More than friends

26. Сто двадцать восьмая заметка;

Примечания:

Время действия: канонный возраст.
Чуя/fem!Дазай, взаимная неозвученная, но понятная всем влюблённость, размытые полуотношения, поддержка и забота и "Дазай нуждается в комфорте".

- Я внезапно понял, что у меня вообще нет нормальных друзей. У меня все друзья какие-то психи, - едва слышно выдыхает Чуя в никуда, растирая лицо ладонями и морщась из-за ноющего плеча, отбитого ещё три дня назад на тренировке с Акутагавой. - А я? - как будто даже немного приободряется Дазай перед тем, как снова сникнуть. - А ты возглавляешь список. Чуя старается как можно чаще напоминать себе о том, что его напарница любит устраивать драму на ровном месте и разыгрывать целые театральные представления. Не важно, нравится это кому-то или нет, и хотят ли люди стать соучастниками её балагана или нет, Дазай втягивает в свои выходки всех вокруг, и нет от неё никакого спасения. Прямо сейчас Накахара получает тому очередное подтверждение, потому что атмосфера в «Lupin» самая что ни на есть траурная. Такой она могла бы быть, выпивай они здесь за упокой погибших подчинённых, коллег, приятелей или друзей. Вот только правда в том, что последние полгода как минимум в Порту не происходило ничего глобального, и если и имелись жертвы, то лишь среди шестёрок, которые менялись с такой частотой, что даже щепетильный в плане вопросов жизни членов мафии Чуя давно перестал заморачиваться на эту тему со своим чувством долга и «они вверили нам свои жизни, мы должны ценить это и беречь их». - Дазай, - зовёт рыжеволосый мафиози свою напарницу и опускает ладонь на чужое плечо. - Тебе не кажется, что уже хватит? - Чиби всегда был бессердечным, - безлико отвечает Дазай, сверля пустым взглядом лёд в своём стакане с виски, в котором раз за разом топит холодный сверкающий шарик. - Прикидываешься хорошим, а сам... Никакого сострадания, да? Как двулично... Чуя хмурится, закрывает глаза и растирает переносицу. От надвигающейся головной боли спасает мало. На самом деле Накахара любит посещать театры, смотреть различные постановки и слушать оперных певиц. От голосов некоторых, от эмоций, которые исполнители вкладывают в известные всем партии, порой в груди что-то дрожит. Может, так называемые струны души? Но Дазай - не прекрасная актриса театральной постановки и уж точно не прекрасная оперная певица. И на струнах души девушка тоже играть не умеет. Её талант в исключительной игре на нервах Чуи, который примчался в Токио из-за убитого голоса по телефону, бросившего унылое «приезжай, Чиби, ты нужен мне здесь», а теперь... - Однажды мы сидели здесь, и Одасаку принёс книжку, - бормочет Дазай, растекаясь по барной стойке. - Такая глупая книжка, но было забавно читать её. Там были разные тесты, и один из вопросов звучал так: «В ночном небе сверкают звёзды. Сколько вы видите?». Что бы ты ответил, Чуя? - Звёзды? - вздыхает Чуя, прекрасно зная, что лучше пойти на поводу, иначе это никогда не закончится. - Я не знаю? Наверное, очень много звёзд. Когда я жил в трущобах с «Агнцами», часто смотрел на небо, сидя возле залива по ту сторону Сурибачи. В ночи небо всегда сверкало мириадами звёзд, которые было хорошо видно вдали от ярких огней Йокогамы. - Вот как, - горько улыбается Дазай, поднимая на парня тоскливый взгляд. - А я сказала, что ответ прост, и что моё небо чёрное как смоль. Я... Это был просто глупый вопрос, верно? Глупый вопрос глупого теста. Но я сказала, что на моём небе совсем нет звёзд, а потом спросила, о чём тест с этим вопросом. В книге было написано: «У вас будет столько же хороших моментов с друзьями, сколько вы назвали звёзд». Вот так, Чиби... Сделав глоток виски, Дазай откидывает вьющиеся волосы за плечо, тяжело вздыхает и с тоской смотрит на свой мобильный телефон. Девушка выглядит