Обугленная Кожа

гниющие конечности

Юнги сидит рядом с заснувшим на диване Хосоком. Хосок спит мирно, тихо и посапывая так, будто спит впервые за последние несколько лет. Юнги пытается, как и раньше, рассмотреть чужое лицо, но чувство отвращения не покидает его: трупные пятна на чужом лице заполнили почти всё пространство и сделали кожу лица цвета бледного асфальта; губы сухие настолько, что покрылись белой коркой - когда Хосок спит так, Юнги готов поклясться, что перед ним просто лежит труп недельной давности, и только еле вздымающаяся грудь выдает в человеке жизнь. Как бы не хотелось, Юнги даже не пытался выгнать его, потому что знает, что Хосок никуда не уйдет: "почему он никуда не уйдет?" - Юнги такие вопросы не тревожат, будто это понимание сидит глубоко под коркой его мозга и его просто невозможно оспорить, поэтому ещё, иногда Юнги кажется, что Хосок - лишь плот его больного рассудка, пусть сам он себя психически нездоровым никогда не считал. Но если подумать: живой, но при этом: разлагающийся человек пришёл в его дом, видимо, чтобы умереть; ощущение, что Хосока видит только он, а все разговоры Намджуна о нём тоже были лишь выдуманы сознанием, всё это вводит в ещё большее уныние. Меньше всего на свете Юнги хочет оказаться психически нездоровым, чтобы это тоскливое подобие человека оказалось частью самого Мина. С другой стороны этим можно было бы объяснить так внезапно появившиеся ночные кошмары, похожие друг на друга и такие реальные, будто сам Юнги принимал в них непосредственную роль, а так же раздражительность и прочие, сопутствующие приходу Хосока, изменения. Всё же подсознательно Юнги хочет узнать, кто такой Хосок и знал ли он его когда-либо, и почему именно из-за него голова так раскалывается.
"Лучше бы тебя не существовало."
"Лучше бы ты исчез прямо сейчас."
Юнги не думает о своих действиях, когда берёт осторожно и тихо подушку, лежащую рядом, будто боясь разбудить и спугнуть Хосока. Он сжимает подушку за края до побелевших костяшек и пальцев, не моргая смотря на спящее тело. В этот момент тишина стала ощущаться физически, она касалась чужих ушей аккуратно и неприятно покалывая. В этот момент в голове было так же тихо и пусто, боясь лишней мыслей согнать сознание с цели. Старая, жёсткая подушка накрывает чужое мертвецкое лицо, а Юнги давит сверху ладонями. "Ничего. Я просто добью его. Я лишь облегчу его страдания" - наконец начал с эхом разносится внутренней голос в его пустой голове, - "Я совершу благодетельный поступок. Я не убью человека, я попросту даже не уверен является ли это человеком."
Он давит сильнее, мотивированный своим же внутренним голосом он напирает, на лбу появляется испарина, но не от физической нагрузки, а от фантасмагории чувств, смешавшихся в одно целое, страшное ничто. Он устал от запах гнили, устал каждый день отмывать простыни он крови и кусков кожи. По-детски наивная радость будто заиграла в нем: неучто он сможет покончить с этим прямо сейчас? Он поджимает губы, когда те вдруг начинают растягиваться в улыбку, а к глазам подступают слезы. Он следит за чужим телом и начинает замечать, как грудная клетка Хосока движется все медленнее, а в момент, когда та почти прекращает двигаться, руки Юнги резко теряют свою силу. С дрожью во всём теле он останавливается и почти падает на пол, продолжая сжимать в руках подушку, которой только что пытался задушить Хосока.
Юнги дышит тяжело, пытается придти в себя, как будто это его  дыхание перекрыли только что, одними белёсым губами повторяя:
"Не могу, не могу, я не могу..." Глаза ошалелые и белые, смотрят вперёд и видят пустоту, он боится поднять взгляд и увидеть, что сейчас с Хосоком, движется он или нет; так продолжалось на протяжении двух минут, лишь после которых послышалось шевеление на кровати, Юнги рефлекторно смотрит в сторону лёгкого шума. На него, прямо в глаза смотрят два чёрных глаза Хосока, испуганных, растерянных, таких же полуживых и как будто бы осуждающих. Юнги как то неумело, неуместно и машинально шепчет: "прости", на что Хосок даже не моргает, он невыдерживая и начинает гулко  плакать. Подавляя всхлипы, но никак не успокаивая их. Щёки обжигают солёные слёзы, он чувствует себя маленьким, обиженным ребёнком, потерянным ребёнком. Под давлением этих чувств он сжимается в комок, и продолжает пищать.