«He is your soulmate»

74.1/..

𝗟𝗢𝗩𝗘 𝗠𝗘

🌙

— Я рад, что ты зашёл ко мне, — Дон Ук протягивает юноше кружку с зелёным чаем, но тот отказывается, — Хочешь поговорить?

— Да.

Чонгук медленно блуждает по квартире дяди, отмечая про себя, что тяга к красоте и простоте в интерьере, у него именно от него. 

— Что мне делать? Давай не будем притворяться, будто ты не понял в тот день... — Чон садится на велюровый диван, сжимая губы в одну линию.

— Я всё понял, Чонгук. И мы это уже обсуждали с твоим психиатром, — Дон Ук присаживается напротив, закидывая ногу на ногу, попутно стягивая с себя очки в тонкой оправе, — Ваши чувства.

— Да... Дядя... Я влюблён в него. Знаешь, я был влюблён в него уже давно, просто,— Чонгук замирает, подбирая правильные слова,— Просто тогда я не осознавал этих чувств. Мне будто нравилось смотреть на красивое лицо и пальцы художника... Музыканта.

— Но всё испортил Минхо? — вскидывает бровью Дон Ук, отпивая глоток зелёного чая.

— Не то чтобы испортил... Но, — Чонгук волнуется и это видно: то как юноша сжимает и разжимает кулаки, то как хрустит шеей, — Да. Черт, да. Знаешь, я ужасно боялся разочаровать его. Его и всех вас.

— Меня бы ты никогда не разочаровал, сынок — мужчина улыбается тепло, словно перед ним, действительно его ребёнок, — Это в прошлом, тебе стоит понять одну вещь... Ммм, этого не вернуть и те ошибки не исправить. Не оглядывайся назад, Чонгук-а, извлеки из этого урок и не повторяй своих оплошностей.

— Я пытаюсь, черт, дядя, я действительно пытаюсь, — брюнет поднимает глаза, большие и печальные, смотря на старшего, словно весь этот груз, все тяготы и волнения, отражаются в них, — Но один... Один я не справляюсь, понимаешь?

— Тэхен?

— Да... Он изменился. Блять, да я нашёл его в ванной с ножницами в руках, ты бы видел это. Меня пугает, меня чертовски пугает то, что происходит с нами, дядя.

— Что с ним было? — мужчина откладывает кружку в сторону, а после, пересаживается на диван к племяннику, одной рукой касаясь сжатого кулака юноши, — Успокойся и расскажи мне.

— У него был срыв. Как у меня тогда… Когда речь зашла об аварии. Но понимаешь, причина моей панической атаки... мертва, а его... — к горлу предательски поступает комок волнения и переживаний, а на глазах скапливаются непрошеные слёзы. Это больно. Очень больно. — Это я, дядя. Я – причина всего.

— С чего ты это взял?

— Я начал это. Я унизил его перед всеми, я неоднократно бил его, я угрожал ему, я поцеловал его, я... Я сделал его своим. Я приручил его... А он... он меня.

— Но ведь Тэхен не противился этому? Не противился твоим чувствам, так ведь? Откуда тебе знать, груз ли для него ваши отношения или нет? — мужчина запускает ладонь в вороньи локоны младшего, чуть массируя напряженную голову племянника.

— Груз... Это груз. Он такой... Будто сам ещё не сформировался, а должен выносить и меня рядом. Ты бы видел его лицо, когда он говорил о том, что его друг уезжает заграницу. Он был так напуган...

— Вы оба боитесь остаться одни, но вы вместе, так в чем же проблема, Чонгук?

Чон выдыхает шумно, смаргивая  соленные слёзы, что дорожкой пустились к искусанным губам.

— Мы соулмейты.

— Что? — пальцы Дон Ука так и замирают среди вороха темных волос, мужчина даже не сразу понимает, но после, видя племянника, что смотрит так побито и устало, осознаёт всё и сразу — Как давно вы...

— Тэхен знал ещё за год до меня... а я, в день рождение. Я увидел его имя и сразу это понял. Я подумал «не может быть», «жизнь не может шутить надо мной таким образом». Я даже ненавидел его за это.

— Это всё усложняет, Чонгук... — мужчина губу закусывает, раздумывая над словами племянника, — Ты знаешь о соулмейтах?

