Тишина была густой, словно сметана. В ней плавали какие-то непромешанные комки – комариный писк, тонкий хрустальный звон, отдаленное басовитое гудение, – но в целом она надежно накрыла окрестности огромным ватным одеялом.
Я ткнул пальцем вверх: на второй этаж!
Мы взлетели по лестнице. Быстро заняли позиции у выбитых взрывом дверей.
В пустой дверной проем было видно, что от второго этажа мало что осталось. Несколько попаданий из РПГ обрушили угол здания и часть фасадной стены. Возле двери валялось исковерканное ударной волной тело в экзоскелете. Осторожно высунувшись из-за дверного косяка, я зафиксировал еще два трупа: один поймал несколько пуль из гаусса, второй был наполовину засыпан обрушившейся стеной – из-под завала торчали только неестественно вывернутые ноги в тяжелых башмаках, поэтому было невозможно определить, погиб ли он при взрыве или кусками бетона засыпало уже остывающий труп с пробитой пулей грудью.
Еще двое монолитовцев были живы. Одного швырнуло ударной волной через всю комнату, и он теперь слабо шевелился в углу, пытаясь отщелкнуть пластиковое забрало шлема, изнутри залитое густой кровью. Второй уже снова занял огневую позицию у окна, хотя и ему явно здорово досталось.
– Эй, Боров! – негромко окликнул я.
Монолитовец неуклюже, с трудом оглянулся. Шлема на нем не было, левый глаз оказался перечеркнут свежим кровавым шрамом, на лбу запеклась кровавая корка.
– Мать твою, – тихо произнес он, глядя в дуло моего АКМК. – Вот это встреча.
– Я тоже рад тебя видеть, – сказал я. – Где девушка?
– Там, в комнате... – Боров попытался махнуть рукой в сторону лестницы, но я дернул стволом, предупреждая его движение.
– Гаусс положи, тварь.
Боров сморщился, словно от зубной боли.
– Хемуль, послушай меня, – проговорил он. – Они сейчас снова будут штурмовать...
Патогеныч подобрал валявшийся на полу гаусс. Повертел в руках, бросил к стене: винтовка оказалась повреждена взрывом. Подобрал другую. Скользнул мимо монолитовца к выбитому окну, осторожно выглянул наружу.
– Гаусс на пол! – с ненавистью рявкнул я прямо в лицо Борову.
– Хемуль, семь человек, – сказал Патогеныч. – Это только те, кого я вижу.
– Надо отстреливаться, – снова забормотал Боров. – Нельзя, чтобы они убили девушку. Нельзя, чтобы она им досталась...
– Да что у вас тут происходит, придурки, мать вашу!.. – в сердцах рыкнул Патогеныч. – Какого черта вы друг друга режете?!
– Гусь, держи нашего приятеля на мушке, – распорядился я. В отличие от Патогеныча, мне совершенно неинтересно было, что происходит: если монолитовцы режут друг друга, значит, так надо. Нам это только на руку. – Если через десять секунд не бросит винтовку, вышиби ему мозги, пожалуйста. Душевно тебя прошу.
Сам я, пригибаясь, снова выскользнул в дверной проем. Ткнулся в соседнее помещение. Боров не обманул – Динка действительно была там: связанная по рукам и ногам пластиковыми наручниками, она лежала на бетонном полу, припорошенная бетонной пылью, и настороженно смотрела на меня.
Я бросился к ней. В глазах ее мелькнула сумасшедшая радость, когда я двумя взмахами «Боуи» распорол на ней путы, а потом крепко прижал ее к себе – такую теплую, удивительно мягкую и податливую даже в защином комбинезоне, невероятно любимую...
– Я знала, что ты меня не бросишь, – горячо зашептала она мне, – я ведь знала, черт, знала, что ты вернешься за мной, проклятое мясо...
Я поспешно обшарил ее всю – нет ли каких-нибудь повреждений или переломов. Но, кажется, взрывная волна сюда не докатилась. Потом осторожно снял мизинцем с ее щеки непрошеную слезинку.
