В Норвегии звезды падают зимой

Nytt hus

«Вот незадача. Дурацкая головоломка...»

Сидя в машине, Кит крутил в пальцах кубик Рубика. Цвета быстро менялись местами друг с другом, как в новеньком калейдоскопе, иногда по нескольку раз, повторяя замысловатые комбинации. С самого детства окружающие краски всегда вызывали у него различные ассоциации. Вот красный – цвет спелых ягод, ран на сердце, сбитых костяшек на руках после школьных драк. Желтый и оранжевый – цвета пухлых тыкв и шепчущей осени, сменяющей броское лето. Зеленый – бескрайние летние луга и созревшая сочная трава на них. А белый, конечно, цвет безмолвно падающего снега и холода. Повзрослев, Кит для себя решил, что синий – это цвет меланхолии и прозаичной печали, места, в котором он родился и вырос. И так совпало, что синий – это его любимый цвет, а если он смешивался с белым, черным или фиолетовым, например, на палитре, то приобретал невероятной красоты оттенки. А затем вновь и вновь порождал всевозможные связи с предметами, чувствами, событиями.

Кубик так и не был собран, ему еще тренироваться и тренироваться. Мозги разминает, а вот эмоции не притупляет.

The Cure – The Last Day of Summer

Кит взглянул за окно. «Фольксваген» тихонько тарахтел по влажной трассе. Дорога шла то прямо, то извилисто, как «Лестница Троллей», поднималась и спадала. Мимо неспешно плыл осенний пейзаж: золотистые поля, усыпанные потемневшими от дождя каменными грядами и пожухлой травой, недалекие обнаженные перелески и леса с угольными деревьями, средь которых плыл густой шапкой бледный туман. Сонные бледно-синие с белесыми прорезями волнистые горы, верхушки которых из-за низких пушистых туч были размытыми. Иногда попадались на глаза небольшие бордовые, оранжевые или беленькие домики с темными крышами, пасущийся скот – овечки в виде снежных и смоляных пятнышек. Пару раз даже пришлось объезжать овцебыков, те лениво шли по дороге и трясли дремучей измокшей шерстью. Кажется, им было все равно на проезжающих туда-сюда железных чудо-зверей.

Изящные сочетания красок и атмосферы успевали запечалиться в памяти Кита. Это его двадцатая осень. Такая же отчужденная, как сам он в какой-то степени. Дождливая, задумчивая и минорная, как ноты Эдварда Грига или Иоганна Баха. Время года влияло на него, как солнце влияет на птиц и зверей. Он это по-своему чувствовал.