Солёный ветер

5

Инён осторожно закатывает рукава бомбера, кривясь от трения, которое вызывают узкие манжеты, скользя по пострадавшим рукам. На них словно бы ни одного живого места вплоть до самых локтей — сплошное покраснение напополам с посинением и отвратительный орнамент от толстых верёвок, что ещё несколько секунд назад впивались в её запястья и предплечья. Она осторожно касается пальцами левой руки и понимает, что чувствительность почти полностью потеряна, и неизвестно, когда она вернётся. У неё, помимо всего прочего, порваны джинсы и подчистую стерты колени, и неприятно это настолько, что даже шевелиться некомфортно.

Инён поджимает губы и поворачивает голову, тут же взглядом натыкаясь на едва улыбающегося одним уголком губ Чонгука, лицо которого находится буквально в двадцати сантиметрах от её. Он рукой, согнутой в локте, опирается на спинку её сидения, и смотрит внимательно, не понимая, кажется, как угрожающе выглядит, поигрывая ножом в пальцах прямо перед ней.

— Не хочешь его убрать? — кивает она на оружие в его руках.

Чонгук дважды моргает, будто возвращается в реальность, не заметив, как ушёл в свои мысли, и переводит взгляд на лезвие, которое совсем недавно избавило девушку от пут.

— Как себя чувствуешь? — спрашивает он, наклоняясь ещё ближе, чтобы, открыв бардачок, закинуть туда нож. — Не сильно испугалась?

Инён хмыкает, откидывая голову на спинку сидения, и прикрывает веки. И хотя она этого не видит, зато отлично ощущает, как парень возвращается в изначальное положение, вновь устраивая локоть рядом с её лицом. А потому глаза открывает и, едва повернув голову, ловит его взгляд.

— Немного, — признаётся она и не сдерживает кислой улыбки, когда Чонгук усмехается. — У меня слишком большой опыт, чтобы пугаться подобных вещей.

— Это точно, — тянет парень, слегка хмурясь. — Сколько раз нас с тобой похищали?

— Вместе или по отдельности?

— Вместе всегда было веселее.

— В этом и была наша разница, — вспоминает Инён, опуская взгляд. — Ты вечно воспринимал всё несерьёзно.

— Для этого была ты, — хмыкает он. — К тому же, развеселить тебя — было единственной возможностью спасти от слёз. Такая плакса.

Инён морщится, отворачиваясь от него, и прячет ладони между коленями. Ей стыдно становилось каждый раз, стоило вспомнить о таком, а теперь ещё и неловко, потому что на этот раз она ударяется в воспоминания, сидя рядом с тем, кто был самой важной и главной их частью.