– В ушах не звенит, красавица?.. Ну и хорошо. Теперь все будет хорошо, – сказал я и сам поразился тому, насколько уверенно прозвучал мой голос. – Сейчас домой поедем...
Словно возражая мне, в соседней комнате, где я оставил бродяг, хором взвизгнули гаусс-винтовки. Я снова метнулся туда и на пороге услышал вопль Патогеныча:
– Они пошли на штурм!..
Все, кто еще был жив в этом полуразрушенном помещении, приникли к окнам и лупили вниз из гауссов – даже тот паренек-монолитовец, который оказался искалечен взрывом. Сейчас нам было не до разборок и выяснений: противник у нас на данный момент общий, а дальше поглядим, как разруливать ситуацию.
Динка осторожно выглянула из-под моего локтя, и я с досадой пихнул ее назад.
– Хемуль! – заорал Патогеныч, краем глаза заметив меня. – Бери девчонку в охапку, собака, и немедленно мотайте оба отсюда!
– Куда?! – взвыл я.
– Да куда хотите! Долго мы их сдерживать не сможем!.. – Дождавшись, пока его винтовка накопит необходимый для выстрела электрический заряд, Патогеныч высунулся в окно, молниеносно выцелил одного из нападавших, выстрелил и тут же спрятался в простенке; снаружи в стену здания напротив его головы с гулом ударили две или три крупнокалиберные пули. – Быстрее! Хемуль, пойми: если мы сейчас попытаемся уйти все вместе, монолитовцы тут же займут здание и просто расстреляют нас в упор!
– Внизу охладитель, – прохрипел Боров. – Ну, такая решетчатая штука. И охладительный бассейн. Там на дне должен быть слив и дренажная труба. Воды давно нет. Можно выбраться...
– Твою мать, Боров, родной, – проговорил я. – Ты же меня чуть в расход не пустил. А теперь спасаешь? Что-то воняет твой совет, как слепая собака.
– Я не тебя спасаю, – пояснил Боров, не отрываясь от прицела. – Нельзя, чтобы ее убили. Нельзя, понимаешь? Уведи ее отсюда, Хемуль. А мы тут пока... – Он выстрелил вниз.
– Почему же никто из ваших не вывел ее через колодец раньше? – поинтересовался я.
– В экзоскелете в люк не пролезть...
Я задумался.
– Хемуль, валите уже! – взмолился Патогеныч. – Нам их не сдержать. Сейчас шмальнут еще разок из РПГ, и будет здесь братское кладбище. Твою мать, сталкер! Хотя бы попытайтесь!..
Я колебался еще несколько мгновений, но наконец принял решение:
– Хорошо, мы попытаемся. Спасибо, брат. Держитесь, ребята!
– Уйди с глаз долой, животное!..
Мы с Динкой скатились по лестнице и бросились к охладителю. Вот как, оказывается, называлась эта странная металлическая штука посреди зала – охладитель. Уж не знаю, что в нем когда-то охлаждали – может быть, пиво. Не знаю. Не специалист по ядерному оборудованию. В глубокий бассейн, обложенный бледно-голубой кафельной плиткой, уходила узкая и скользкая металлическая лесенка. Мы спустились по ней на дно, усеянное окурками и обрывками старых газет, и я рывком отвалил тяжелый решетчатый люк в полу.
Под люком скрывался глубокий колодец шириной не больше дренажного. В его темную глубину вела еще одна лесенка, на сей раз не блестящая, а проржавелая и грязная, вся покрытая какой-то полужидкой бурой пакостью. Я сразу подумал о ржавых волосах, но нет, непохоже: они всегда отращивают бороду сосулек. Просто влажная ржавчина. На дне колодца лениво плескалось черное зеркало воды. Я проверил отверстие датчиком радиации – чисто.
