Солёный ветер

12

У Чонгука губы сладкие — явно от выпитого и всё ещё удивительно не выветрившегося шампанского, зато на языке — привкус горького табака. Инён совсем не нравится, что он сигаретами упорно губит собственное здоровье, явно об этом даже не задумываясь, но одновременно с тем не считает уместным делать ему замечания. А ещё ей, на самом деле, очень нравится этот контраст сладости и горечи — он словно бы отображает самого Чонгука со всеми его плюсами и минусами, со всей его наигранностью и неожиданной для молодого совсем парня серьёзностью.       

Её голове очень комфортно покоиться на его плече, а ему — Инён уверена — весьма комфортно чувствовать её вес на своей руке. Чонгук сжимает в пальцах её подбородок, заставляет запрокинуть голову сильнее, целует всё жарче и глубже, совершенно не стесняясь сталкиваться с её языком и оттягивать её губы. Инён чувствует, как вторая его рука ложится на её живот, оглаживает мягкую кожу, пуская по всему телу микроразряды тока, и в ответ зарывается тонкими пальцами в волосы на его затылке, пока другая ладонь скользит по обнажённой груди парня. Инён и сама затрудняется ответить, как же так вышло, что ещё несколько долгих минут назад они стояли на самом краю обрыва, вспоминая прошлое и — что особенно странно — будто бы решали будущее, а теперь нежатся в широкой кровати, находясь в состоянии приятного томления после очередного взрыва чувств. У Инён в голове всё ещё стоит голос Чонгука, что со всей серьёзностью заявил неожиданно, что ей следовало бы в него влюбиться. Она тогда едва не призналась: «Но я ведь уже это сделала», а потом вдруг засмущалась ужасно, уткнулась носом в его грудь и лишь неясно покивала головой, словно бы говоря, что к сведению его слова она приняла.       

Инён не помнит дословно всё то, что ранее приказывал ей Чонгук, когда они, будучи детьми, убегали на обрыв. Но там всегда было что-то вроде: «Играй только со мной», «Не жалуйся родителям», «Не разговаривай со своими одноклассниками», «Обедай в школе со мной» — одним словом, одна сплошная ерунда, подкинутая подсознанием избалованного мальчишки. Инён, откровенно говоря, только сейчас, с высоты прожитых лет, понимает вдруг, что Чон Чонгук с раннего детства отличался страшной ревностью, и это заставляет её как-то по-особому глупо улыбаться. Ещё она помнит, как в день похорон её матери — в тот самый, когда отец принял решение увезти её из особняка семьи Чон — наследник схватил её, всю покрасневшую и без устали всхлипывающую, за руку и, не слушая никаких отговорок и внимания не обращая на протесты, утащил десятилетнюю Инён на самый обрыв, а потом, сжав её плечи в своих маленьких руках, приказал: «Никогда больше не плачь!»