Доктор Хаос

Дело о пропавшей ручке

Будни в больнице больше не казались Глебу одним прекрасным мгновеньем, теперь они тянулись, подобно дешевой ириске. Бумажная волокита, редкие вылазки в оперблок, где он неизменно был на подхвате, шуточки от персонала и холодная, спокойная и до скрежета в зубах ровная улыбка на лице Котова. Чертов Консерватор!
— Глеб, подайте, пожалуйста, ручку, — попросил тем вечером Богдан Сергеевич. Он неторопливо прихлебывал кофе и, очевидно, хотел приступить к разгадыванию свежего сканворда.
От такой наглости у Глеба пересохло во рту. Он хотел уже разразиться гневной тирадой о том, что не для этих целей он потратил шесть лет на обучение.
— Так, где-то здесь она была, — Богдан Сергеевич начал шарить по столу. Поиски не привели к результату. — Глеб, будьте добры, спросите у сестры, я пойду переоденусь пока. На девять у нас Степанов, правильно?
— Да, Богдан Сергеевич, — кивнул Глеб. Действительно, пусть идет переодеваться, в таком разрезе просьба уже не отдавала издевательством.
Он вышел в коридор и спросил у сестры, не видела ли она ручки известного хирурга. Ручку эту подарил ему после успешной операции один уважаемый человек из верхов, и была на ней не только гравировка, но и небольшой бриллиант. Только вот Котов не особенно носился с драгоценностью, то и дело забывал где-нибудь.
— Глеб, ну что там? — Котов высунулся из двери со стопкой одежды. — Заключение подписать надо.
— Богдан Сергеевич, Верочка не видела. Давайте я вам свою дам? — предложил Глеб.
Котов покорно согласился подписать медицинское заключение чужой ручкой, поставил витиеватую закорючку и пошел в раздевалку. Глеб отправился за ним следом, у него одежда была в пакете. Его смена только начиналась.
— Степанов у нас второй раз, — сказал Котов, снимая старенький свитер. В ординаторской он заседал неизменно в каком-нибудь тряпье. Раньше Глеб считал это милой привычкой, но теперь неопрятность врача раздражала. — В первый раз, — продолжал Котов, — плохо перенес наркоз. Зинаида Андреевна волнуется, ты ее поддержи при случае.
— Она анестезиолог или где? — возмутился Глеб, чувствуя, что Котов опять перешел на «ты» и взялся за старое. — Это ее работа.
— Послушай, Глеб, я не учу тебя жизни, но мы все здесь один коллектив, — Котов нахмурился. Голый по пояс, с красивым рельефом мышц на груди и руках, он выглядел с этим выражением лица очень сурово.
— Богдан Сергеевич, я понимаю, — нахмурился в ответ Глеб. У него осталось ощущение, что его учат жизни. — Ее задача дать анестезию, моя задача...
— У нас у всех одна задача — сделать так, чтоб нога Степанова работала так же хорошо, как до аварии, — прервал его Котов. — Если для этого надо будет станцевать лезгинку в оперблоке, я станцую.
— У нас больница, а не шаманский вигвам! — возмутился Глеб.
— Слушай, Глеб, ты показался мне хорошим парнем, и я совершенно не ожидал, что ты превратишься в упертого подростка, — напирал Котов. — На самом деле, мне чхать на тебя, твою жизнь и то, как ты ведешь себя с другими людьми. Но это моя операция, и я хочу, чтобы на моей операции ты был квалифицированным врачом-ассистентом, а не клоуном с красным носом, который лезет со своим уставом в чужой монастырь. Это понятно?
Котов стоял вплотную к Глебу и сверлил его своими хмурыми глазищами. Лабушкин отступил на шаг и кивнул. Раунд был проигран, раздеться в ответ и поиграть мышцами — не вариант. Играть нечем.
