Сигаретные вечера

Глава 2.

Пара длилась слишком долго и слишком скучно. За эти два часа рыжий умудрился рассмотреть всех своих одногруппников, посчитать все кусочки мела и понять смысл жизни. Препод объяснял всё нудно, так что половина аудитории просто дрыхла на партах. Не удивительно, что даже Рюноске заснул, устроив голову на сложенных руках.
А Чуя думал. Все его мысли были заняты одним: где он, черт подери, успел столько грехов набрать, чтоб ему такую расплату в лице Осаму на голову скинули? И сколько же придётся мучаться с этим мешком самолюбия и дебильности? Рыжий понятия не имел, где найти ответы на эти вопросы. Он вообще ничего не знал и не понимал, потому что поведение Осаму загоняло в тупик и помогало сойти с ума окончательно. Накахару выворачивало от гейских закидонов своего непутевого соседа, но при этом ему хотелось этого всего как можно чаще и больше. Его раздражало, когда этот бестолковый комок бинтов трындит, как бабка на базаре, где-то за спиной, но параллельно до ужаса хотелось слушать этот чуть хрипловатый, оттого и неимоверно притягательный и соблазнительный, голос. Он ненавидел, когда шатен подолгу пялился на него своими влюблёнными глазами, но в то же время хотелось утонуть в горячем шоколаде глаз, забыться, захлебнуться в этом омуте. Он хотел, чтобы Осаму отъебался от него наконец и перестал домогаться, но стоило кому-то дотронуться до актера (не говоря уже об объятиях, поцелуях и тому подобное), как в голову било желание разодрать этим людям глотки и оторвать руки. Накахару бесил он сам и его чертовы чувства, возникающие из неоткуда при виде Дазая.
Как-то раз он попросил помощи у Акутагавы-куна, но тот лишь пожимал плечами, мол, прости, брат, тебе самому тут справиться надо. Рюноске считал, что тут Накахара сам должен разобраться, ибо это его жизнь, а у каждого человека всё бывает по-разному. Вот дашь человеку, к примеру, совет, который тебе помог, а он его в могилу сведёт. И что делать потом?
Аргх! Эти мысли не дают покоя! Рыжий несильно оттягивает волосы, пытаясь прийти в себя и выкинуть из головы шатена. Тщетно. Юноша обессилено кладёт голову на парту, закрывая глаза. Черт.

Когда прозвенел звонок, парня словно вывели из транса: он начал подавать признаки жизни, двигаться, моргать, говорить, дышать. В голове одна сплошная каша, ноги ватные, руки не работают. Фиговенько так. Надо бы сходить к медсестре, но это потом, когда Чуя поймёт, что ему реально надо домой.
Словно на автомате, студент выходит из аудитории и плетётся в следующий кабинет. Но вдруг его взгляд хватается за какое-то движение в одном укромном уголке. Тихо зайдя за стену, так, чтоб не видно было рыжего, но видно происходящее, сердце Чуи пропустило удар: возле стены стоит Осаму. И причём не один, и отнюдь не просто стоит. С расстёгнутой и почти спущенной рубашкой он прижимает ту самую плоскую доску, с которой был сегодня утром, к стене, придерживая под бёдрами и оставляя нехилые такие засосы на шее. Мразь.
Накахара зарычал. Этот бинт на ножках ему утро испоганил, так еще и тут хочет его окончательно спустить вниз? Здорово блять!
Свалить домой захотелось моментально. Подорвавшись с места и наплевав на всё и всех, архитектор понёсся из универа подальше. Кричавший и пытавшийся его догнать Акутагава и бедняжка Ацуши, который с распахнутыми глазами за всем этим наблюдал, не волновали рыжего от слова совсем. Он даже не замечал ливня, благодаря которому промок до нитки, и ругающихся водителей, когда перебегал дорогу на красный. Задавят? Пусть. Лишь бы не видеть этой смазливой рожи перед глазам.
Накахара не любил показывать свои эмоции, скрывая их под маской ярости и злобы. Так было и сейчас. Юноша боялся. Он абсолютно не знал, что с ним происходит, оттого был загнан в угол. Представьте лисёнка, которого охотники загнали в тупик, а рыжий зверёк не знает, что ему делать. Напуган. То же самое происходило сейчас и с Чуей: вместо бедной зверушки – он, а вместо охотников – его собственные чувства и мысли. Всё это давило на парня с разных сторон, не позволяя мыслить здраво и придумать хотя бы план побега. Всё
Чертовски плохо.