Совсем рядом, за домами, виднелось медленно, почти неуловимо для глаза вращавшееся огромное колесо обозрения. Сорок лет вращается, между прочим. Хотя нет, врать не буду: вполне возможно, что оно вновь начало крутиться только после Второго взрыва на ЧАЭС. По крайней мере, оно движется все те годы, что я топчу Зону, а это уже немало. Медленно движется, вкрадчиво. Не надо на него смотреть дольше пары минут – начинает кружиться голова, перед глазами все плывет, хочется подойти поближе и разглядеть колесо повнимательнее. Но это никак не удается, мешает странная пелена перед глазами. Хочется подойти еще ближе, потом еще, наконец, сесть в одну из поскрипывающих кабинок, ощутить прохладный ветер высоты, окинуть город взглядом с высоты птичьего полета... Короче, Стервятник меня однажды спас, едва не прошибив голову уже у самой оградки аттракциона, и потом волок за шкирку почти до бара «Сталкер», потому что я все время мягко выворачивался из его хватки и пытался вернуться. Только на территории темных я более или менее прочухался. А вот многим другим не повезло так, как мне, и теперь они описывают бесконечные медленные круги в пространстве, сидя на прогнивших деревянных скамеечках кабинок и бездумно глядя на город мертвыми глазами.
Собравшись на очередной военный совет, мы снова принялись яростно спорить. Единственный коридор между двух сплошных линий аномалий проходил прямо через чертов луна-парк. Мы с Бородой полагали, что риск слишком велик и надо вернуться, чтобы поискать другой путь. Патогеныч с Мухой считали, что возвращаться опаснее и что мы вполне сможем проскочить мимо колеса обозрения, поскольку знаем точно, чего от него ждать и чего следует остерегаться. Что касается Енота, то ему стало совсем хреново и он готов был присоединиться к большинству. Борода стоял насмерть, но я вскоре сдался: мысль о том, что придется вернуться в ту часть города, где сидят в засадах снайперы-зомби, мне страшно не нравилась. За себя я особо не беспокоился, но возможность мгновенно потерять Динку вызывала у меня сосущую пустоту в груди. К черту; спасти ее от колеса у меня, по крайней мере, имеются неплохие шансы, а вот от выпущенной из снайперской винтовки пули я ее уберегу вряд ли.
В результате Бороде пришлось смириться с большинством. На самом деле пройти совсем рядом с колесом обозрения и не поддаться его гипнозу достаточно просто, если точно знать, в чем дело и какие следует принять меры предосторожности. Так что совсем не факт, что идти вперед было опаснее, чем назад.
Растянувшись в цепь, мы двинулись через луна-парк боком, короткими приставными шагами, повернувшись к колесу спинами. Нападения с той стороны можно было не опасаться: ни один мутант близко не подойдет к территории, на которую хотя бы падает тень чертова колеса. А само оно ходить, к нашему великому счастью, не умеет. На всякий случай мы еще накинули капюшоны сталкерских курток: в случае чего достаточно будет малейшего движения головы, чтобы заслонить краем капюшона дьявольское гипнотизирующее кружение.
Впрочем, в том направлении, куда мы оказались обращены лицами, тоже имелось на что посмотреть. Из-за полуразвалившейся деревянной оградки, расписанной поблекшими от времени и непогоды, едва угадывающимися клоунами и цирковыми лошадками, доносились непрерывное механическое жужжание и лязг.
– Здесь тоже нет людей, – тихо проговорил я. – Рекомендую не слишком увлекаться зрелищем.
На продолжавших работать аттракционах катались мертвые дети. По крытой арене кружили электрические автомобильчики, которые время от времени сталкивались: тогда сидевшие за рулем мумифицированные трупы резко наклонялись вперед. Перед ареной лицом вниз лежал труп мужчины в синем рабочем комбинезоне.
– Они ездят все эти годы? – помертвевшим голосом спросила Динка.
– Похоже на то, – негромко отозвался я. – Некоторые мумифицировались, а некоторые выглядят так, словно сели на карусель пять минут назад и уснули. Их тела почему-то совершенно не разлагаются.