— То, что мы зависимы друг от друга? Или то, что делим чувства на двоих? — улыбка Чона выходит надломленно, а старший лишь головой мотает на это.

— Вам стоило раньше сказать об этом. Черт, надеюсь ты не говорил ничего тому психиатру?

— Нет, а что?

— Я не доверяю ему. Не знаю от чего, но он говорит уж слишком предвзятые вещи. Твой отец отказался обсуждать со мной этот вопрос.

— Вот как... — Чонгук хмыкает, вспоминая что-то, брови сводя на переносице, — Тэхен как-то говорил мне, что Сан Ёп будто навязывал ему своё мнение.

— Поэтому я был против семейного психиатра.

— С этим разберёмся позже... Дядя, что мне делать с Тэхеном? Как понять, что всё это правда? Наши чувства, они... они такие болезненные, понимаешь? Разве мог он влюбиться в меня? Я глумился над ним, ненавидел и... Боже, я так запутался.

Чон лицо в ладонях прячет, а сердце Дон Ука щемит от потерянного ребёнка перед ним. Старший к себе прижимает племянника, успокаивающе поглаживая юношу по напряженной спине.

— Вам нужно время, Чонгук. Вам больше ничего не поможет. Сейчас слишком трудный период, не думаю, что всё разрешится по щелчку пальцев. Честно, я не хочу усугублять всё ещё больше, но скажи мне... что будет дальше? Что будет после школы? Вы начнёте с нуля в университете, но станете ли скрывать свои отношения? Станете ли прятаться и жить раздельно? Сможете ли при всех признать свою связь?

— Мы... Я... Я не могу ответить за него — Чон пальцами хватается за мягкий свитер старшего, носом зарываясь в крепкое плечо.

— А ты ответь за себя, Чонгук. За себя, сынок. Как ты думаешь, что скажут родители? Ты примешь то, что может произойти? Худший вариант...

—Думаю, да... Если, если мы изменимся... если ему станет лучше...

— Тогда спроси об этом у Тэхена, — Дон Ук чуть отстраняется, пальцами большими стирая слёзы с таких детских и одновременно, рано повзрослевших, глазах — И помните, я буду рядом. Всегда.

— Спасибо... Спасибо, дядя, — Чон крепче обнимает старшего, а после, заглядывает в телефон, видя сообщение от Кима, — Он уже вышел. Я должен идти.

— Конечно. Чонгук, прошу, помни о том, что я сказал.

Мужчина молча наблюдает за тем, как юноша натягивает на себя куртку и ботинки, а после, вновь прижимает к себе удивленного парня и шепчет последние слова, которые когда то сам проигнорировал.

«Иногда, чтобы обрести, нужно потерять».

***

Тэхен думает об этом уже который день.

Тэхен не живет. Он не ест, не спит, не помнит, когда солнце успело зайти и погрузить Сеул в январскую ночь.

Не помнит, о чем говорил с Чонгуком по телефону, буквально десять минут назад.

Он устал.

Тэхен знает, что правильным будет рассказать правду, не таить ничего от Чонгука, но так же, Тэхен знает об его импульсивности и скорых решениях.

К которым Ким не готов. Совсем не готов.

Трудно признать правду, которую, буквально с корнями вырвали из слепого сердца, трудно признать действительность, которая, грузом тяжёлым легла на хрупкое тело.

— Что мне делать? — шепчет Тэхен, рукавом толстовки вытирая раздражающие слёзы.

— Тэхен? К тебе можно? — Ким Санхёк слегка мнётся у двери, но видя кивок сына, заходит внутрь, аккурат обступая многочисленные рисунки и предметы гардероба — Тебе стоит хоть иногда прибираться здесь.

— Да.

Мужчина видит, что сын лишь физически здесь. Это продолжается уже довольно давно и сегодня, сегодня он надеется изменить это.

— У меня для тебя хорошие новости — Ким-старший с улыбкой глядит на бледного сына, что в ответ, глаза заплаканные поднимает — В общем, мне предложили другую работу.

— Правда? — хах. как неожиданно.

— Да, знаешь, появился человек, который наконец-то признал мои проекты и все труды... Так что... Ммм — мужчина задумывается на мгновение, а после, треплет сына по обкромсанным волосам — Теперь нам станет легче.

Тэхен бы порадовался за отца. Честно. Если бы не знал истинную причину такого внезапного повышения.