Мы влезли в колодец. Стоя на лесенке рядом с Динкой на одной ноге, я задвинул за нами люк, а потом начал спускаться первым: в колодце могли быть растяжки, о которых Боров любезно забыл нас предупредить.
На глубине нескольких метров в покрытой конденсатом стене обнаружилась утопленная в бетон железная дверь. Я подергал ее – дверь немного подавалась, но в определенный момент что-то ее блокировало. Я попытался толкнуть ее – с тем же результатом. Если она заперта с той стороны на железную цепь с замком, можно смело поворачивать обратно. Взломать такую штуку мне нечем.
Я с ненавистью ударил в дверь ногой. Она жалобно лязгнула, но не открылась. Висевшая над моей головой Динка молча наблюдала за моими действиями.
Внезапно где-то высоко над нами с неба упал гигантский сейф. Тяжелый грохот раскатился у нас над головами, лесенка под нами ощутимо вздрогнула. С люка в темную воду и нам на головы градом осыпались куски пыли и ржавчины. Похоже, здание снова бомбардировали из ручных гранатометов.
Пусть вам хорошо лежится, парни. Я вам обязан по гроб жизни.
Впрочем, если эта чертова дверь не откроется, благодарность моя будет недолгой. Потому что жить мне останется совсем немного.
Я снова изо всех сил пнул металлическую створку, в темноту со звоном полетел какой-то штырь, и дверца распахнулась. Я просунулся внутрь, поводил фонариком на стволе АКМК по стенам. Вроде бы полный порядок, никаких признаков хищных грибов и прочей дряни, только мертвенно-бледные круги селитры, проступившие на сыром бетоне. Коридор был полукруглым в сечении с радиусом окружности метра полтора.
Мы с Динкой залезли в эту горизонтальную каменную трубу и, согнувшись в три погибели, двинулись вперед. Под ногами чавкало и хлюпало, один раз в темноту с писком метнулось что-то мелкое. Интересно, куда должен был выходить этот горизонтальный отвод из сливного колодца, по замыслу архитектора? Впрочем, после Первого взрыва всю эту территорию военные изрыли, что твои дождевые черви. Для секретных бункеров наверняка делались какие-то потайные ходы и «пожарные лестницы», выводящие в самые неожиданные для потенциального противника места. Вот только если в том конце коридора возможен бункер, не упремся ли мы в еще одну бронированную дверь, которую можно вскрыть разве что при помощи автогена, и то вряд ли?..
Девочка моя пока держалась молодцом. Только отчаянно хлюпала носом – сутки в осеннем лесу не прошли для нее даром. Это мне сутками больше, сутками меньше – я все равно деревянный, радиоактивное мясо чертово. А ведь если мы сейчас действительно упремся в тупик, нам придется просидеть в этом холодном сыром подземелье пес знает сколько – и это в самом лучшем случае, если монолитовцы сразу не заглянут в сливной колодец.
Коридор все тянулся и тянулся, ему не было конца. Когда мы стали спускаться в бассейн, я впопыхах не сообразил взять азимут, поэтому сейчас не мог сказать с уверенностью, движемся мы в сторону АЭС или к Рыжему лесу. Если второе, то мы уже, пожалуй, находились под зоной, покрываемой Радаром. Оставалось только надеяться, что толстый слой земли и бетона экранирует нас от его сокрушительного пси-воздействия. Обычная сталкерская практика, кипятить твое молоко: если не можешь ничего предпринять, делай хоть что-нибудь и надейся, что пронесет и на этот раз. Как говорит в таких случаях один страус, пусть даже мир перевернулся, а выбираться как-то надо.
Наконец узкая отводная кишка вывела нас в нормальный коридор, в котором не приходилось идти согнувшись. Впрочем, он тоже не вызывал ощущения обжитой территории: его стены были украшены отвратительными плесневыми разводами, на полу в лужах тухлой воды плавали насквозь промокшие листы бумаги и дохлые крысы, лампы в проржавевших до основания железных сетчатых стаканах на потолке не горели. Новый коридор перпендикулярно пересекал тот, из которого мы вылезли, убегая в две стороны. Я повертел головой, но оба конца коридора скрывались в густом непроглядном мраке.
