На лезвии ножа

Глава 14

Гарри чувствовал себя разбитым. Не из-за уже хронической усталости, не из-за публичной ссоры с Роном, и даже не из-за всех чудес, что преподнес сегодняшний день. Ему было больно из-за собственного поступка. Хагрид. Его верный друг. Наивный добряк, преданный своим друзьям, но в первую очередь Дамблдору, «великому директору лучшей школы чародейства и волшебства». Именно из-за этой преданности Гарри и пришлось стереть Хагриду память, чтобы избавить его от груза лишних забот, а их с Оливьером и другими некромагами от проблем. Юноша не надеялся, что заклинание вообще подействует, так как знал, что великаны на магию реагируют подчас весьма своеобразно. Но оказалось, что у Хагрида иммунитет против боевой магии, тогда как воздействующие на сознание чары действуют, как на обычного человека. Теперь школьный лесничий был искренне уверен, что ничего исключительного помимо проказ малышки Наами не случилось. Всю обратную дорогу он рассказывал Гарри о фестралах, о том, какие они умные животные, и как он начинал с ними работать когда-то. Юноше только и оставалось, что поддакивать в нужных местах и соглашаться.
В

озле хижины они, наконец, расстались. Хагрид предложил зайти попить чаю, но Гарри под благовидным предлогом отказался: ему хотелось побыть одному. Он обходными путями, стараясь не попадаться никому из заинтересованных в нем людей на глаза, пробрался в Комнату Необходимости, желая там переждать до того времени, когда придется отправляться на урок к Нарциссе. Расположившись в кресле, он, как прилежный ученик, пытался читать, но мысли все время крутились где-то далеко. Когда Гарри понял, что уже с полчаса смотрит на одну и ту же страницу и при этом понятия не имеет, о чем там говорится, пришло решение все же поговорить с кем-то. Кто мог поддержать его в данной ситуации? Снейп, Нарцисса, Оливьер? Все потомственные слизеринцы, для которых не существует таких моральных проблем. Сириус… Нет, крестный и так слишком переживает за него. Остается только… Гарри достал зеркало Связи, протер полой мантии его поверхность и тихонько позвал: — Люпин! Ремус Люпин! Ответом ему было молчание и его собственное лицо с глазами тяжелобольного человека. Но поттеровское упрямство давно вошло в легенду, по крайней мере, среди его учителей, потому Гарри настойчиво продолжал звать друга по имени, вынуждая того ответить на его призыв. Такое упрямство не должно было остаться без награды, потому что поверхность зеркала, наконец, помутнела, и показалось знакомое лицо. Видимость, правда, была не очень, и то и дело по поверхности пробегала какая-то рябь. — Гарри, что-то случилось? — послышался взволнованный голос Люпина. — Ремус, как я рад тебя видеть, — ответил ему юноша совершенно искренне. — Я тоже, только не понимаю, как тебе это удалось. Ну, историю с зеркалом я еще могу принять, но чтобы ты дотянулся сюда… — Кстати, а где ты? — В лесу. Вернулся в родной лес. Откуда меня вытащил… — Люпин хотел было назвать имя Сириуса, но вовремя остановился и поправился. Не было нужды бередить сейчас былую боль. — Откуда меня вызвал Дамблдор. — Понятно. Гарри заметил, что Ремусу было тяжело говорить на эту тему до сих пор, но ничего не мог с этим поделать. Сириус мертв, вместо него есть синеглазый молодой человек, «новый любовник» богатой аристократки Нарциссы Малфой. И так оно и должно оставаться, по крайней мере, пока. — Что происходит, Гарри? — Люпин тоже мог быть настойчивым. — Моя сила растет, — спокойно констатировал юноша и, несмотря на плохую видимость, заметил выражение полнейшего изумления на лице любимого профессора. — Только, пожалуйста, Ремус, никому не говори об этом, даже Дамблдору. Я не хочу пока, чтобы об этом знали. — Я не совсем понимаю тебя, почему. Думаю, Дамблдора это обрадует. — Да, а Волдеморт удвоит попытки меня убить. — Гарри… — Постой, — перебил его юноша. — Я хочу рассказать из-за чего погиб Сириус. Вся эта история началась с того, что Волдеморт узнал о пророчестве, касающемся его и меня. И это прекрасно было известно Дамблдору. С его легкой руки и при его попустительстве произошло все то, что произошло. И я не доверяю ему больше. Я исполню свой долг, но никогда не доверюсь больше никому из этих манипуляторов, которые считают, что цель оправдывает средства. — Люпин хотел что-то сказать, но Гарри ему не позволил: — Может и оправдывает, но только средства, а