Доктор Хаос

Дело о странных людях

Под «отличным кофе» Котов, как оказалось, подразумевал ядреный двойной эспрессо, сдобренный простеньким сахаром и залитый в одноразовый стаканчик. В чем прелесть заведения — Глеб поначалу не понял.
— Вот, смотри, — Богдан Степанович кивнул на официантку, которая старательно натирала столик в противоположном конце зала. — Тамара Михайловна, под сорок, двое детей, не замужем, недавно разменяла двушку, чтоб оформить старшенькому ипотеку. Вон там, — он кивнул за барную стойку, где хмурый мужчина протирал полки со спиртным. — Олег Иванович, тридцать пять исполнилось месяц назад, всей забегаловкой отмечали, я подарил дорогой коньяк. Олег Иванович раньше был военным, получил серьезную травму и теперь живет, как он любит выражаться, «для себя». Вон-вон, — Котов аккуратно указал на уборщицу. — Зиночка. У Зины за плечами сорок лет на фабрике, она почетная пенсионерка, образцовая мать и бабушка. Подрабатывает внуку на лечение.
Глеб непонимающе смотрел на Котова, не представляя себе, как рассказ о судьбах сотрудников сомнительной кафешки связан с его фиаско на поприще шпионажа.
— Не понимаешь, да? — расстроился Котов. — Я их знаю почти восемь лет. Каждый день прихожу сюда с утра выпить кофе. Олег Иванович отлично управляется с этим жутким агрегатом, мелет сам, прямо тут, зерна заказывает аж из Бразилии, черт его знает, зачем, но получается изумительно. Тамара Михайловна мне каждое утро приносит газету, а Зиночка знает столько историй, что книжки читать не надо.
Глеб все еще ничего не понимал.
— Послушай, я хочу сказать тебе, что вся наша жизнь — это другие люди. Чуешь? Вот даже утром кофе выпить — и то три совершенно разных судьбы. И это я тебе только про одну смену рассказал, а здесь еще Лизонька с шикарным декольте рассекает и Вероника Петровна суровым взглядом изгоняет тараканов. Такие люди — удивительно, — Котов мечтательно улыбнулся, глядя в окно забегаловки. Чистое, на удивление ухоженное, со снежинками перед Новым Годом.
— Да сходили бы в Макдональдс, купили себе тот же эспрессо, две минуты, и вуаля, вы свободны, — отозвался Глеб. Больше всего на свете он не любил, когда его начинали учить жизни. Мать в детстве попробовала, но столкнулась со стеной глухого непонимания и с радостью умыла руки.
— Вот о том я и говорю, — охотно кивнул Котов. — Пошли, тут не покуришь теперь, на улице хоть...
— Вы же врач, — подозрительно прищурился Глеб.
— Это на работе я врач, а сейчас я совершеннолетний дееспособный гражданин. Хочу курить в глухомани и буду. Пошли, а то нас выгонят сейчас, Зине пора пол мыть.
Глеб пошел рядом с Богданом Сергеевичем, гадая, как такие несовместимые качества уживаются в одном человеке. Вроде бы принципиален и педантичен, а вроде бы курит в свободное от работы время, вроде бы ненавидит разговаривать с семьями больных, а вот, пожалуйста, все знает про какую-то Зину. И что он там про декольте Лизоньки-то говорил? Не очень-то похоже на размышления гея. Глеб начал подозревать, что Вера вывела его на ложный след.
— Я что хочу сказать, — продолжил Котов, затягиваясь с явным удовольствием. — Вот тебе, например, все равно, у кого ты кофе пьешь. И черт с ним. Хочешь пить в Макдональдсе, ради бога. Лишь бы не траванулся, но это совсем вряд ли. На работе же совсем другое дело. Ты выбрал профессию врача, и не просто врача, а хирурга, и не просто хирурга, а человека, который каждый день работает с несчастными случаями. И это означает, что тебе придется по сто раз на дню иметь дело с людьми и их тараканами. Не будешь в курсе, что Зинаида Андреевна переживает за дозировку — не поймешь, что происходит в оперблоке. Не послушаешь внимательно больного — ошибешься в самый ответственный момент. Вот ты думаешь, мне до этой Зины из кафе есть дело? Да не сдалась она мне. Но я привык очень внимательно относиться к людям и их заботам. Если что-то человека беспокоит — оно выстрелит в самый неподходящий момент. Если у Зины заболеет внук — она обязательно нальет на пол столько воды, что я поскользнусь. И не я один — парочка тут же ко мне на стол приедет. С ближайшей скорой. Вот к чему я веду. — Богдан Сергеевич аккуратно затушил сигарету о краешек урны и выбросил ее. — Травматолог — это не сухарик, который режет и зашивает. Хотя иногда я совсем не против ограничиться этими нехитрыми манипуляциями.
Глеб слушал неторопливую речь Котова и пытался перебороть свое отвращение. После истории с ручкой нормально относиться к известному хирургу не получалось. Вот и теперь Лабушкин шел больше из страха, чем от желания чему-нибудь научиться. Злая шутка выбила почву у него из-под ног, а намек на связь с главврачом обернулся солью для свежей раны.
