PAIN

Эпилог

POV-Эрик.

Я сижу в этом долбаном черном кресле, а вокруг меня те люди, которых я предал, обманул, унизил. Перечислять можно долго, но факт-фактом. Я сейчас настолько напряжен, что, казалось бы, в любую минуту я могу сорваться. А как нужно вести себя лидеру Бесстрашия? Поправочка. Бывшему лидеру Бесстрашия. А теперь я просто идиот, который был в руках этой белокурой выскочки Мэттьюс.

Я чувствую, как по моему лбу текут капли пота. Ну казнь же. А какая казнь бывает приятной?

Если честно, то мне сейчас не до шуток. Они серьезны, на полу у моего кресла лежат три пистолета. Я стараюсь, чтобы никто не понял, что я правда боюсь смерти. Но мои руки и дрожащая ухмылка сами за меня все выдают.

− Хочешь ли ты, чтобы я перечислила твои преступления? − говорит Тори с агрессией, − Или расскажешь их сам?

Я ухмыляюсь и выискиваю взглядом в толпе знакомое лицо. Она стоит рядом с Четыре, сжимает его руку. Беатрис. Бе-ат-рис. Трис. Странное имечко. Смотря на нее, я вспоминаю Эллен. Ее тоненькие губы, манящие, завлекающие в страстный поцелуй, ее глаза, полные грусти. Я любил ее. Жаль только, что так поздно понял.

− Я хочу, чтобы она их озвучила, − холодно говорю я, смотря на Трис. − Поскольку именно она меня ножом пырнула, очевидно, они ей известны. − я пытаюсь как можно больше язвить, чтобы никто не подумал, что я трус.

Мои руки предательски дрожат. И она это замечает.

– Не впутывай ее, – вот он, наш защитник Четыре.

– Почему? Потому, что ты с ней спал? – ухмыляюсь, – Ой, прости, я забыл. Сухари таким не занимаются. Они друг другу шнурки завязывают и волосы стригут.

Я знаю, куда нужно надавить, чтобы ему было больно. Он давил на меня весь год, говоря, что смерть Эллен на моей совести. Хотя, я это и так знаю.

− Пусть она перечислит их, - резко произношу я, и Трис начинает злиться:

– Ты сговорился с эрудитами, – она пытается говорить спокойно. – Ты ответствен за смерть сотен альтруистов. Ты предал Бесстрашие. Ты застрелил ребенка, в упор. Ты – убогая игрушка в руках Джанин Мэтьюз. - она буквально плюется этими словами.

И мне становится стыдно. Стыдно за самого себя.

− Заслуживаю ли я смерти? − говорю я им, но не жду ответа.

Я и так знаю, что заслуживаю.

− Да, − вспыхивает Трис.

Она очень похожа на Эллен. Фигурой, волосами, немного характером. Но в Трис есть что-то такое, за что хочется задушить. Эллен я хотел только обнимать. Я помню все эти моменты. Я помню, как мы первый раз поцеловались. Ночь на крыше. Ночь у меня в квартире. Это был самый лучший период моей жизни. Если это можно назвать жизнью.

− Весьма откровенно, − выплевываю я, − Но имеешь ли ты право решать это, Беатрис Прайор? Как ты решила судьбу другого парня. Как его звали? Уилл?

Я знаю, что именно это заденет ее за живое. Надеюсь, я не переусердствовал.

– Ты совершил преступления, каждое из которых заслуживает смерти по законам Лихачества, – говорит Четыре. – Мы имеем право казнить тебя по нашим законам.

Интересно, а какое у него настоящее имя?

Имеете вы, имеете. Да я и сам не хочу жить.

– Подождите. У меня последняя просьба, − я отчаянно пытаюсь отсрочить свою смерть.

– Мы не принимаем просьб от преступников, – твердо говорит Тори.

Я вспыхиваю. Тори − та еще сучка.

– Я лидер Лихачества. Все, что я хочу – чтобы пулю выпустил Четыре.

–  Зачем? – ха, да ты, видимо, туго соображаешь.

– Чтобы ты жил с чувством вины. Зная, что отнял у меня власть и убил меня.

Я ухмыляюсь, но, похоже, это не напрягает Четыре. Он просто само спокойствие. Но я-то знаю, что нужно мне. Я хочу, чтобы он пожалел. Пожалел о том, что родился. Только жаль, что от одной моей смерти он не сломается.

– Не будет никакого чувства вины, – отвечает Четыре.

– Тогда это вообще не проблема, – я стараюсь сохранять спокойствие, но я не могу скрыть волнение.

Я боюсь смерти.

Я отчаянно пытаюсь надавить ему на больное, стараюсь, чтобы он не смог застрелить меня.

– Скажи, мне всегда интересно было. Именно твой папочка каждый раз появлялся в пейзаже страха, через который ты проходил?

Четыре вставляет патрон в пистолет.

Нет. Не надо.

Боже, Эллен. Я не могу это вытерпеть.

– Вопрос не нравится?  Боишься, бесстрашные станут по-другому смотреть на тебя? Поймут, что хоть у тебя и всего четыре страха, ты все равно трус?

Нет. Нет. Пожалуйста.

Дай мне еще времени.

Но он становится в стойку, выпрямляет левую руку и шумно вздыхает.

– Эрик, храни мужество.

А на губах Эрика застыло лишь одно слово «Эллен».