не человека, который идет на все ради этой цели. — Гарри, а в чем заключается пророчество? — донесся тихий шепот, словно Ремус боялся, что его услышат. — В пророчестве говорится, что либо я убью Волдеморта, либо он меня. Вместе нам не жить. Дело времени. Так что я сам буду выбирать день и час своей смерти, и никто не будет меня подталкивать к этому, ни под каким предлогом. Это моя смерть, мои силы, мои способности, мое оружие, и я не хочу, чтобы кто-то о них знал. — Тогда почему ты говоришь это мне? — Потому что я тебе верю. Потому что я верю, что ты не станешь использовать эти знания против меня. Я не могу все это носить в себе, мне нужен кто-то, кому я могу доверять. Ты друг моих родителей, ты друг Сириуса. Ты — мой друг. И мне кажется, ты способен понять меня. Как я когда-то понял тебя. Гарри говорил это все, и сам верил в свою искренность. Но где-то внутри под всеми этими правильными словами был еще и голый расчет, который помогал юноше играть на душевных струнах некогда открывшегося ему человека. И когда он услышал от Ремуса легкий печальный вздох, то понял, что выиграл очередную схватку, коими был наполнен сегодняшний день. — Гарри, я не знал о пророчестве. Но тебе не кажется, что Альбусу, как главе Ордена Феникса, было бы необходимо знать о том, что ты можешь? — предпринял Ремус последнюю попытку, но, судя по его неуверенности и по тому, как осторожно подбирались слова, он заранее знал ответ. И не ошибся. — Ремус, если мы скажем об этом Дамблдору, то тут может быть два варианта. Или он из лучших побуждений запрет меня, как Сириуса, в потайном месте, либо толкнет навстречу Волдеморту, чтобы свершилось предначертанное. И то и другое во имя общего блага. Нет, оба варианта меня не устраивают. Он всю жизнь принимал за меня решения, манипулируя окружающими. Пришло мое время. Это моя битва, и решать, какое занять в ней место, тоже мне. Даже на расстоянии Гарри видел, как по-волчьи воет душа оборотня, воет от тоски по ушедшим друзьям, от боли за повзрослевшего юношу, который так спокойно говорит о войне и смерти. А также от разочарования в учителе, который некогда по-доброму отнесся к нему, мальчику-волку, но который так и не смог научить своих подопечных простой доброте. Была в этой печальной песне и нота, посвященная Северусу, с которым они никогда не станут друзьями из-за ошибок, совершенных в детстве. Волк вел свой печальный рассказ, по-человечески подсчитывая прошлые потери. Он поверил юноше, хоть это и было так больно. Он принял его в свое сердце, а всем известно, что волки преданы своей семье… — Ты об этом хотел поговорить со мной? — И да и нет. Я начал с конца, — помолчав немного, Гарри все же решился на откровенность: — Сегодня мне пришлось стереть память Хагриду, потому что он увидел то, что не предназначалось для его глаз, и мог бы меня выдать. Ремус замер и лишь спустя несколько минут долгого молчания, нарушаемого только шелестом ветвей и стоном ветра в облетевших кронах деревьев, произнес: — Ты не мог просто его предупредить? Он бы тебя не выдал. — Выдал бы, — грустно ответил Гарри. — Может быть, сам того не желая, но выдал бы. В первую очередь Дамблдору, он перед ним благоговеет. — И каково тебе теперь? На этот раз с ответом задержался юный маг. Но, в конце концов, он нашел слова для определения своего душевного состояния: — Гнусно. И больно. Разумом понимаю, что выхода не было. Но на душе все равно противно. — Не могу сказать, что до конца понимаю тебя. Но послушайся своего разума. Я так понимаю, что ты все для себя решил, так зачем мучиться от ложного чувства вины? Мне кажется, что Хагрид понял бы тебя, — попытался успокоить его Рем.
— Все равно, мне не по себе. — Что я могу для тебя сделать? — Простой и логичный вопрос. — Поговори со мной. Расскажи что-нибудь. Было в этой просьбе что-то детское, чему трудно было отказать и противится. Люпин начал рассказывать об осеннем лесе, о людях, которые живут здесь неподалеку, о каких-то дорожных историях. Он говорил долго, пока не замерз и не охрип. Но, несмотря на разделяющее их расстояние, Ремус мог сказать, что Гарри стало легче. Это была длинная беседа, и она принесла свои плоды. Расстались они очень тепло, как и положено друзьям. Мужчина направился к приютившему его дому, тогда как Гарри, взглянув на часы, поспешил оказаться в лесном коттедже, где его уже в нетерпении ожидали Нарцисса и… Сириус.