SOLO LUPUS

III. «Дабл Капс»

Утро понедельника у Виктории МакИвен совсем не задалось. Во-первых, она безбожно проспала свое обычное время подъема, потому как всю ночь повторяла латинские спряжения, а во-вторых – ей никак не удавалось дозвониться до Эйприл Моррисон. Обычно они встречались у здания общежития и добирались до главного корпуса «Хай-Хоупс» вместе, но сегодня, похоже, все шло наперекосяк.

– Зараза, – Виктория беззлобно выругалась на примолкшую подругу и бросила мобильник на заправленную в спешке кровать.

МакИвен не видела Моррисон все выходные, а также не получала от нее никакой весточки в социальных сетях. Она решила, что Эйприл спонтанно, как иногда случалось, уехала за город на помощь к своей бабуле миссис Донован. Родители Эйприл работали археологами и, пару лет назад получив долгожданное повышение, отправились на большие раскопки в Новую Гвинею. Тогда Эйприл, что не особо горела желанием в одиночку тащить на себе домашнее хозяйство, приняла решение съехать в общежитие. Пожав плечами, мама и папа Моррисон согласились и сдали свой фамильный дом в аренду приятному молодому семейству.

Эйприл никогда не осуждала родителей за их решение. Они были еще достаточно молоды для того, что продолжать жить ровно так, как им того захочется, и разве станет им помехой взрослая, разумная и очень самостоятельная дочь? Вовсе нет. Напротив, Эйприл была очень рада освободиться от их надзора и видеться, в лучшем случае, раз в год.

В этом Виктория МакИвен также поддерживала подругу, чего нельзя было сказать об ее отце. Услышав от дочери новость о переезде Моррисонов, он был просто возмущен, мол, «как это так они оставляют свое единственное чадо в полном одиночестве, да еще и взваливают на ее хрупкие плечи уход за пожилой бабушкой?» Виктория же не считала жизнь Эйприл тягостной, но и с отцом спорить не стала.

Торопливо вертясь у зеркала, Виктория собирала волосы в хвост на затылке и закрепляла большой заколкой в виде бабочки, со вздохом думая об отце. Боб МакИвен растил свою дочь один. Виктория совсем не помнила своей матери, у нее имелась лишь единственная затертая фотография, где маме было еще двадцать два года, как сейчас Виктории, а может и того меньше. Боб мало рассказывал о Хлое, а дочка его особо и не расспрашивала. Знала, как больно ему дается каждое слово об его ушедшей второй половине. «Однолюб, – про себя рассуждала МакИвен. – И лишний раз тревожить его память о ней было бы преступлением».