Шепот тишины

Duo

Я не сплю всю ночь, поэтому утром чувствую себя совершенно разбитой и совершенно несчастной. Анна уехала в семь утра, и я не могу даже предположить, по каким таким делам ей потребовалось тащиться куда-то в несусветную рань. Впрочем, это не имеет никакого значения, потому что без Анны и ее холодного взгляда напряжение, сковывающее дом, исчезает, а я вдруг понимаю, что дышать стало намного проще.

Даже утром в моей комнате слишком темно, и, оторвав голову от подушки, я тут же зажигаю бра над кроватью, потом зажигаю уродливую люстру и настольную лампу, которую привезла из другого дома. Я проверяю щеколду, понадеявшись увидеть в ней какие-то поломки, но она выглядит совершенно целой — никто ее, конечно же, не ломал. Никого не было в моей комнате прошлой ночью, никто не приходил, и, разумеется, на полу нет никаких следов червей. Все чисто.

Все нормально.

Запах гнили исчез, и я ощущаю только затхлость, но, учитывая, насколько старый этот дом, такие ароматы не должны удивлять. У меня слегка подрагивают руки, а голова кружится и ужасно тошнит. Я зеваю, заправляю кровать и иду в душевую.

В коридорах пусто, все двери открыты, поэтому тут не так мрачно, как ночью, но все еще ужасно темно и безумно жутко. Комната Анны всего через две двери от моей, а душевая совсем рядом, метрах в шести. Со стен на меня смотрят родственники — их безжизненные глаза выглядят такими одинаково холодными, что я задаюсь вопросом, от кого вообще произошла эта светловолосая династия напыщенных индюков. Стены в коридорах обклеены темно-бардовыми обоями с ромбическим черным рисунком, и портреты, заключенные в деревянные рамки, выглядят, как порталы в другие измерения, потому что они просто огромные. Рядом с дверью в мою комнату висит картина, изображающая очень красивую женщину лет тридцати с небольшим. Ее взгляд пронзает ничуть не меньше, чем взгляд Анны, хотя моя бабушка живая, а безымянная леди — призрак прошлого, запечатленный кем-то на старом холсте. Я подхожу к огромному портрету и пытаюсь прочесть полустертую надпись на нижней части темно-коричневой рамы.

Анжелика.

1954 год. Название города, где был создан этот портрет, стерто, но я могу различить дефис и отдельные английские буквы.

На картине женщина облачена в легкое белое платье с голубыми цветами на лифе, голову ее закрывает изящная шляпка прямиком из пятидесятых. На заднем фоне ничего нет, только какие-то расплывчатые переплетения нежно-зеленых оттенков, а декольте незнакомки выглядит слишком смелым для двадцатого столетия.