Колыбельная для самоубийцы

День седьмой.

Чонгук даже в самых смелых мечтах не видел такой картинки: Чимин сам крепко хватает его, сам обнимает, сминает губы в болезненном поцелуе и тянет к себе в комнату, к кровати. Слишком уж хорошо, чтобы быть правдой. Чон не сопротивляется, позволяя Мину вести и полностью доминировать. Так даже интересней. От Пака пахнет мятой, слегка гелем для душа с апельсином и грейпфрутом, а также виски. Последним от него пахнет сильнее всего. Чонгук уже плетет поучительную высокопарную речь, которую изложит, как только чужой прыткий язык покинет его рот, перестав елозить по ровным рядам зубов. Стоит, положив руку на сердце, честно признать, что Чимин целуется великолепно. Надо же уметь так талантливо владеть языком, вводя партнера в экстаз. Ничего интересного еще не произошло, а Гука уже душит жара и вожделение, теснее становятся брюки и необузданней внутренний зверь. Хочется немедленно перейти к чему-то более развратному. Но Чонгук не торопится, понимая, что любое резкое действие может напугать Мина и заставить того отказаться от затеи, как было тогда с поцелуем. Надо действовать аккуратно, позволять Паку вести, подчиняться его порывам, а затем упиваться даруемым его телом наслаждением. 
Чимин разрывает долгий поцелуй, напоследок прихватывая нижнюю губу Чона губами и посасывая. Затем Мин облизывает тщательно губы, избавляя их от слюны. Только вот юркая капелька слетает с них и тянет влажную дорожку по подбородку. Гук замечает ее и стирает большим пальцем, а потом касается им приоткрытых нежно-розовых губ Чимина. Он понимает и покорно слизывает влагу с пальца языком, ведя по коже широким мазком.

— Очень пошло, — комментирует Чонгук, но глаза отвести не может.

— Сам же палец пихнул, — пожимает плечами Чимин, поправляя волосы.

— Остановимся на поцелуе? Или же зайдем дальше?

— Ты хочешь?

— Зайти дальше? Да, хочу.

— Тогда можно, — кивает Мин.

— Вот так просто? И стоило так отпираться, если все равно дали мне согласие?

— Чонгук, я не трахался уже два года. Еще одно слово и сегодня я не нарушу устоявшуюся традицию.

Чон решает помолчать. Мин просто так угрожать не будет. Сейчас назло возьмет и свернет лавочку, выгнав горе-любовника за дверь. Чимин проходит к кровати и садится на нее, жестом приглашая к себе Гука. Тот усаживается рядом. Взгляд Пака стал менее осмысленным, а щеки покраснели. Интересно, много ли он выпил? Чон оглядывает комнату в поисках заветной бутылки, но ничего не находит. Может, она спрятана где-то в укромном темном углу, который не освещают тусклые лампы, устроившиеся на тумбочках у кровати.