– Черт... – прошептала подруга. – Может быть, они действительно спят? Летаргическим сном?..
– Не рекомендую проверять, – буркнул я. – Некоторые уже пытались... Трупов тех, кто пытался, уже не видно – они обычно рассыпаются в пыль через год-другой.
Невысокие американские горки для самых маленьких назывались «Гусеница». Паровозик с несколькими вагончиками действительно напоминал гусеницу с веселой мордашкой. Она на мгновение замерла у посадочного помоста, затем раздался предупредительный звонок, и состав начал медленно подниматься на горку, чтобы начать стремительный спуск с высшей точки рельсового полотна.
– Там же полно ребятишек... – потерянно бормотала Динка. – Но ведь так не бывает. Даже в выходные дни и праздники карусели в таких периферийных луна-парках никогда не заполнялись целиком. Их охотно гоняли, если занимали мест пять-шесть...
– Ага, – мрачно кивнул я. – Сначала их было немного. Потом стало прибавляться. Этот луна-парк каким-то образом заманивал оставшихся в Зоне детей и убивал их. Заманивал и убивал до тех пор, пока были места на каруселях...
– Черт, черт, черт, – механически повторяла Динка, не в силах оторвать зачарованного взгляда от ужасной картины.
И опять же: не уверен, что эти дети остались здесь после первого взрыва на ЧАЭС в восемьдесят шестом году. Наверняка нет. Тогда тут не творилось таких диких вещей, необъяснимое началось двадцать лет спустя... Однако во времена второго взрыва в тридцатикилометровой чернобыльской зоне детей уже давно не было, и никто из них не мог в то время кататься на аттракционах этого заброшенного луна-парка. Вот как хочешь, так и понимай ситуацию. Может быть, мертвые дети на каруселях – это просто еще одна иллюзия, создаваемая притаившейся где-то за оградой неведомой тварью-гипнотизером? Возможно. Проверять не стоит в любом случае. Им уже все равно не помочь. Во всяком случае, никого из нас прокатиться на «Гусенице» не тянуло, и ладушки.
Некоторое время мы брели вперед в глубоком молчании.
– Не нравится, подруга? – нервно усмехнулся я. – Добро пожаловать в Зону. Здесь можно увидеть еще и не такое.
Динка угрюмо безмолвствовала.
– В Центральный дом художника в Москве как-то привозили выставку Жана Тэнгли, – нарушил мрачное молчание Борода, шедший передо мной. – Кинетические объекты – знаете? Собранные из всяких железяк и хлама изуродованные машины самых фантастических форм двигались и скрежетали, приводимые в действие скрытыми моторчиками. Они походили на механических бомжей, на зомби мира машин, выползших из каких-то кибернетических могил, выбравшихся из груды лома на кладбище старой техники. Это было смешно и страшно одновременно. Казалось, что ночами эти нелепые и ужасные кинетические объекты работают сами по себе в пустом зале – ни для кого. И еще казалось, что по ночам их никто не охраняет, потому что остаться один на один с этими безобразными, безумными, адскими механизмами для любого сторожа значило обречь себя на кошмарную смерть... – Он прочистил горло. – Это место вызывает точно такие же ассоциации...
Ишь ты, интеллигенция. Как завернул-то.
– Сейчас вся Зона – один огромный кинетический объект Жана Тэнгли, – негромко сказал я.
Шедшая за мной Динка, выкручивая шею, с изумлением рассматривала огромное дерево, мимо которого мы двигались, – странное дерево, взломавшее асфальт и проросшее прямо посреди дороги. То есть дерево было самое обыкновенное, я не знаю, как оно называется, хотя подобных деревьев полно и в Зоне, и в Харькове. Вот только они не прорастают через асфальт. И на обычных деревьях не растет таких странных плодов. Они напоминали полупрозрачные фиолетовые носки, наполненные какой-то отвратительной на вид полужидкой массой и развешанные низко на ветвях. Динка шагнула ближе и содрогнулась, увидев, как изнутри одного плода что-то торкнулось – то ли сердце, то ли личинка.
– Не следует приближаться в Зоне к подозрительным предметам, – строго проговорил я, оттаскивая красавицу в сторону. – Никогда не знаешь, какой окажется радиус поражения у той или иной дряни.
