Автомобиль сильно трясло, когда он проезжал по плитке, которая местами была старше трехсот лет. Эти вибрации передавались на водителя, Кауфмана старшего, и пассажира, Кауфмана младшего. Его же трясло не столько от неровностей дороги, сколько от противоречивых чувств, борющихся внутри него, и от страха перед неизбежным.
Как заведено: дом — это твоя крепость, где тебя всегда любят и ждут, каким бы ты ни был. Это место, где всегда тепло и уютно, что бы ни происходило снаружи. Здесь ты можешь быть собой, здесь ты можешь рассчитывать на утешение и поддержку. Это самое классическое представление, картинка, всплывающая в голове, когда ты произносишь это слово, которое давно из объекта перешло в абстрактное понятие. И даже воображение Грея, почти не помнящего какого это — быть дома, рисовало сюжеты опираясь на это понятие. Но, по сути, дома то у него не было...
— Ты же не скажешь матери? — В глазах блондина блестели слёзы страха и надежды, угасающей с каждой секундой, как свеча, тонущая в парафине.
— Позвонили ей. Это она попросила забрать тебя, — ответил его отец так безразлично, будто бы с ним сидел совсем чужой ему человек.
Часы, минуты, секунды, они тянулись так быстро и так медленно одновременно. И все это было одинаково мучительно: ожидание казни хуже, чем сама казнь. И чем больше до нее времени у тебя есть, тем больше ты успеваешь пропитаться этой паникой, страхом перед неизбежным, тем о большем свершённом и не свершённом ты успеваешь пожалеть. Но в то же время, стрелка неумолимо движется по кругу, приближая начало «шоу». Такой вот парадокс.
Грей старался сделать все, что могло бы смягчить его наказание: вытирал подоконники, протирал старое треснувшее зеркало, висевшее в прихожей так давно, что вокруг него образовались тёмные засаленные пятна, натирал полы, шкафы и полки до блеска, пока сам не пропитался запахом средства насквозь. Он ходил кругами по небольшой гостинной, то и дело поправляя то шторы, то подушки на продавленном диване, то переставляя любимые фиалки матери подальше от солнечных лучей. В общем-то делал всё, что могло бы подавить в нем чувство паники, но все усилия сломались в единый миг, когда его отец спустился в прихожую, снял с крючка ключи от машины и покинул дом.
Грей поднялся в свою комнату, убрал всё, что могло бы спровоцировать конфликт, хотя, как ему частенько казалось, всё, что было связано с ним, уже служило для окружающих поводом. Особенно, если эти окружающие — его семья...
YOU ARE READING
Дорогой Грей...
Teen FictionБыла ли у меня причина оборвать свою жизнь? Думаю, многие ответят что нет, ведь жизнь такой чудесный дар, что просто не может быть повода для добровольного отказа от него. Но я скажу вот что, на жизнь нужна куда более веская причина, чем на смерть.