Сигаретные вечера

Глава 3.

– Блять! Сука, 3 часа ночи, какого дьявола ты тут делаешь?!
В комнате абсолютно темно, поэтому темноволосый так удачно смог пробраться к соседу и устроится рядом с тем. Только он допустил маленькую оплошность – Чуя спит слишком чутко, и даже почти не ощутимые объятия смогли его разбудить.
– Мне одному не спится. А с тобой уютнее и спокойнее, – Дазай жмётся к рыжему, проводя пальцами по всей груди, а пахом вжимается в задницу, скрывая в темноте дьявольскую улыбку. Когда засыпают люди, просыпаются извращенцы.
– Съебись отсюда, я тебя умоляю, – глухо рычит архитектор, с размаху вписывая локтем между рёбер и вырываясь из объятий. – И хорош до меня домогаться.
– Нет, не хорош, – Осаму успевает поймать соседа, потянув на себя и вновь обнимая. – Сегодня я от тебя не отстану.
– Ты, сука, слишком дерзкий стал, как я погляжу, – Чуя, не оставляя попыток выбраться, рыкнул. – И вообще... Пойду у тебя спать, раз ты отсюда уходить не собираешься.
С этими словами юноша наконец вскакивает, хватает свою подушку и уже собирается открыть дверь, как его мигом прижимают к стене, руки зафиксировав над головой, а ноги раздвинув коленом.
– Ты охуел? – голубоглазый скептически выгнул бровь, смотря в, предположительно, глаза шатена.
– Ты слишком много ругаешься, – Дазай тихо шепчет, обхватив кадык сожителя губами и несильно прикусывая кожу.
– А ты слишком много выёбываешься, – фыркнув, юноша бьёт бинтованного между ног коленом, заставляя жалобно заскулить и отойти. Он никогда не промазывал, даже в темноте.
Осаму опускается на колени, держась за пах и сгибаясь. У Накахары удар недетский. Сука, больно ведь!
– Чуя-кун... как невежливо... с твоей-то стороны... я ведь с любовью... – кряхтит суицидник, пытаясь встать, но вновь кривится от боли. Ну всё, минус дети и достоинство в добрые 15 сантиметров.
– Ты сейчас с любовью вперёд ногами вылетишь из этой комнаты.
– Дай хотя бы просто с тобой полежать...
– Если попробуешь подлезть, вылетишь из окна, – Чуя, подхватив подушку, вновь устраивается на постели.
– Может поможешь? – актёр кое-как поднимается на ноги, но идти ещё больно.
– Сам дойдёшь, – буркнул архитектор.
– Ты неисправим, – вздыхает юноша и всё же добирается до мягкой кровати, ложась рядом с соседом и по-хозяйски устраивая руки на талии того.
– Лапы свои убери, – рыжий дёргается, но когда шатен запускает пальцы в волосы и начинает аккуратно массировать кожу, целуя почти невесомо, голубоглазый расслабляется, переставая фыркать и бурчать. Ладно, он признаёт, ему это чертовски нравится. Вдобавок, он слишком хочет спать, чтобы спорить с этой дылдой.
Накахара закрывает глаза, засыпая и даже не замечая, что инстинктивно прижался спиной к чужой груди.