Монстролог. Проклятье вендиго.

ЧАСТЬ ДВЕНАДЦАТАЯ «Вот что ты можешь сделать полезного»

Он говорил о ней, как говорят о любовнице. Вечно молодая, плодовитая невеста; бесплодная старая дева; искусительница; пророчица — она была всем сразу, его возлюбленной, ради которой он отказался от общения с простыми смертными, рядом с которой бледнела даже потрясающая Мюриэл Чанлер. Его возлюбленная позвала той ночью, но позвала не его.

Ее голос — голос первозданной природы, тайный голос, доносимый с сильным ветром, голос изобильной пустыни и радостного отчаяния, голос, который ийинивоки назвали аутико, — позвал той ночью, и на него откликнулся Джон Чанлер.

Я почувствовал его присутствие еще до того, как увидел. Волосы у меня на затылке встали дыбом. У меня возникло отчетливое неприятное ощущение, что за мной наблюдают. Я оглянулся через плечо. У меня перехватило дыхание. Я тронул доктора за руку, он перевел взгляд вслед за моим, и мы на секунду застыли в полном изумлении от увиденного.

У входа в палатку стоял Джон Чанлер. Его длинные тонкие голые ноги были широко расставлены, костлявые руки висели, на тощем лице внимание приковывали желтые глаза они как будто горели внутренним огнем и шокировали ощущением узнавания — узнавал не он, а я, поскольку я уже видел пару точно таких же глаз, плывущих в лесном мраке.

Его рот отвис, распухшие губы, порванные непрестанно клацающими зубами, блестели от крови. Ею пропитался весь перед его нижней рубахи. Капли крови, как слезинки, висели на его бороде.

Уортроп с пораженным криком вскочил на ноги. Забытая винтовка упала на землю. Он сделал маленький нерешительный шаг в направлении своего друга.

— Джон?

Чанлер не ответил. Он не двинулся с места. Казалось, он что-то разглядывал вверху деревьев. Его голова, непропорционально большая по сравнению с исхудавшим телом, немного склонилась набок, словно он к чему-то прислушивался — или что-то слушал. Его горло издало мерзкое бульканье, как грязный источник, поднимающийся из вонючих глубин.

Потом это несчастное создание, в котором на протяжении многих дней едва теплилась жизнь, которое моему хозяину пришлось нести на руках, как новорожденное дитя, которое две недели ничего не ело, вдруг уморительно замахало руками и ногами, с поразительной скоростью проскочило мимо нас, прыгнуло на три фута над костром и со звериным рыком рвануло в чащу. Доктор бросился за ним, яростно бросив через плечо: «Уилл Генри!» Я подхватил винтовку и побежал за ним в нескольких шагах позади.