Сокджин сидел на закрытой крышке унитаза, сжимая кривыми пальцами тест на беременность с двумя полосками. И что делать дальше - понятия не имел. Он положил тест обратно в коробочку и, подняв растянутую намджунову майку, смотрел в свое отражение. Вроде бы, все было как обычно - плоский живот, слегка выпирающие ребра, широкие плечи, круги под глазами размером с маленькую Галактику, бледноватая кожа и вечное гнездо из волос. Но все равно было что-то не так. Возможно - запах. К его василькам, смешанным с нотками кедрового ореха, прибавились чужие, инородные и совершенно не свойственные - морозные лилии, лес после дождя, бергамот, чай с ромашкой и апельсин. Вкусно. И родно.
Он себя видит таким каждый Божий день, он выучил каждую морщинку на своем правильном лице, каждый изъян и каждое достоинство. Снаружи он знал себя на все сто баллов, но внутри - нет. Внутри - новая жизнь, новая Вселенная для их с Намджуном ребенка и это единственное, что теперь имело значение. Омега готовил завтрак для Намджуна, вкладывая в пышные оладьи всю свою любовь и заботу. Теперь что-то точно и необратимо изменится, например, у него вырастет огромный живот и ходить он будет как пингвин. Но почему-то это не пугало, слишком это казалось правильным и непонятно желанным. Намджун, проснувшийся от щекочущих обонятельные рецепторы запахов, положил горячие ладони на тонкую талию старшего. Тот промурчал, по-кошачьи выгибаясь, когда альфа мазнул пухлыми губами по шее, ниже, к ключицам и плечам, оставляя россыпи своих меток. Его руки покоились на животе Сокджина - там, где уже плескалось в своем океане их общее сокровище, стоящее дороже всех драгоценностей на свете. - Доброе утро, - хриплый голос в сокджиново ухо, а у того табун мурашек вдоль позвоночника. - Доброе, - ответил старший, ловя губами любимые губы напротив. У омеги во рту - мята, у альфы - горечь утра. Это не казалось старшему противным, совсем наоборот - правильным. Он домашний, теплый и до одурения любимый, - настолько, что хотелось рыдать. Поцелуй из нежно-мягкого под напором альфы стал глубже, мокрее и развязнее. Он прижал Сокджина грудью к широкой крышке тумбы, срывая с омеги мешавшие домашние шорты. Он рассыпал созвездия укусов по бледной спине, по тонкой шее и глупо-широким плечам. Омега под ним скулил, прося о большем, о масштабном и сносящем голову напрочь - просил и получал. Альфа вошел грубо, до основания, не давая привыкнуть. Сокджину и ни к чему было - он любил, когда без подготовки, когда больно и космически хорошо, но подстраиваться под рваный ритм не пытался, все равно не получится. Намджун - главный, и он сам решал, как ему брать старшего, а тот лишь подчинялся. От резких толчков на паркет упала подставка с вилками, ложками, всяческими лопатками, палочками и ножами. Стиральная машинка тихо гудела, сливаясь со стонами и задушенными криками. Осенний ветер неслышно колыхал прозрачные шторы и лизал разгоряченную кожу. Из окна лили приятные теплые солнечные лучи, заполняя комнату утренним светом. А Сокджин был счастлив. Намджун кончил глубоко в омегу, не покидая его тело, позволяя сцепке произойти. Оба сбивчиво дышали, хватаясь пальцами за края и едва не опрокидывая тарелку с уже остывающими оладьями. - Я беременный, - хрипло говорит омега, с трудом приподнимаясь на локти под альфьим весом. Ему бы сейчас попить - ощущение, словно километра три пробежал. - Это не происходит так быстро, малыш, - ответил Намджун, оставляя ленивый поцелуй на каждом выпирающем позвонке. - Нет, я уже давно беременный, - тепло улыбнулся Сокджин, прикрывая глаза. - Прям совсем беременный? - Прям совсем. Альфа ухмыльнулся, погладив Кима по недавно выкрашенным в белый цвет волосам. Беременный. Какое забавное и новое слово для него. Нет, Намджун и раньше видел