Карнавал Святых

20

Вновь я пришла в себя уже в зеркальном лабиринте. Все помещение было освещено несколькими свечами и десятками отражений. Но то зеркало, напротив которого я оказалась, было пятистворчатым. Каждое отражение смотрело на меня моими глазами, потускневшим и тяжелым взглядом, брови были нахмурены и сведены к переносице. Подбородок дрожал. Из первого зеркала на меня смотрел Данте, из второго – Астра. В четвертом и пятом отражались Немо и Хронос. Я, та заплаканная девочка, которая до боли растирала кожу на щеках и под глазами, та, которой было так страшно, смотрела на меня из центрального зеркала и протягивала вперед руки. Я коснулась ледяного стекла ладонями. Внутри меня – бомба замедленного действия – раздался крик. Жар пламени окатил все внутренние органы, все мое нутро, резко ударив в грудь, где в области сердца защемило так больно, что я оторвала руки и сжалась в три погибели. Удары сердца пульсировали в висках.

Глаза заволокла алая пленка. Я занесла правую руку, сжала в кулак уже в воздухе, и даже не почувствовала боли сразу. Так, словно мое сознание на секунду отделилось от тела, словно время остановилось и кулак прошел сквозь зеркало, но уже через мгновение физика расставила все по местам, и на месте удара расползлась паутина трещин. Раскол разрастался от середины зеркала к самому его краю, а после – словно паразит, перекинулся на следующую створку. Так зеркальный лабиринт сложился подобно карточному домику.

Снова ударили в гонг.

«Второй звонок – как в театре, – подумала я. – Скоро начнется все представление».

Тесная бетонная коробка, отведенная под лабиринт, трещала по швам и шипела расходящимися трещинами. Стекло сыпалось мне под ноги, по пальцам стекала кровь.

Я выбежала на воздух, озираясь по сторонам: тварей не было, но на дороге вовсю разворачивался карнавал.

Я должна была стать его частью, должна была знать, куда он держит путь и было ли в этом бесконечном потоке уродцев хоть одно знакомое мне лицо. Я выбежала на дорогу. Тени в балахонах обходили меня стороной. Карлик обернулся в мою сторону и громко рассмеялся писклявым голосом, перекрикивая противные звуки разладившейся каллиопы. Я побежала вперед. Остановилась, повернулась, пятясь спиной вперед. Я рассматривала загримированные лица, всматривалась в темноту под капюшонами, пытаясь понять намек.

Поток людей обходил меня стороной, не задевая.

Я побежала напролом, сдергивая с них капюшоны и шляпы. Я расталкивала толпу, но в ответ никто из них не попытался применить ко мне силу. Я бежала против течения. Я была кораблем, который своим носом размыкает воды, что смыкаются за его спиной.

Сдернув очередной капюшон с фигуры в черном, я закричала:

– Мама!

Но она даже не подняла на меня глаза.

Я схватила ее за плечи и начала трясти. Она не остановилась, все продолжала передвигать ногами, слабо наваливаясь на мое тело, чтобы двигаться вперед вместе с Карнавалом.

– Мам, посмотри же на меня!

Я обхватила ее лицо руками, смотрела прямиком в глаза, но ее взгляд проходил сквозь меня.

Я задыхалась от слез. Крепко и грубо сжимала ее худое тело в своих объятиях, но она так и не издала ни звука, ни вздоха. Моя голова кружилась и разрывалась от боли. Ныла окровавленная рука.

– Почему ты меня не видишь? – кричала я, перекрикивая звуки каллиопы. – Почему ты меня не слышишь? Почему не даешь мне тебя спасти?

Я держала ее долго. Я думала, что смогу удержать ее так до самого восхода солнца, сколько времени бы это ни заняло. Я думала, что все дело в карнавале и в ночи – в свечах, уродцах и мелодии каллиопы, во всем том, что так тянуло души вперед и что изо всех сил сопротивлялось мне самой.

Я ошибалась.

И прежде, чем это понял мой разум, руки опустились сами собой. Я упала на колени в липкую дорожную грязь, а после повалилась на нее всем телом. Я слышала голоса, доносившиеся из самых ее глубин.

Эти голоса звали меня по имени.