Вытащив из кармана болт, я подбросил его на ладони, повертел в пальцах, а потом без замаха бросил в противоположную стену. На кого бог пошлет, что называется. Болт отскочил от бетонной стены и улетел в левый проход.
Ну, значит, в левый.
Однако далеко мы не ушли. Вскоре луч фонарика уперся в пологий завал из бетонного крошева, который перегородил нам путь. Подземные толчки во время выбросов, надо полагать – возле АЭС они должны быть совершенно чудовищными. Хороший такой завал: потолок не просто обрушился, перемешанный с землей и кусками бетонных перекрытий песок все сыпался и сыпался сверху, пока не заполнил этот аппендикс коридора доверху. Выходит, наверху в этом месте должна быть нехилая воронка, в которую можно провалиться, – надо иметь в виду на всякий случай...
Ну, значит, в правый. Разве я когда-нибудь говорил, что у меня безошибочная интуиция? Чаще всего срабатывает, но всякое бывает. Бывало и такое, что она меня подводила.
Мы брели в темноте в обратном направлении довольно долго, пока не уткнулись в ту самую бронированную дверь со штурвалом посередине, которую я так боялся увидеть. Люк как в подводной лодке, тяжелый и толстый. Рядом с дверью вывернутый патрон от лампы, черный телефон без циферблата на стене под какой-то непонятной аббревиатурой, намалеванной масляной краской, и громоздкая, допотопного вида цифровая кодовая клавиатура.
Все, приехали. Я без сил прислонился спиной к стене, съехал по ней на холодный пол. Пора готовиться к длительной зимовке в подземельях. Может быть, снять телефонную трубку и попросить девушку на коммутаторе, чтобы соединили с Самым Главным Местным Ублюдком? Хоть сказать ему на прощание пару ласковых...
Динка положила мне руку на голову, взъерошила короткие волосы. Я досадливо мотнул головой.
– Все совсем плохо? – поинтересовалась она.
– Ну, как сказать, – отозвался я. – Не совсем. Будем работать по плану «Б».
– А что такое «план „Б"?
– Не знаю. У меня есть десять минут, чтобы его придумать.
Я откинулся на стену, закрыл глаза. Динка молча стояла рядом, ожидая, когда я приму решение. А чего тут решать? Здание уже наверняка захвачено монолитовцами, уничтожившими моих ребят и Борова. Выбираться наверх сейчас бессмысленно и неоправданно опасно, ну его к монахам...
Я открыл глаза и посмотрел на подругу, которая с вопросительным видом уставилась на меня.
– А? – хрипло произнес я.
– Что? – удивилась Динка.
– Чего я сказал?
– Ничего.
– Я сказал: ну его к монахам.
Все-таки после Радара я все еще туго соображал. Мне необходимо было немедленно поймать за хвост мелькнувшую в голове мысль насчет монахов, потому что я был совершенно уверен, что она крайне удачная. Вот только в чем, мать его за ногу, заключалась ее удачность?..
– Ты всегда так говоришь. Только сейчас я ничего не слышала...
– Нет, я это точно сказал. – Ага, вот оно! Я быстро поднялся, приблизился к двери. Поднес фонарик к кодовому замку. – А вот ты, подруга, знаешь, например, в каком году родился Блаженный Августин?
– Вообще первый раз слышу про такого сталкера.
– Ты прямо как в школе не училась, красавица...
Я ткнул пальцем в кнопку с цифрой ноль, потом в три, потом в пять. Посмотрел на Динку. Она непонимающе поблескивала в полумраке черными глазищами. Интересно, Черный Сталкер имел в виду именно это или я неправильно его понял?
Чуть помедлив, я нажал кнопку «четыре».
