Пять Сантиметров за Гранью

Пятеро воссоединяются

Деррик сильно нервничал. Сквозь занавески в его комнату только начинали лениво заползать лучи выходящего из-за крыш домов солнца, когда все было полностью готово к отъезду, а Том и Мэтт, сонные и путающие между собой заранее подготовленную одежду, допивали остывший крепкий черный чай, сваренный для них Голдбергом около трёх. В течение всей ночи Деррик то читал случайно попавшуюся под руку книгу, поминутно вскакивая от шорохов с улицы, немного выделяющихся из общего потока ночных звуков, то внимательно осматривал местность через узкое окошко кухни, время от времени отвлекаясь на плиту, чтобы снять турку с очередной партией мягко булькающего кофе. Было подозрительно тихо: все улавливаемые звуки в итоге опознавались либо как одинокие машины, запоздало проезжающие по узкой дороге рядом с их домом, либо как дворовые собаки, рыскающие в поисках полусъедобного мусора. В одной Голдберг узнал тощего, лохматого пса Вайта, которого он прикармливал зимой в особенно промозглые и холодные дни. Несмотря ни на что, летом Вайт стал выглядеть ещё более голодным, видимо, оттого, что начал линять, и шерсть вылезала из него клочьями.
Пару раз Деррик ловил себя на том, что заходил в прихожую и шарил по карманам своей ветровки в поисках пачки лёгких сигарет, и только потом вспоминал, что бросил курить два года назад по приезде в Англию. К половине четвертого навязчивые мысли о качественных сигаретах Пола, из-за которого он и приобрел эту вредную привычку, изрядно надоели ему, и Голдберг настойчиво заглушал их кофе, от которого в горле уже першило. Что удивительно, до рассвета ему удалось немного отдохнуть, облокотившись на кухонный стол и прикрыв глаза, но не погружаясь в бесцветную дремоту. Деррику быстро надоела такая бесполезная и бессмысленная пародия на сон, учитывая то, что совсем недавно он делал все, чтобы бодрствовать, поэтому он стал заканчивать последние приготовления. За короткий срок он успел на всякий случай позвонить Полу, проверить состояние комнат дома и убедиться, что все выглядит так, будто они загнаны в угол и паникуют (очень не хотелось признавать, что так и было), разбудить друзей и отнести багаж каждого к основанию лестницы. Деррик рассчитывал прибыть в аэропорт к пяти часам утра, когда первый поток регистрирующихся на рейс схлынет, а очереди сократятся, и тогда будто и ноги его не было в чёртовом пригороде Лондона. Голдберг просто не мог не размышлять о том, что ночью не происходило решительно ничего: никто не шуршал в кустах и не ползал под окном, подыскивая удобное местечко для установки взрывчатки, на улице не было ни прохожих, ни какого-нибудь одинокого пьяницы, под которого с успехом мог замаскироваться снайпер, ищущий удобную позицию для стрельбы. Деррик отчаянно надеялся, что с захватом власти Тордом Ларссоном система зачистки не изменилась в корне, все больше переживал по поводу предгрозового затишья и оттого все чаще выглядывал из-за занавесок то одной комнаты, то другой. Ощущать себя беззащитным новичком, которого не посвятили в план вообще, не то что в его подробности, было гораздо хуже, чем открытый огонь, когда знаешь, кто, как и почему его ведёт.
Невдалеке послышался едва слышный хлопок, узнаваемый любым профессионалом их дела из тысячи, характерный для оружия с глушителем. Деррик, не успев ни о чем подумать, слепо последовал своим рефлексам, дернулся и рывком отошёл в сторону, подальше от окна. Его руки задрожали, когда острые глаза привычно пробежались по противоположной стене и ожидаемо наткнулись на маленькую, аккуратную дырочку в безвкусных цветочных обоях, выбранных владелицей дома.
Осторожно коснуться пальцами отверстия, провести по краю его шероховатой поверхности, вытащить пулю, осмотреть – все это было так знакомо, хоть и покрылось пылью лет, будто любимая книга, прочитанная множество раз, но случайно забытая в квартире при переезде. Сначала думаешь о ней постоянно, потом реже, а затем она и вовсе уходит из повседневности, тихо и незаметно, но она все ещё там, в твоей голове, и ждёт подходящего момента, чтобы напомнить о себе. Только сейчас это была не книга, а патрон стандартного размера, очевидно, девять на восемнадцать миллиметров, для бесшумного пистолета, испачканный в штукатурке.
Медленно опустившись на колени, Голдберг под прикрытием подоконника выглянул в окно и начал анализ ситуации. Он даже почувствовал облегчение, потому что теперь его врагом было не неведение, а человек вполне определенной профессии. Единственным местом, откуда хорошо прослеживалась сторона дома с окнами гостиной, в которую Деррик прошел, уступив кухню завтракающим друзьям, и парадный вход, неплохо загороженный садовыми деревьями, был чердак соседнего дома. Ещё ночью Голдберг вычеркнул его из мысленного списка опасных мест, потому как был знаком с его обитателями, молодоженами из Гилфорда, и их добротной сигнализацией. Он был уверен, что Ларссон побоится лишней шумихи и не оставит за собой шлейф из трупов, но, очевидно, нынешний начальник не слишком-то благоразумен.
«Именно из-за таких людей весь отлично налаженный бизнес, основанный на опыте поколений, и покатится к чертям собачьим», – подумал Деррик, чувствуя какую-то обиду на людей, разрушающих порядок организации, частью которой он стал ещё до рождения, и это было предопределено изначально. Это грех его отца, переданный ему по наследству, лишь его обязанность, в которую своим восстанием вмешался Торд Ларссон, самый заурядный человек со слишком большими амбициями, даже, возможно, начальной стадией бреда величия. Не встреть Деррик Тома и Мэтта, то, наскоро залечив раны после роковой операции в Ирландии, он бы, не раздумывая, вернулся в штаб и продолжил работать как ни в чем не бывало. Как он отреагировал бы на дерзость Ларссона, если бы узнал о ней одним из первых? Продолжил бы работать во благо их компании, тихо ожидая, как кто-нибудь убьет молокососа-Ларссона, как это делали Пол и Пэт? Бросил бы всех? Убил бы иностранца? Риджуэлл и Харгривз своим двухлетним солнечным днём заставили его забыть о ночи, его ночи, и вот она, расплата. Все, абсолютно все в его мире изменилось к худшему.
Голдберг осторожно обходил окна и пробирался к черному ходу, чтобы проверить, была ли засада и там. Неприметная дверца зелёного цвета, прикрытая завитками плюща, была нужна в основном Тому, когда он, приходя далеко за полночь с очередной пьянки, желал поскорее уснуть. Он искал кратчайшие пути в узкий коридор, ведущий лишь в два помещения – комнату Риджуэлла и маленький чулан, гордо именуемый в их компании складом: туда негласно отправлялся весь хлам, который было жалко выбросить. Иногда Том путал двери и наутро его обнаруживали лежащим в пыли, погребенным под стопками книг, горами вязаных шарфов и шапок, присылаемых родителями Мэтта каждое Рождество в огромных количествах, кораблями в бутылках, которые от скуки мастерил Деррик.
Черным входом пользовался и Мэтт, приводя домой своих часто сменяющихся пассий. Тогда, желая остаться незамеченными, они крались на чердак (довольно громко смеясь) и допоздна засиживались за фильмами, разговорами или чем-то ещё. Потом они настойчиво выстукивали Деррику что-то на языке Морзе, и лишь в такие моменты Голдберга было очень легко разозлить – его решительно раздражало такое поведение Харгривза.