Шедший впереди Муха внезапно остановился, затормозив всю нашу цепочку.
– Тупик, братва! – объявил он. – Можно курить.
Патогеныч подошел к нему, и они снова принялись обсуждать дальнейший маршрут. Я посмотрел на свой датчик аномалий. Да, похоже, дальше нам никак не пройти. Сплошная полоса мясорубок злорадно потрескивала поперек нашей трассы. Я вертел электронную карту так и этак, но прохода в аномальном поле, похоже, не было. Разве что двинуть напрямик под колесом обозрения, но проще уж сразу приложить дуло автомата к голове и нажать на спуск. Необходимо было найти другую дорогу.
Я устало утер пот со лба. Да что ж сегодня за день такой. Давно такого не было – чтобы после выброса возникло столько сплошных аномальных полей. Нет, конечно, не раз бывало, что я застревал в Зоне на несколько дней, заблокированный в каком-нибудь глухом углу сместившейся линией сросшихся аномалий. Но столько этих линий за один день мне видеть не доводилось. Фактически мы от самого Рыжего леса брели по непрерывному извилистому лабиринту, образованному аномальными полями.
– Все назад! – внезапно скомандовал Патогеныч, неловко пятясь и не сводя взгляда со своего ПДА. – Эта дрянь поползла!
Быстрое смещение аномального поля – тоже штука распространенная, однако она редко происходит в присутствии сталкеров. Обычно же цепочки ловушек ползут очень медленно, незаметно для человека. Почти не бывает такого, чтобы смещение поля можно было обнаружить невооруженным глазом. Выходит, нам сегодня повезло присутствовать при редчайшем феномене Зоны. Думаю, многие научники дорого бы дали, чтобы оказаться на нашем месте, вот только нам этот феномен сейчас на фиг не сдался.
Мы начали медленно отступать в том направлении, откуда пришли. Мать твою двадцать, выходит, зря смертельно рисковали, пробираясь у самого чертового колеса. Ну что ж, хотя бы попробовали...
А вот Динка не сдвинулась с места. Точнее, она попыталась шагнуть, однако не сумела оторвать ноги от земли, пошатнулась и едва не растянулась во весь рост.
– Хемуль! – испуганно проговорила она. – Я прилипла!
Я бросился к ней. Быстро обвел ее со всех сторон датчиком – тишина. Торопливо достал болт, уронил подруге под ноги – и болт тут же юркнул за ее ботинок.
Надо же, как не вовремя-то.
– Шагнуть можешь? – спросил я, чувствуя, как черная паника медленно поднимается из глубины сознания. – Попытайся!
Динка не ответила, но по тому, как затрещали ботинки покойного Мармелада, по тому, как напряглось ее посерьезневшее лицо, я понял: пытается изо всех сил.
– Ты что же, – безнадежно сказал я, – не чувствовала, как тебя приковывает?..
– Я думала, от усталости ноги гудят! – Динка перепугалась не на шутку. – Откуда же я знала?!
– Двигаемся, ребята, – подогнал нас Патогеныч, отступая мимо нас и не отрывая глаз от датчика аномалий. – Не стоим, двигаемся, двигаемся...
– Патогеныч, – с трудом произнес я, – у нас серьезная проблема.
Жадинка – это крошечный гравиконцентрат. Ее практически невозможно определить датчиками. Ведет себя как та сорока: стаскивает к себе весь мелкий мусор, до которого только может дотянуться, причем когда переползает на новое место, с собой его не забирает, теряет к нему всякий интерес. Крупный предмет, попавший в зону ее воздействия, жадинка понемногу приковывает к земле: чем дольше на него воздействует, тем сильнее приковывает. Цепко удерживает захваченный предмет на одном месте от нескольких часов до пары дней, после чего либо рассасывается, превращаясь в артефакт «волчьи слезы», либо смещается на новое место, освобождая предмет от своего воздействия, либо понемногу превращается в полноценную гравиконцентратную плешь. В общем, паскудная, но вполне безобидная по сравнению с другими аномалиями. В течение нескольких минут способна приковать к земле человека, но если через нее, допустим, пройти прогулочным шагом, ей не хватит времени даже чуть-чуть затормозить тебя. Пройдешь и вообще не заметишь, что преодолел аномалию. Если стоять прямо на жадинке, но при этом высоко поднимать то одну, то другую ногу, она тоже совершенно бессильна. Короче, скорее местный казус, чем серьезная угроза.