Юноша ногами болтает, что едва ли касаются холодных деревянных досок. 

— Тэхен?

— М?

— Ты ведь ненавидишь нас?

Блондин дёргается на этом вопросе.

Ненавидит? Он? Своих родителей? Разве такое может быть?

А разве можно их любить? Тэхен помнит, сколько раз отец срывался на нем, одаривая нежную кожу грубыми полосами от ремня. Помнит, сколько раз оскорблял, называя неучем, позором и недостойным ребёнком.

Он всё помнит.

— Нет.

— Врешь, — мужчина хмыкает, смотря на озадаченного сына, — Я бы ненавидел. Не прощай нас, хорошо?

— Папа? — Тэхен брови на переносице сводит, совсем не понимая родного отца.

Такое редко бывало, эти моменты, когда Ким Санхёк действительно был отцом.

Отцом, что выслушает, что даст совет, что сам поделится потаёнными мыслями.

— Твой дедушка, он ненавидел меня, ведь я не оправдал его ожиданий, тех денег, что он вложил в меня, стоит признать, что твой отец неудачник.

— Нет! Что ты говоришь? — Тэхен тушуется, глядя на старшего.

— У нас кредит на дом, твою учебу и на машину, а ещё, счета за клинику твоей бабушки, разве так выглядит жизнь успешного человека?

— Но... но мы ведь справляемся и всегда справлялись с этим... — Тэхен знает, как трудно, действительно знает — Я не сын неудачника.

— Ахах, — мужчина улыбается и вновь треплет сына по мягким волосам — Тебе больше идёт родной цвет. И, кстати, думаю в том, что мне предложили такой выгодный контракт, есть заслуга твоего друга Чонгука.

— Вот как... — губы блондина смыкаются в ровную линию, а глаза бегают от пола к двери — Что теперь будет с нами?

— Об этом я и хотел поговорить... Тэхен, ты ведь знаешь, что я никогда не запрещал тебе рисовать, не выкидывал твои мольберты, краски и остальное. Да, я бил тебя, никогда не стану отрицать этого. Да, я унижал тебя и... думаю, что так успокаивал самого себя. Мне жаль. Правда. Но я хочу чтобы ты вырос достойным гражданином. Чтобы на твоём табеле, резюме, портфолио, не было ни единого пятнышка. Разве это плохо? Я хочу гордиться своим сыном, пускай, ты будешь офисным клерком, но достойным. Тем, кто идеально выполняет свою работу.

— Отец... Но я... Я этого не хочу — со слезами, сглатывая тугой ком, шепчет блондин, — Я не хочу такой жизни...

— Тогда какой же ты хочешь?

Какой?

Какой же жизни он хочет?

Почему все, абсолютно все вокруг него, уже знают чего хотят, стремятся к этому и идут... Шаг за шагом, но идут.

А он?

Почему ему не давали и мгновения подумать над этим?

Тэхен глаза карамельные устремляет на зеркало, что висело на старом гвоздике, прибитом юношескими пальцами и какой-то книгой.

И что же он видит?

Почему он никогда не задумывался над этим?

Почему не был с собой по-настоящему?

Почему?

Кто «Я»?

Чего «Я» хочу?

Чего хочу на самом деле?

Кто я?

Возлюбленный? Друг? Сын? Отличник? Кореец? Кто я?

Из чего я состою? Почему я кто-то для других, не для себя?

Кто я для себя?

— Тэхен? — мужчина за плечо дергает сына, на что тот лицо переводит к нему, — Ты плачешь? Почему?

— Я... Я... Папа... Кто я?

— Что за глупости ты говоришь? Ким Тэхен.

— Да. Ким Тэхен. Кто он? Ким Тэхен?

Если бы Санхёк был менее образован, то подумал бы, что его сын принял психотропные вещества, но нет.

Это что-то другое.

— В общем... Отдохни, можешь даже прогуляться с друзьями, но в одиннадцать будь дома, ясно?

Мужчина из комнаты выходит, а Тэхен так и сидит, пропустив мимо ушей и слова отца и хлопок двери.

Тэхен на отражение своё смотрит.

— Чонгук... — шепчут губы, сквозь тонкие пальцы, что уложились на них, касаясь невесомо, — Мне нужно к Чонгуку. Я должен рассказать.

Это распутье, распутье, в конце которого есть два конца.

Я — его, а он — мой. 


***