Dr. Unknown [h.s.]

Ep. 19 «Что не в пользу, то во вред»

He's only good at being bad
and hiding secrets

Вновь обнаруженные симптомы и отклонения в привычном образе поведения могли казаться паранормальными со стороны неподготовленного наблюдателя, но в расплывчатом осознании нововыявленный диагноз вряд ли можно было причислять к смягчающим, оправдывающим психическое смещение обстоятельствам или изолировать от входа в травмирующую память, оживляющую тревожные картинки по щелчку ночника на прикроватной тумбочке. Тогда, замерев по-змеиному на полу, я ещё не знала, что неправдоподобное для глаз видение профессора будет являться ко мне во сне практически каждую ночь. Сказка без единого слова, только смех, вырывающийся из грудины мужчины хриплыми, чудаковатыми храпами и звуками, доселе мною не слышимыми.

Когда-то белый потолок прослезился трещинами побелки, мучительное осознание безвыходности подкрадывалось со всех фронтов, подкрашивая и без того муторную обстановку серыми, точно незастывший цемент, зыбкими просветами рампы перед финальным занавесом. Я находилась в уязвлённом состоянии падшего защитника... только чего? На меня никто не нападал, мне не приходилось защищаться, пуская в ход руки или ноги, время замерло, растянувшись до всасывающей всё на своём пути бесконечности. Тяжёлой портьерой оно расширилось до необъятных размеров, обездвижило все попытки найти оправдание происходящему. Я существовала в моменте, который выпал из временного отрезка, и тем не менее в нём оставалось хрупкое зерно разумности. Я и была тем зерном, поскольку профессор Цвинге, чуть ли не кувыркаясь в конвульсиях смеха, не подходил под образ морально устойчивого и здорового человека со степенью доктора энных наук.

Обозримый запах страха стелился плотной мутью над помнящим шаги прошлого полом, место, где подразумевался профессор Цвинге в моём смазанном взгляде, выглядело белым пятном, изборожденным выплесками его голоса. Он тратил столько сил на испражнение своей глотки от щекочущего, что нюхательный табак, смеха, палил воздухом в воздух, точно из крупнокалиберного пулемёта, но расточительнее всего он израсходовал время. Каждая правильно использованная секунда для знакомого мне профессора была дороже поцелуя покойной матушки, слаще грушевого шнапса в обеденный перерыв и упоительнее упоминаний мелким курсивом в соавторах к какой-нибудь задрипанной статье. Только в эту секунду, минуту, час или вечность время не стоило ни ломаного гроша и даже серебренника, оно обесценилось без всякой возможности восстановиться и реабилитироваться.