— Чего молчишь? Вот на кой черт тебе сдалось выяснять про Андрея? Полез фотографии делать, еще ведь небось кучу народу опросил.
Котов выглядел спокойным, но недовольным — брови смешно сдвинулись и придали ему облик обиженного хищника. Так смотрят сытые львы, когда дрессировщик вертит перед ним здоровенным стейком.
— Зачем вы сделали это... ну, с ручкой? — спросил, пересилив себя, Глеб. Больше его ничего не интересовало.
— Ну, насчет ручки вышло, пожалуй, не совсем красиво, но очень уж ты рьяно полез со своими порядками. Реформы, нововведения — в медицине, тем более в хирургии, менять порядки надо очень аккуратно. Вот сколько я к новому скальпелю привыкал? Считай два месяца. И да, конечно, скальпель отличный, только вот я эти два месяца напивался вечерами, как последний алкаш. Что, не веришь? — Котов усмехнулся в ответ на удивление в глазах Глеба. — Здесь каждый человек, каждый инструмент, каждый датчик — все звенья огромного механизма. Понимаешь? Как научился пользоваться — так и поедешь. Люди машину меняют, и то объезжают, а здесь разные судьбы, разные мысли — все надо учитывать.
Глеб начинал понимать, что хочет сказать ему Котов, но внутри сидела и зудела неприятным комаром мысль о подлой проверке.
— Давай так — я тебя задел этой ручкой, будь она неладна, ты меня задел Андреем — квиты, по рукам? — Богдан Сергеевич действительно протянул руку.
Лабушкин посмотрел на ладонь известного врача, поколебался секунду, а потом крепко стиснул ее. Оказалось, что на ощупь рука Котова была чуть суховатой и очень твердой — особенно это чувствовалось на морозе.
— По рукам.
— Вот и хорошо, а то Андрей мне вторые сутки названивает, утверждает, что его хотят завербовать спецслужбы. Только успокоился, и вот опять.
Теперь Глебу стало интересно.
— А вы с ним правда... ну, геи? — спросил Лабушкин, тут же ужаснувшись своей наглости.
— Насчет него я уже не уверен, а вот я правда гей. Стопроцентный, дистиллированный гей. Ни капли натуральности. — Котов достал еще одну сигарету и закурил, теперь уже не с наслаждением, а нервно.
— По вам не скажешь, — хмыкнул Глеб. И подивился, как это легко у него получилось. — По вам не скажешь — надо же.
— Наверное, это комплимент, — сказал Котов, сворачивая с пешеходной дорожки в сторону оживленного проспекта. Глеб знал, что в той стороне станция метро.
— Да нет, просто я очень удивился, когда узнал.
— Я сам очень удивился, когда узнал.
— А что вы сказали про Андрея? Ну, что сомневаетесь? По-моему, тут все очень ясно — либо гей, либо нет.
— Вот это ты очень напрасно так думаешь. Я двадцать лет думал, что я не гей, а потом — оп! — и перевернулось всё с ног на голову.
— Ну, по-моему, это билет в один конец.
— Ну-ну, — Котов фыркнул. И стал похож не на льва со стейком, а на кота из мультиков.
— Да ладно, сколько я слышал про геев, они потом не объявляют, что заделались натуралами, — не отступал Глеб. После напряженного разговора ему хотелось поболтать о какой-нибудь провокационной вещи как бы между прочим. Запросто. Чтоб хоть немножко унять сердцебиение. Слишком много всего навалилось за день. И записка эта, и разговор.
— Конечно, не объявляют — женятся втихую и растят детишек. Ладно, бог с ним, с Андреем, ты только за ним уж не следи больше, сделай одолжение, я и так еле разъехался — скандалов было, весь дом на ушах стоял, полицию вызывали.
Глеб с трудом представлял себе скандалящего Котова. Что уж там, он и с Андреем-то его представить не мог. Как это должно выглядеть? Как вообще это выглядит?
— Ладно, до метро я тебя проводил, дальше сам, а я тут еще погуляю. Все равно дома старенький магнитофон и сломанное радио. Отдохни там, повеселись, завтра жду на работе.
И Котов ушел, оставив Глеба возле входа в метро. Даже оборачиваться не стал. Парень потоптался, но когда прохожие стали толкать его в бок, потянулся за остальными. День наполнил его противоречивыми мыслями и чувствами: вроде бы конфликт исчерпан, а вроде бы он на минутку заглянул в жизнь к другому человеку. И понял, какая она странная, и как не сходится она с тем образом, который представил себе Глеб, когда только познакомился с Богданом Сергеевичем. Тогда к строгой прическе и домашним свитерам сами собой «подтянулись» супруга, маленькие детишки, ипотека и пиво с друзьями по вечерам. Стало быть, вот как бывает с людьми, не такие уж они и простые. Даже когда, вроде как, у всех на виду.