Но Динка ухитрилась превратить казус в угрозу, влипнув обеими ногами неподалеку от ползущего прямо на нее аномального фронта.
Я кретин, конечно. Должен был предупредить. Предусмотреть, в конце концов. Но тогда уж следовало читать ей полномасштабную многочасовую лекцию об опасностях и ловушках Зоны. И две строчки про жадинку наверняка оказались бы в этой лекции в самом-самом конце. Кто же мог предположить, что моя подруга остановится точно на крошечном пятачке гравиконцентрата-недомерка и простоит на нем достаточное количество времени, даже не переступив ногами?! Вероятность этого была настолько мизерной, что даже в голову мне не пришла.
Патогеныч смотрел на Динку и медленно менялся в лице. Сообразил, похоже.
– Куда ж ты глядел, сучье мясо... – прошипел он, переведя взгляд на меня. Однако молниеносно взял себя в руки. – Груз, живо!..
Какой там, к черту, груз! Я уже и без его команды стремительно обшаривал взглядом окрестности, но ничего подходящего вокруг не наблюдал.
Если человек влип в жадинку, совершенно не обязательно выжидать пару дней, когда она его отпустит – или убьет, став гравиконцентратной плешью. Можно попробовать перегрузить ее. Мы называем это «надорвать жадинку». Надо предоставить ей столько разного тяжелого груза, чтобы она, изо всех сил пытаясь его приковать, ослабила давление на человека, и тогда тот сможет вырваться из ее хватки. Порой для этого хватает нескольких кусков металлического швеллера или пары тридцатикиллограмовых рюкзаков, поставленных рядом с попавшимся в капкан бродягой; однажды, впрочем, надорвать одну настырную жадинку удалось только при помощи армейского джипа.
Вот только где же нам взять груз? Я судорожно озирался по сторонам. Мы застряли на совершенно пустой заасфальтированной дорожке между непрерывно двигавшимся дьявольским паровозиком-гусеницей и медленно вращавшимся колесом обозрения. Слева от нас торчал одинокий фонарь с разбитой лампой; завалить его мы не смогли бы при всем желании, да и времени не было. Метрах в пятнадцати скамейка, тоже попробуй еще выверни ее из асфальта; чугунная урна; дерево с фиолетовыми плодами... Все не то, не то!..
Патогеныч оглушительно свистнул, наши вскинули головы.
– Динка в жадинке! – гаркнул он. – Груз, бродяги!
Муха принялся хищно озираться, как и я. Отмычки Бороды и сам Борода начали скидывать с плеч тощие рюкзаки, но Патогеныч сморщился: мало. Совсем мало. Можно было бегом вернуться ко входу в луна-парк и натаскать кирпичей из полуразрушенного забора, но полоса мясорубок, потрескивая, продолжала неумолимо ползти в нашу сторону. Времени у нас не было. Если веса кирпичей, собранных за пару ходок, не хватит, Динка умрет в течение десяти минут.
Выход оперативно нашел Енот. Он вдруг порывисто шагнул к Динке и с воплем «Делай – раз!» крепко обнял ее, тесно прижав к себе. Красавица моя высотой почти с меня, а Енот ростом не удался, поэтому лицом он пристроился аккурат между ее грудей. В защитном костюме ее славные бугорки, конечно, выделялись не настолько зримо и выпукло, как в рабочей одежде – кожаном топике, но все же, полагаю, прощупывались достаточно хорошо. Мне бы следовало, по большому счету, убить мелкого паршивца на месте или хотя бы слегка подправить ему внешний вид, как некогда бармену Джо, однако я, разумеется, не стал этого делать. Потому что на самом деле Енот занимался тем, чем сейчас следовало бы заниматься мне, – спасал мою подругу.