Негромко пискнув, замок принял код. Зажужжали сервомоторы, лязгнул запорный механизм, штурвал на двери прокрутился на полтора оборота. С едва слышным пневматическим вздохом толстенная металлическая дверь приоткрылась.
Динка коротко посмотрела на меня из-под длинных ресниц. Я поспешно приложил палец к губам, а потом аккуратно, стараясь не скрипнуть, ухватился за штурвал и начал медленно приоткрывать тяжелый люк. Не думаю, чтобы Черный Сталкер хотел нас так нелепо подставить, но осторожность все равно не была лишней.
За люком располагался короткий герметичный предбанник, а за следующей дверью, незапертой – то ли заброшенный склад, то ли кладовая, то ли бомбоубежище: несколько металлических стеллажей, на которых как попало была свалена старая рухлядь: грязное армейское обмундирование, сапоги, бушлаты. Тускло горела голая лампочка под потолком, так что я сразу насторожился: скорее всего, здесь часто бывают люди. Впрочем, помещение выглядело так, словно сюда несколько десятилетий никто не заходил, а работающее электрооборудование в Зоне еще ни о чем не говорит. Я знаю один закоулок в катакомбах Темной долины, где лампы горят без перерыва и какого-либо присмотра уже несколько лет подряд, хотя все близлежащие кабели перерезаны. Загадка, понимаешь, природы, как и многое за Периметром.
Я осторожно шагнул вперед. Минных растяжек я не заметил, а электронной сигнализации хозяева бункера, похоже, не предусмотрели. Хотя с чего я взял, что мне должен быть слышен сигнал? Он вполне мог поступить прямо на пульт охраны. Вот смеху будет, если Боров направил нас прямиком в штаб-квартиру «Монолита». Вход, конечно, не парадный, им явно пользуются крайне редко, но это еще ничего не значит... Впрочем, тогда бы Боров непременно указал, куда именно идти, и дал бы код от двери. Откуда он мог знать, что мне известна дата рождения Блаженного Августина? Нет, похоже, он сам не был в курсе, куда может вывести коридор. А вот Черный Сталкер определенно знал, что это за дверь и что мне понадобится код от ее замка. А причин не доверять Черному Сталкеру у меня нет и до сих пор не было. Хотя теперь, конечно, все возможно.
Разумеется, наткнувшись на монолитовцев, я мог поиграть в Мармелада и поднести к горлу Динки нож, чтобы они выпустили нас с подругой – если она действительно зачем-то нужна им живая и здоровая. Ради дела моя девочка согласилась бы изобразить умирающего лебедя. Но меня тошнило от такого поворота событий.
Повернувшись к Динке, я одними губами шепнул: жди тут! Она кивнула и снова перевела взгляд на противоположную дверь из помещения, из-под которой сочился желтоватый свет.
Я бесшумно приблизился к этой двери, держа автомат на изготовку, правым локтем осторожно приоткрыл ее и заглянул в щель.
Следующая комната оказалась еще меньше кладовой. По стенам она была уставлена пустыми металлическими коробами, прикрепленными болтами к стенам: судя по всему, здесь когда-то было полно аппаратуры, но потом ее всю демонтировали и вынесли. Из аппаратуры в помещении остался только старенький транзисторный радиоприемник «Турист» – красно-белый, потертый, еще советского производства. Кроме него на однотумбовом канцелярском столе находились какой-то бумажный хлам, серые картонные папки с бумагами, дымящийся граненый стакан, на три четверти наполненный жидкостью бледно-соломенного цвета с грубыми палками на дне – здесь это называлось чаем, надо полагать, – древний электрочайник с погнутым носиком и стеклянная вазочка с дешевым печеньем «Привет» – тоже советского образца, как я понимаю, потому что такие вазочки время от времени попадались мне в брошенных квартирах Мертвого города. В углу позади стола стояло пластмассовое ведро с развешанными по краю сырыми тряпками, к стене была прислонена швабра. За столом сидел человек – он изумленно поднял голову, когда я, убедившись, что кроме него в помещении никого нет, приоткрыл дверь пошире и наставил на него АКМК.