Операция шла гладко, только Зинаида Андреевна нервно поглядывала на мониторы. Ей все казалось, что пульс «какой-то подозрительный». От такой формулировки у Глеба чесался язык, но он молчал, запомнив разговор с Котовым. Степанову поставили протез, Глеб подавал инструменты, помогал зашивать, диктовал Богдану Сергеевичу показания. Они снова действовали, как одна команда.
— Слушай, а ты ручку мою не видел? — спросил после операции Котов.
Опять раздевалка, опять идиотский разговор.
— Богдан Сергеевич, вы человеку бедро вернули, а вас...
— Да нет, я просто думаю... куда она могла подеваться-то, — нахмурился Котов.
— Стащил кто-нибудь, — отмахнулся Глеб.
— Мы тут все заодно, Глеб, воровать друг у друга — последнее дело.
— Вы как из другого столетия, Богдан Сергеевич.
Они вышли из раздевалки и не спеша двинулись к ординаторской.
— Да не идет она у меня из головы, странно это. Слушай, сделай одолжение — спроси у Зины, не видела она ручку?
Глеб бросил вещи в ординаторской и пошел общаться с нервной Зинаидой Андреевной, которая после операции решила «хряпнуть для смелости». Смена ее закончилась, но Глеб все равно смотрел неодобрительно. Врач, солидная женщина, и так ведет себя...
— Ручка-то? — Зинаида уплетала огурчик и смотрела на Глеба по-матерински ласково. — Да-да, помню, в кармане у Богданчика была. На операции.
Глеб почесал в затылке и пошел снимать показания у других очевидцев. Все видели в кармане у Котова ручку на операции.
Бред какой-то — да что ей делать в кармане в оперблоке? Туда крестик-то не разрешают, а тут ручка. Тоже мне бесценный артефакт.
— Богдан Сергеевич, говорят, у вас в кармане была, — отчитался Глеб. — Вы на ночь останетесь?
— Нет, Глеб, я тороплюсь, у меня сегодня разборки дома, так что ты уж тут посиди один. И, если уж тебе сложно не будет, так, на всякий случай, попроси снимок сделать, а?
— Какой? — не понял Глеб.
— Степанова, — ответил Котов. — Мало ли, что там не так встало, пускай перепроверят.
Глеб снова почесал затылок. Все это было как-то странно. Он несколько часов сидел, заполняя карты, вникая в справочники, разбираясь в каллиграфическом, но сложном почерке Котова, а потом отправился запрашивать снимок. Когда его принесли, у Глеба полезли глаза на лоб. Он ринулся набирать Котова, но тот молчал. Должно быть, «разборки дома».
Глеб ринулся к главврачу, не представляя себе, куда еще обратиться с таким конфиденциальным вопросом.
На снимке было отчетливо видно злосчастную ручку с бриллиантом как раз возле сложнейшего, дорогущего протеза, прямо в бедре, прости господи, Степанова!
До самого утра Глеб носился со снимком, пряча его в папку, чтоб никто не догадался — дядя, конечно же, не дежурил сегодня. Куда там — с везением Глеба тот мог вообще отправиться на Бали в отпуск.
— Глеб, что-то на тебе лица нет, — вместо приветствия сообщил Богдан Сергеевич.
— Слушайте, вы только... вы не... вот, смотрите, — Глеб трясущимися руками показал снимок.
— Говорил кому-нибудь? — строго спросил Котов.
Глеб отрицательно замотал головой. Да кому ж тут скажешь, когда такое дело?
— Вот, Глеб, считай, сдал экзамен, — Котов легко похлопал его по щеке. — Молодец. Мы тут одна семья, друг за друга горой. Если ты облажаешься, тебе помогут. Если я облажаюсь, мне помогут. Так и живем. Все, иди спи. Герой дня.
Глеб выходил из ординаторской под смешки и шушуканье персонала. И хотя они не были злыми и ехидными, все же ему было неудобно и неприятно.
— Ладно-ладно, хорошо смеется тот, кто смеется последним, — пробормотал он, обращаясь к парадному входу в больницу.