Патогеныч тут же уловил его мысль и – «Делай – два!» – приник к моей девочке со спины, облапил медвежьей хваткой и ее, и Енота. Стиснул обоих так, что кости захрустели.
– Ногами можешь двигать? – рявкнул он.
– Нет! – пискнула полузадушенная Динка, отчаянно дергая коленками.
Мало груза.
Я шагнул к ним, обхватил приятелей за плечи, плотно прижался к ним. С неосознанной ревностью раздвинул их тела, стремясь хотя бы чуть-чуть прикоснуться к своей девочке. Пятачок жадинки может оказаться не больше полуметра в диаметре, и всем нам непременно надо оказаться на нем, чтобы аномалия наверняка заинтересовалась новыми тяжелыми предметами, появившимися в зоне ее действия.
– Мать вашу, бродяги! – гаркнул Муха. – У вас там что, оргия?!
– Груз! – отозвался Патогеныч. – Иди сюда, родной, ты нам позарез нужен. Сколько весишь, груз?
Муха встревоженно посмотрел на датчик аномалий. Прикинул что-то в уме.
– Вот вы клоуны, – проговорил он, обреченно двинувшись в нашу сторону. – Всех ведь разом накроет...
– Каркай больше! – возмутился я.
Динка змеей извивалась в центре толпы, пытаясь оторвать от асфальта хотя бы одну ногу.
Подлетел Гусь, опередив его, рыбкой нырнул в общую кучу-малу. Рядом с ним вписался Борода. Взвыл Патогеныч, которому москаль от души оттоптал ногу.
– С двух сторон поджимает, – сообщил нам Борода последние новости, которые поведал ему детектор аномалий. – Аномальное поле не только оттуда ползет – с другой стороны тоже, идет клином. Выдавливает нас к колесу. Как специально все, ей-богу!
– Динка, ты как? – поинтересовался я.
– Никак, – уныло отозвалась красавица из центра столпотворения.
– Ну-ка, дай-ка я... – Патогеныч обхватил ее под мышками и сильно потянул вверх. Динка застонала. – Нет, бесполезняк. Муха, твою мать, где ты там?!
– Да здесь я, здесь, – отозвался тот, поддав мне плечом в позвоночник.
Со стороны это, наверное, выглядело как регбийный матч: несколько сопящих потных мужиков, пихающихся и налезающих друг на друга на небольшом пятачке пространства. А девушка... Девушку в их гуще и не видно почти.
Еще мне пришла в голову мысль о групповом изнасиловании, только она мне совершенно не понравилась.
Груза по-прежнему было мало. Хотя пора бы, давно пора бы уже было жадинке конкретно надорваться. Но она упорно цеплялась за Динку, не выпуская ее из своей мертвой хватки, – и между прочим, медленно, но верно приковывала к месту бродяг, пришедших ей на выручку. Так что если бы мы даже решили сейчас бросить подругу на произвол судьбы и брызнуть в разные стороны, вырваться удалось бы только подоспевшим последними Мухе с Бородой, да и то не факт. Увы, ближе к центру Зоны аномалии становились все более мощными и коварными. Например, встретить на Милитари птичью карусель метров двадцати в диаметре – вовсе не чудо.
Полоса мясорубок мерцала уже в нескольких метрах от нас.
– Бахч! Вова! – надрывался Борода. Он стоял спиной к своим отмычкам, и ему не было видно, чем они занимаются. – Ко мне, живо! Шкуру спущу!..
А вот я видел и того, и другого. И не разделял оптимизма Бороды.
Бахчисарай, уже метрах в двадцати от нас, продолжал медленно отступать в ту сторону, откуда мы пришли. Вид у него был жалкий, нижняя губа дрожала. Понятно; для чего ему рисковать ради чужой шкуры, когда своя ближе к телу? Ожидать от него помощи, похоже, было бесполезно. А Вова неподвижно стоял неподалеку от нас. Только от него помощи тоже можно было не ждать, потому что он стоял лицом к колесу обозрения и, запрокинув голову, словно зачарованный, смотрел, как оно неуловимо вращается в вышине.