так, будто событие, которое она описала, произошло много лет назад, после чего было много боли и потерь, что закончились тем, что белая полоса жизни окрасилась в непроглядный чёрный цвет, пропиталась вязкой тьмой и наполнилась леденящим душу холодом. Это всё очень дерьмово на самом деле, но не потому, что Дазай больно и тоскливо или одиноко, а потому что... - Я помню этот разговор, потому что присутствовал тогда, - раздражённо цыкает Чуя, хлопая по карманам плаща и доставая пачку сигарет. - Я приехал за тобой и был втянут в ваши идиотские тесты, и я прекрасно помню, кто и что тогда ответил. Может, твой ответ и вышел самым дерьмовым, но какого чёрта ты разводишь из этого драму? - Ваа, ты и в самом деле бесчувственный, - качает головой Дазай и тяжело вздыхает. - Неужели непонятно, Чиби? Я ответила тогда так, и будто сработало какое-то проклятие... Анго нет уже второй месяц... Одасаку... Одасаку пропал полторы недели назад и... - Он не пропал, - закатывает глаза Чуя, прикуривая и кивком благодаря бармена за пепельницу. - У него сверхсекретное задание в Канагаве, из-за которого ему пришлось исчезнуть со всех радаров. Анго возвращается из Осаки через три дня. Они не в первый раз уезжают по делам Порта к чёрту на рога на длительный срок, и каждый раз ты раздуваешь из этого драму. Какого хрена? Тебе больше поныть не о чем? - Ты не понимаешь, Чуя? - улыбается Дазай, но улыбка её натянутая, искусственная. - Конечно, не понимаешь. Ты привык к тому, что совсем один. Неважно, предавшие тебя «Агнцы», бывшие когда-то семьёй, или «Флаги», которые сейчас слишком заняты работой, чтобы встречаться с тобой в «Старом Свете» - ты всегда держался обособленно от остальных. Даже спустя годы ты всё ещё не забыл прошлого, и какая-то часть тебя говорит, что ты не такой как все остальные. Просто потому что являешься сосудом для бога. У тебя есть много людей, привязанных к тебе, но сам ты не привязан особо ни к кому. Тебе будет больно от потери и только, а я... Дазай выпрямляется и делает ещё один глоток виски. Тонкий узловатый палец с коротко обрезанной пластиной закруглённого ногтя начинает медленно обводить обод стакана. Круг, ещё один, и ещё... - У меня есть только Анго и Одасаку. Один - двойной шпион, деятельность которого я тайно контролирую, потому что никому другому Мори-сан не смог бы это доверить, а второй - рядовой с сильной способностью, отказывающийся убивать там, где убийство порой - почти всегда - означает собственное выживание. Ты прав, они оба часто уезжают по делам, пропадая со всех радаров. Но я волнуюсь о них. Как бы странно это ни звучало, как бы ни было противоестественно в отношении меня, я волнуюсь за них. Потому что они не бессмертны. Ты веришь, что они вернутся, и поэтому реагируешь так, но откуда ты знаешь? Откуда ты знаешь, что они вернутся? Чуя подбирается и внутренне напрягается. Никогда прежде Дазай не устраивала чего-то подобного. Она ныла, и хныкала, и капризничала из-за скуки, забрасывая сообщениями обоих своих друзей, при этом валяясь на диване в кабинете Чуи и трепля ему нервы, но никогда Накахара ещё не сталкивался с такой серьёзностью. Всегда ли она была, эта серьёзность? Как часто Дазай скрывала её за привычным нытьём, на которое остальные из её близкого окружения привыкли не обращать внимания, и почему сейчас вдруг начала смотреть на него так, будто решала, выпить его душу своими потемневшими глазищами или нет? - Ты что-то разнюхала об их заданиях? - осторожно спрашивает Чуя, не представляя, что за новое минное поле оказалось у него под ногами. Дазай какое-то время сверлит его пристальным взглядом, а после качает головой и снова сосредотачивает своё внимание на попытках утопить шарик льда в своём стакане с алкоголем. - Нет. Нет, я ничего не смогла вызнать. И это меня напрягает. Вся эта