Незнакомец был тщедушным, почти лысым и каким-то усохшим, словно сорняк на солнцепеке. Больше всего он смахивал на отставного сельского учителя или бухгалтера со стажем – хотя, может быть, просто обстановка соответствовала такому образу. И кого-то он мне страшно, до боли напоминал. Возникло такое ощущение, что он регулярно мелькает по телевизору в какой-то программе. Однако ассоциация всплывала единственная: Горлум из старого, первого еще «Властелина колец». Такой же покатый сморщенный лоб, тонкая шейка, удивленно раскрытые огромные глаза, недоверчивый взгляд снизу вверх. Мне казалось, что я где-то постоянно его вижу, может быть, в баре «Шти» или в городке – или часто видел раньше, настолько часто, что его черты намертво врезались в память. И все же я не мог вспомнить, где и когда мог с ним встречаться. Я даже готов был бы поклясться, что впервые в жизни вижу этого типа. В общем, острейшее дежавю как оно есть.
Если бы в каменной трубе четверть часа назад мне на ПДА не упало очередное сообщение о гибели Семецкого где-то в Темной долине, я решил бы, что это именно он. Не знаю, откуда взялась такая странная ассоциация.
– Что случилось? – удивленно спросил он. – Где девушка?
Похоже, он принял меня за одного из монолитовцев. На мне был защитный комбинезон без знаков различия и принадлежности к какому-либо клану, а другим людям, кроме членов клана «Монолит», взяться в этом бункере определенно было неоткуда. Возможно, имело смысл попытаться на этом сыграть и выдать себя за одного из их боевиков, но я уже был настолько измучен, а Радар выпил из меня столько драгоценных умственных соков, что я никак не мог сообразить, как это половчее сделать.
– Не шевелимся, папаша, – негромко произнес я вместо этого. – Вот, молодец. Правильная реакция. И руки держи на столе, чтобы я их видел.
– Как вы сюда попали? – проблеял он.
– Это неважно, – я нетерпеливо дернул стволом автомата. – Сиди смирно, и никто не пострадает. Там что? – Я выпрямил указательный палец руки, сжимавшей рукоять АКМК, направив его в сторону.
– Бункер, – ответил бухгалтер, застыв, словно изваяние. – Внутренние помещения. Пищеблок, технический отсек.
– Выход наверх есть?
– Да, прямо по коридору, в самом конце.
– Народу много?
– Человек двенадцать. Но они все в разных помещениях: повар, наряд по кухне, дневальные, караул.
– Сможешь нас отсюда вывести?
– Не знаю. – Незнакомец сморщился. – У люка стоят караульные. Может быть, через экстренный выход, где овощехранилище...
– Ты вообще кто? Важная шишка или так, сторож здешний? – поинтересовался я.
– Да скорее сторож, – осторожно покачал головой Горлум.
– Ну, это ничего, – рассудил я. – Мы тебя все-таки возьмем с собой. Сопроводишь нас до выхода – глядишь, у ребят поубавится желания стрелять. Динка, иди сюда!
Подруга проскользнула через дверь, приблизилась ко мне и вдруг резко остановилась, словно налетела на стеклянную стену.
– Это дяденька Горлум, – сказал я. – Не пугайся. Он мирный и любезно согласился проводить нас до выхода. Вот что, красавица: когда выйдем в коридор, держись... Эй! Что случилось? – удивился я, заметив, что Динка не отрываясь смотрит на моего пленника.
– Привет, папа, – тихо проговорила она. – Я тебя искала... А ты...
– Привет, Червячок, – сказал дяденька Горлум, приподнимаясь из-за стола, и уголки его губ медленно поползли кверху.
Рубить твою елку! Вот это ситуация.