Имею ярко выраженное дурное предчувствие, как говорит в таких случаях один страус.
И ведь как обидно: жадинка почти перегружена, она и так уже держит гораздо больше, чем способны удерживать ее сестренки. Ткни только – и лопнет.
– Вова! – заорал я. – Не смотри туда, кретин! Гусь, скотина, ты передал ему, что он может попасть под колесо?!
– Передал, – пропыхтел Гусь у меня за спиной. – В подвале еще...
К сожалению, предупреждения Черного Сталкера не всегда бывают четкими и однозначными. Иногда это слишком расплывчатые оракулы. Не сразу и поймешь, о чем речь.
– Вова! – крикнул Борода, расширенными глазами глядя, как понемногу подползает к нам аномальное поле. Совокупный заряд сросшихся боками мясорубок, двигавшихся в нашу сторону, мог бы мгновенно испепелить еще пару таких же групп, как наша. – Брат, слушай меня! Борись с этой дрянью! Просто чуть поверни голову, прикрой глаза краем капюшона!..
– Летать... – прошептал Вова.
Не обращая внимания на наши истошные вопли, он медленно, подволакивая ноги, двинулся вперед, к колесу. Я с тихим отчаянием смотрел, как он перелезает через невысокую оградку.
Полупридушенная Динка чуть повернула голову, коснулась моего лица щекой.
– Хемуль, – пробормотала она, ластясь, как кошка, – я люблю тебя, падла... Прости меня за все... Прости, что все вот так вышло...
– Я тебя тоже очень люблю, красавица, – отозвался я, – но давай не умирать раньше времени!
– Хоть бы кто-нибудь анекдот рассказал, что ли... – тоскливо произнес Муха. – Долго еще?
– Минуты четыре, – откликнулся Патогеныч. – Судя по скорости подползания. Может быть, споем напоследок?
– Иди к черту! – огрызнулся Борода. – Енот, хорош пихаться!
– Ты что – нервничаешь? – удивился Патогеныч. – Умереть в Зоне, мгновенно, прижавшись к прекрасной женщине, в окружении лучших друзей – о чем еще может мечтать вольный сталкер?! По-моему, тебе совершенно необходимо за оставшееся время жизни постичь Дао...
– Ладно, споем, – прервал его Муха. – А на этой скамье, – заунывно затянул он, – на скамье подсудимых...
– Бахч! – снова заорал Борода. – Бахча, щучий сын! А ты подумал, как из Зоны один выбираться будешь, когда нас всех насмерть долбанет?!
Бахчисарай остановился в нерешительности. И похоже, этот аргумент возымел действие. Беспомощно оглянувшись на почти уже захлопнувшуюся за его спиной ловушку, отмычка посмотрел на нашу толпу, перевел взгляд на колесо, тут же, словно обжегшись, отвел взгляд, снова посмотрел на нас... Затем, не рассуждая больше ни мгновения, поддавшись мгновенному порыву, бросился к нам и с разбегу врезался в спину Бороде.
Жадинка крякнула и надорвалась.
От толчка стоявший с противоположной стороны Муха пошатнулся, сделал два шага в направлении подползающей линии аномалий и замер на самой ее границе, судорожно балансируя руками; я дернул его на себя за шкирку. Наша группа рассыпалась, больше нас ничего не удерживало. Енот от Динки так и не отлип, поэтому мне пришлось отдирать его за шкирку.
– Фашист! – хрипло простонал Енот. – Я ведь мечтал об этом несколько лет!..
– Пошути мне еще! – свирепо зашипел я. – Уши оборву!
Патогеныч с Бахчем уже бросились к стремительно исчезающему проходу в сплошной линии аномалий и едва успели затормозить: он схлопнулся прямо перед их носами.
– В стороны! – заорал Борода, прикидывая на глазок расстояние до цепи мясорубок.
– Что собрался делать? – насторожился Патогеныч.
– Прорываться, естественно. – Борода сосредоточился на датчике аномалий, начал что-то прикидывать. – Как только разряжу мясорубки, сразу следом за мной, поняли, радиоактивное мясо? След в след!
