Когда я умру - вы полюбите меня

19. Good morning, baby

Время в самолете пролетело достаточно быстро. Мы с Мэри разговорились о её семье, потом я рассказывал всё о себе. После следовал уже сумбурный поток мыслей, воспоминаний, мы делились абсолютно всем, что взбредёт в голову. Такая простота в общении вызывает необычайное тепло, ощущение чего-то родного рядом, особый неведомый свет, излучаемый открытостью и какой-то «покорностью» человека по отношению к тебе. С такими людьми можешь чувствовать себя максимально непринуждённо, будто «в своей тарелке», понимаете?...

Всего ничего и мы уже в Кольцово. Вокруг нас быстро собиралась толпа, ко мне подходили делать фото, обниматься, поговорить о жизни, спросить про концерты. Я рьяно извинялся перед всеми, чтобы уйти, хотя бы немного успокоив свою совесть. Нас уже ждала машина, да и я хотел побыстрее обустроиться на новом месте, пусть и не на долго. В дороге я снова взял в руки телефон и начал писать маме. Она действительно потеряла меня, но написала, что понимает, что скорее всего у меня дела и я загружен. Извинившись, я спросил, как проходит её отдых, как её состояние и тому подобное.

Далее всё по сценарию: мы обустроились в номерах, на этот раз, у каждого были индивидуальные апартаменты с панорамным видом на город. Я вышел на балкон, чтобы закурить долгожданную сигарету. За окном уже другой, но такой же оживлённый, ночной город со своими хлопотами. Я вспомнил Мэрайю, то, как в её тонких длинных ладошках кэмэл смотрится довольно странно, даже по-детски в какой-то степени. Почему кэмэл? Ну, тут всё просто, ничего другого она не переносит. Поймав себя на мысли, что я уже соскучился по дому, я понял, что и отсюда я улетать не хочу, не хочу испытывать расстоянием общение с Мэри. Просто боюсь, что оно прекратится. Хотя, при таком раскладе событий, я должен был быть готов к этому с самого начала. Тур вот-вот кончится, а мы разъедемся по домам, как бы радостно и одновременно огорчающее это не звучало. Меня снова разъедало внутреннее жжение, я понимал, что потерялся. Я понимал, что разрываюсь между двумя странами - двумя отдельными мирами, с разными компаниями и совершенно разной обстановкой, происходящим. Я будто ребёнок, сломавший свою игрушку, опечалено смотрю на неё и осознаю, что починить её уже невозможно. Только в качестве той самой игрушки здесь выступает моя жизнь.

- Снова витаешь в облаках, Густав? - За спиной неожиданно раздался голос той самой девушки.