Бусинка

Часть 2.

Я не мог видеть, что происходило на улице, но прекрасно все слышал. Сначала я не придал значения крикам, доносившимся на улице. Я решился дождаться Бусинки, чтоб разузнать все до конца, но она все не шла, и мое волнение усиливалось с каждой секундой. Пот выступил на лице; я резко вжался руками в подлокотник кресла и костяшки пальцев заболели от давления. Хороводом кружились мысли в голове – одна другой краше и страшней. Я резко встряхнул головой дабы согнать с себя пелену подступившего страха за Бусинку. Я продолжал вслушиваться в хор криков на улице. Как же я жалел, что мои глаза давно перестали выполнять свое природное назначение. Я закричал в надежде на то, что меня услышат и придут, чтоб объяснить, что, черт возьми, происходит и где моя Бусинка?! Но никто не шел и решил сам выбраться из своей темницы дабы лично убедиться, что все хорошо. Кое-как я пробрался к двери.

Коснувшись ручки двери, я повернул ее и дверь нехотя начала открываться, скрипя, как будто противясь тому, чтоб я покинул этот прижизненный мавзолей. Я чуть ли не слился со стеной, крепко прижимаясь пальцами к видавшим виды старым обоям, от которых шел запах старости, сырости, чего-то уже давно прошедшего и того, что не вернуть. Я шел медленно, стараясь не упасть. Мне казалось, что каждая секунда на счету и Бусинка нуждается во мне все сильней. Кое-как я добрался до парадного входа и потянул за ручку...

Последние солнечные лучи будто бы прощались и уходили за горизонт. Вечер подступил как комок к горлу и маленькая Энни, наблюдая в окно за последними лучами солнца, отчаянно пыталась зацепиться взглядом за них как будто оттягивая момент прощания с еще одним прекрасным днем своего детства. Мама готовила ужин; папа возился с трактором, который как и дом перешел в наследство к нему от разорившегося в свое время отца. Периодически слышались чертыхания и возгласы к богу, но они оставались без ответа и ремонт трактора продолжался с еще большим усердием, чем раньше. Когда солнце окончательно отошло ко сну, Энни оторвалась от окна и вприпрыжку побежала к маме на кухню. В свои шесть лет она умела почти многое: она любила вышивать крестиком и нередко заканчивала за маму вышивку, когда мама засыпала, а на утро надо было продать вышивку маминым знакомым. Ее любовью помимо вышивания, были книги. Она могла читать буквально все, что попадалось на глаза, начиная от вывесок в витринах магазинов и заканчивая толстенными книгами с незнакомыми словами, порой пугающими одним количеством букв. Но ее это не пугало. Она всегда ставила для себя цель дочитать книгу до конца, даже если эта книга вызывала у нее зевоту и непреодолимое желание зарыться с одеялом под подушку и создать собственный вариант развития событий, нежели который был описан в книге. Определенно, родители гордились своей дочерью. Довольно-таки часто они находили в ее кровати под подушкой гору книжек и рядом сплавленную до конца свечу.