Динка на негнущихся ногах двинулась к нему. Я быстро шагнул следом за ней: не хватало еще, чтобы из заложника он превратился в захватчика заложников. Но нет, никакого оружия у него под столом не было. Не надо было бы вообще подпускать ее к папочке, но я знал, что останавливать подругу бесполезно. Ладно; едва ли этот скелетик мог что-нибудь с ней сделать.
– Папа, – проговорила Динка. Он поднялся из-за стола, и она бросилась к нему на грудь. – Папка... Я так долго тебя искала...
Он отечески приобнял ее, похлопал по спине. Бросил настороженный взгляд на меня: не собираюсь ли я вмешаться. Я пока не собирался, хотя автомат держал наготове. Он снова обнял ее, погладил по голове. Рукав его куцего пиджака задрался, и чуть ниже вживленного в левое запястье катетера для внутривенных вливаний я разглядел витиеватую полустершуюся татуировку: «S.T.A.L.K.E.R.».
Мать честная. Это был Меченый собственной персоной.
Меченый входил в число самых известных легенд Зоны. Причем, в отличие от некоторых персонажей, которых никто никогда в глаза не видел, был реальным сталкером из плоти и крови. Его едва живого обнаружили на Милитари ребята Сидоровича и доставили боссу. Судя по всему, он вышел из глубины Зоны, возможно, шел от самой АЭС. Никто не знал Меченого, как его прозвали позже из-за приметной татуировки на руке, а сам он ничего не помнил из того, что с ним случилось. Помнил только свое имя. Мозги ему выжгло знатно, хотя соображал он – дай боже любому из нас. В общем, отделался обширной амнезией, сильным радиационным облучением и истощением организма. Сидорович вылечил бродягу, потребовав от него взамен множество мелких услуг. Сталкер исправно отработал свое спасение, причем довольно быстро стал опытным ветераном и лет десять назад весьма успешно ураганил в Зоне вместе с Клыком, Фомой и Иваном Тайгой. Однако была у него дурацкая идея фикс: жаждал он непременно завалить какого-то сталкера, по кличке Стрелок. Искал он этого загадочного Стрелка прямо как Динка отца – видимо, у них это было фамильное. Копал вглубь. Шел по следам – а наследил тот тип в Зоне, как выяснилось, преизрядно. Целью жизни себе поставил расправиться со Стрелком, непонятно почему. Кто говорил, что были у них какие-то особые счеты, кто говорил, что просто первым, что попалось на глаза Меченому, когда он очнулся от амнезии, было неизвестно кем присланное сообщение на его ПДА: «Убить Стрелка!» Говорили даже, что Стрелок – это сам Меченый и есть, точнее, был, до того как потерял память. То есть преследовал он, выходит, самого себя. Однако подтвердить эти слухи оказалось некому, потому что вскоре Меченый купил себе много крутого снаряжения и снова ушел к Четвертому энергоблоку – типа, вычислил, что Стрелок скрывается где-то в его окрестностях. Ну, и больше никто никогда его не видел. Может быть, Радар окончательно выжег Меченому мозги, и он утонул в Янтарном озере. Может быть, его разорвали на куски химеры, охраняющие подступы к Чернобыльской АЭС. Может, расстреляли безумные боевики «Монолита»... Как бы то ни было, Меченый пропал без вести, и с тех пор о нем не было ни слуху ни духу.
До сегодняшнего дня.
Я чуть не хлопнул себя по лбу. Меченого звали Эдик. Диана Эдуардовна. Вот последняя часть пазла и встала со щелчком на место.
Глядя на них, стоящих рядом, я вдруг остро осознал, насколько они похожи. Вот кого он мне напоминал, значит, – только Динка, в отличие от него, оказалась удивительно удачной на мордашку, хоть и сохранила основные фамильные черты. Почему же Бубна, Че, Тайга, Патогеныч, лично знавшие Меченого, ни слова ей не сказали? Или они действительно не уловили сходства – а из путаных объяснений Динки невозможно было понять наверняка, о ком идет речь?..
