ни ему, ни себе, уходил. Всегда уходил. Велосипед помнил реку Хан, река Хан – велосипед и человека. Человек был усталый и юный, велосипед – чей-то чужой. Но всех троих устраивало. Все трое понимали.
Когда Джин возвращался, Джуна не было. Была записка, строчки из новой песни, невпопад, на три листа. Был горячий черный чай с ежевикой. Но не было Джуна.
Они мирились, конечно. Встречались на полпути. Кидали друг другу "и я тебя, придурок" – не по сети, вживую. Спали под одним одеялом, большим и теплым. Просыпались в 6:30 вместе.
Но одеяло осталось там, в точке «А». Джин теперь где-то в «F».
Карта падает иногда, скидывает пыль, трещит натянутой нитью между прибитых кнопок. Джин включает любимую песню, наушники «эпл», совсем новые, но звук снова идет ко дну, рыболовные сети рвутся под тяжестью.
Врач в который раз звонит под вечер.