беременных, но когда беременный - твой омега, ощущения несколько другие. Теперь его объятия должны стать больше - он должен укрывать от мира не только Сокджина, но и их малыша - совсем кроху, которую никто, кроме него, не защитит. - Тогда его будут звать Чонгук, - улыбнулся альфа, кусая омегу за загривок. Сокджин протестующе стукнул его по ребрам. - Но мне нравится Тэхен. Мне это имя напоминает о хрупких цветах, морозе и дожде. - Смазливо, - хмыкнул младший, оглаживая живот омеги. - А у нас будет крепкий альфа. И его будут звать Чонгук. Можешь не брыкаться, будет так, как я сказал, - Намджун похлопал Сокджина по подтянутой ягодице под его недовольное сопение. Ничего. Побесится, попсихует и смирится - никуда он не денется. И, действительно, бесился. Дул губы, не разговаривал предложениями больше трех слов, отворачивался от Намджуна в постели, но в конце-концов смирился. Так хочет его альфа, и он это примет. Главное, чтобы малыш был здоров. Сокджин отказался сидеть в четырех стенах. Как и прежде ходил на работу на полную ставку, бегал по городу с документами и обжигающим кофе, посещал выставки и давал критическую оценку произведениям молодых художников. Только однажды он понял, что бегать он больше не может - тяжело, и живот, заметно округлившийся, начал выпирать. Тогда он немного успокоился. Не носился по важным-преважным сделкам, как угорелый, не пил горький кофе по утрам, а белоснежная рубашка стала ему явно мала. Намджун любил укладывать омегу рядом с собой, поглаживая тонкими пальцами живот. Внутри - его ребенок, его счастье и личный клад. Омега, вопреки всем ожиданиям, не капризничал, не хныкал и чего-то заоблачного не просил. На двенадцатой неделе, когда Сокджин, укутавшись в шерстяной плед, сидел возле окна и наблюдал за падающими снежинками, он кое-что понял. Во-первых, его настроение колебалось от «я хочу разрушить этот чертов дом» до «обними меня крепко-крепко и никогда не отпускай». Во-вторых, его вкусы стали весьма специфичны: либо он хотел обжигающе острого, либо нежно-сладкого. И в третьих, но не в последних, его живот почему-то был необычно большим для такого небольшого срока. И на этот случай у него было два варианта: или он вынашивает монстра (этот вариант любезно предоставил Намджун), или... - Я записался к врачу на новой неделе, - тихо сказал Джин, поглаживая теплыми пальцами крепкую намджунову грудь. - Тебя что-то беспокоит, малыш? - Намджун отложил в сторону потрепанную временем «Над пропастью во ржи». В глазах альфы блеснуло волнение - не уберег, недоглядел, не защитил. А у Сокджина любимые лилии в груди распускаются. - Есть кое-что... - улыбнулся он, опуская взгляд на выпирающий живот. - Он большой, ты не находишь? - Крепкий альфа, - ухмыльнулся Намджун, проследив взглядом следом за Сокджином. Он коснулся ладонью упругого живота, поглаживая его аккуратно, бережно, словно там - настолько дорогое и бесценное, что он костьми ляжет ради. Альфа, как пример лучшего мужа на свете, сам отвез старшего в больницу - сжимал крепкими пальцами его прохладную ладонь, прятал омежьи красные от холода щеки в шарф и сильнее кутал в огромное пальто. Сокджин мысленно благодарил Бога или саму судьбу за Намджуна. Намджун проводил его до самых дверей и, чмокнув в пухлые губы, развалился в кресле, попивая мятный чай без сахара из пластикового стаканчика. По правде говоря, у него с минуты на минуту начнется совет директоров, а он так безбожно опаздывает, но ему настолько плевать. - Добрый день, доктор Мун, - улыбнулся с порога омега женщине-бете, заполнявшей какие-то документы. - Ох, Сокджин, это Вы, - кивнула она, откладывая ручку в сторону. - Здравствуйте. Ложитесь на кушетку и поднимайте свитер, - кивнула она за спину, поднимаясь с мягкого кресла. - Как самочувствие?