Патогеныч молча кивнул. В общем, тут даже дискуссии были ни к чему: только у Бороды имелся достаточно крутой защитный комбез, чтобы выдержать мощный электрический разряд. Другой вопрос, что даже его защиты вполне могло не хватить. Однако москаль сознательно шел на то, чтобы исполнить роль камикадзе: когда стоит вопрос, умереть в большой компании или умереть одному, чтобы спасти всех, нормальный бродяга обычно долго не раздумывает.
Тем более что и шансы выжить у него имелись.
Я покосился в сторону чертова колеса. Вова уже поднялся на помост, с которого осуществлялась посадка, и, неловко переступая непослушными ногами, приближался к движущимся кабинкам. Сорвав с плеча автомат, я коротко прицелился и выжал спуск. Пуля ударила отмычку в предплечье, развернув его почти на девяносто гардусов. Бесполезно: даже мгновенная сокрушительная боль не смогла его протрезвить. Он снова повернулся лицом к колесу и продолжал двигаться вперед, словно лунатик. Необходим был кто-то здравомыслящий, кто смог бы оттащить его назад.
Почувствовав нарастающее головокружение, я поспешно отвернулся. Все, забыли о Вове. Нету больше никакого Вовы. Если я перелезу следом за ним через оградку, вместо одного трупа у нас будет два. Проехали.
– Борода, – негромко проговорил Патогеныч, – не надо бы тебе...
– Варианты? – отозвался тот.
Патогеныч умолк, глядя на медленно сужающийся круг чистого пространства, в котором мы стояли.
Борода убрал датчик аномалий, ткнул пальцем:
– Вот тут попробую. Вроде бы потоньше...
– Хорошей работы, бродяга, – сквозь зубы проронил Муха.
– На той стороне встретимся, – отозвался Борода. – Все готовы? Тогда поехали!..
Взяв короткий разбег, он кинулся прямо на аномальный фронт – и мы, отпустив его метров на пять, бросились следом.
Гигантская мясорубка, в которую стремительно влетел Борода, взорвалась ослепительной вспышкой, на мгновение впечатав черный силуэт москаля в наши сетчатки. Фиолетовая горизонтальная молния размером с грозовую наискосок пронзила пространство совсем рядом с нами, выбросила в разные стороны десятки кривых щупалец-протуберанцев, вонзившись в сырой асфальт. Оглушительный треск нестерпимо ударил по барабанным перепонкам. Бороду подбросило, как на противопехотной мине, и он по инерции кувырком полетел вперед, а мы промчались следом за ним через мгновенно разрядившуюся и теперь несколько мгновений безопасную электрическую аномалию диаметром метров в шесть. В спину отступавшему последним Мухе мясорубка все-таки плюнула остаточным разрядом, накопленным за несколько мгновений после большого бума, но комбинезон ССП надежно защитил его от электрического поражения.
А потом мы бежали к выходу из адского луна-парка, спасаясь от наползающих на нас с двух сторон аномальных полей. За нашими спинами остался лежать на асфальте дымящийся труп Бороды – первый разряд, который спровоцировал москаль, оказался ужасающим и пробил нашего приятеля насквозь вместе с защитным костюмом. Мы бежали к выходу, а аномальные поля позади нас сдвигались друг на друга под острым углом, словно застегивалась гигантская молния, и клин чистого пространства перед нами стремительно сужался, готовый вот-вот захлопнуться. Тем не менее нам удалось вырваться за забор раньше, чем вся территория луна-парка превратилась в сплошное минное поле.
Здесь мы остановились, тяжело дыша. Мне страшно хотелось обернуться и в последний раз посмотреть на Бороду, пожертвовавшего жизнью ради нашего спасения, но позади было чертово колесо – медленно, гипнотически медленно вращавшееся в туманной вышине. Где-то в одной из его кабинок возносился сейчас в небеса отмычка Вова.
– Вот так, стало быть, – пробурчал Патогеныч. – Хорошо хоть не мучился... Ладно, пошли, пошли, бродяги! Чего встали?
Правильно. Сначала дело, скулить потом. Поскулить прекрасно можно и за стойкой бара «Шти», когда мы до нее доберемся.
И все же я чуть было не оглянулся.