Я мог понять свою подругу. Она столько ждала этого момента, что радость долгожданной встречи вытеснила из ее головы все остальные соображения. Но потом разум, захлестнутый было чувствами, все-таки взял верх. Видимо, в ее сознании окончательно сложились все элементы головоломки – и странное послание, упавшее на ее ПДА и подписанное моим именем, и не менее странное сообщение от отца, которое очень невовремя вытащило ее из бара «Шти», и прочие странности и необычности, случившиеся с нами за истекшие сутки.
Динка подняла голову.
– Папа, что происходит?..
– Подожди, Червячок.
Это было сказано очень тихо и спокойно, но настолько властно и уверенно, что у меня на загривке щетина встала дыбом, словно рядом находился крупный мутант. И если внешность Меченого мало соответствовала его легендарной репутации, то властный голос – вполне. Таким тоном может окликнуть меня Бубна, когда я слишком зарываюсь: «Послушай-ка, сынок...»
И Динке явно был хорошо знаком такой тон. Потому что она как-то неуловимо сжалась, поникла, словно знала, что, если будет продолжать настаивать, случится что-то малоприятное. Совершенно не думаю, что он бил или насиловал ее в детстве, вряд ли она тогда потратила бы столько сил, средств и здоровья, чтобы припасть сегодня к его груди. Но в молодости он определенно умел быть суровым. Черт возьми, вот так заткнуть подругу двумя словами я ни за что не смог бы. А если бы попробовал, получил бы в ответ двадцать.
Папа Эдуард отстранил ее, внимательно посмотрел на меня.
– Что? – спросил он.
– То самое, – грубо бросил я, держа его на прицеле. – Червячок, значит? Давай, папаша, расскажи нам про червячка.
– Что именно тебя интересует?
– Ну, например, за каким чертом ты помогал темным выкрасть ее. Это же твоя работа – то сообщение, что упало на ее ПДА? Червячок, жду тебя у бара «Шти»? – Я чувствовал, как во мне все сильнее закипает холодная ярость. – Обнять дочурку захотелось? Тебе не пришло в голову, что ты просто отдаешь ее «Монолиту»? Хозяевам Зоны служишь за сахарную косточку, дочь родную продать готов?!
– Успокойся, – снова поморщился Меченый. – Что за глупости? Зачем мне служить Хозяевам Зоны, если я сам – Хозяин?..
Эпс. Нет, столько сюжетных поворотов за одни сутки – это уже слишком. Мой голова нихьт.
– А может, ты Бэтмен? – прищурился я. – Никто не знал, а ты – Бэтмен?
Папаша Динки приподнял уголки губ, обозначив, что оценил остроту.
– Ты мне не веришь, – кивнул он. – Молодец, я бы тоже не поверил. Ну, хорошо. Попробуй, допустим, выстрелить из своего АКМК. В меня не надо, это уже излишний драматизм в присутствии Дины – допустим, в стену...
– Хватит мне горбатого лепить! – прошипел я. – Чтобы твои ребята на шум сбежались? Давай, папаша, пошли! По дороге поговорим и дообнимаемся!
– Ладно, я тебе помогу, – кивнул Меченый. Автомат у меня в руках внезапно сухо щелкнул, хотя я не нажимал на спусковой крючок. Затем еще и еще раз. Я оторопело посмотрел на него, убрав палец за предохранительную скобу – спуск ходил ходуном, словно на мой АКМК воздействовал бюрер, но выстрела по-прежнему не было. – Ну, убедился?
Я уронил автомат на цементный пол и выхватил нож.
– Ну, перестань, – в очередной раз поморщился Меченый. Меня словно обхватила за правое запястье невидимая могучая лапа. Я попытался дернуться, но нож не сдвинулся ни на сантиметр. – Что за детский сад. Давайте лучше присядем, и я отвечу на любые ваши вопросы.
Мы с Динкой ошарашенно опустились на стулья возле стола.
Сказать, что у меня в голове царил полный кавардак, – значит ничего не сказать.