секретность... Я - преемница Мори-сана и его зам, я стою выше остальных Глав Исполкома, будучи одним из Руководителей, но я ничего не знаю об этих миссиях, и меня это напрягает. Поэтому я и вспомнила тот вечер. Мой ответ... Он прозвучал как проклятие и... - Ты в ведьмы заделалась? - вскидывает брови Чуя и фыркает. - Много на себя берёшь. Твои слова тогда всего лишь... - Но один раз сработало, - перебивает Дазай. - Я прокляла тебя в пятнадцать, Чуя. Сказала, что я вырасту, а ты - нет. И посмотри, я выше тебя, Чиби. - Это совсем другое! - А если нет? Крошечный Чиби, которого можно рассмотреть только под микроскопом или через лупу - тому явное доказательство! Я даже ношу одну с собой на всякий случай! Порывшись в кармане своего плаща, Дазай действительно достаёт лупу и помахивает ею в воздухе. В любой другой день Чуя привычно вспылил бы, потому что к своим двадцати двум годам сыт по горло издёвками напарницы касательно роста. Но не сегодня, когда эта идиотская тема - единственное, что зажгло едва заметные искры «привычной» Дазай, поэтому Чуя делает то, что делает, даже если знает, что аукаться ему это будет до конца его жизни. - Чтоб ты знала, мужчины растут до тридцати лет, - надменно, с железобетонной верой в этот только что выдуманный бред припечатывает Чуя. - К тому же, я до сих пор пью молоко, и, к твоему сведению, это давно дало результаты. Судя по загоревшимся глазам Дазай, аукаться эти секунды позора Чуе будут даже после смерти, но это всё равно того стоило. И все последующие насмешки и издёвки будут того стоить, потому что Дазай широко распахивает глаза, смотрит на него как на настоящую заговорившую собаку, а после её губы начинают растягиваться в улыбке. Сначала в едва заметной и лёгкой, а потом всё шире и шире, и вот уже улыбка Дазай достойна названия «чеширская», а после девушка срывается на смех. И как же приятно слышать этот мягкий, медовый, тягучий, бархатный смех. Чуе кажется, он тёплым сиропом заливается в уши, создавая эфемерный гул, и от этого мурашки бегут по коже. А ещё мурашки по коже бегают от того, какая Дазай красивая в этот момент. Сгущавшиеся весь вечер вокруг неё тени исчезли. Выпрямившись и откинув и со второго плеча гриву вьющихся волос за спину, развернувшись к Чуе лицом и болтая ногами в воздухе, Дазай смеётся, обняв себя за живот и закрыв рот ладонью. Только это не глушит звука и не прячет от Чуи ни залившихся румянцем щёк, ни заблестевших глаз. Глаза у Дазай так сверкают в этот момент. Поймавшие жёлтый свет бра, посветлевшие от искреннего веселья, они напоминают чайный янтарь, но краше их делает не искусственный свет, а свет, вспыхнувший внутри них. Искры озорства придали этим глазам жизни, и всё это - весь вид заливающейся смехом Дазай, с прыгающими плечами и даже едва заметными бисеринами слёз на ресницах - всё это того стоило. - Чу-у-уя, - тянет девушка, отсмеявшись, и шумно вздыхает, срываясь на посмеивание, - ты решил проверить на мне, можно ли умереть от смеха? Ах, ты должен был предупредить меня! Я бы включила запись, чтобы навсегда сохранить этот момент! - Обойдёшься, - усмехается Чуя и спрыгивает со стула, доставая бумажник. - Давай, собирайся. Сваливаем из этого унылого места. - Не хочу домой, - тут же начинает ныть Дазай, и Накахара закатывает глаза, накидывая на плечи свой плащ. - У тебя нет дома, мумия. Тебя выгнали из последней дыры за неуплату, и ты уже второй месяц околачиваешься в моей спальне, выгнав меня в гостевую! - Мне нравится, как подушки Чиби пахнут самим Чиби, - вспыхивает лампочкой Дазай. - Не хочу ничего знать об этом! - припечатывает Чуя, резко разворачивается на каблуках, чтобы скрыть бледный румянец, показавшийся на щеках, и направляется к выходу. - Собирайся! Пока Дазай нарочито медленно забирает свой плащ, прощается с барменом и покидает бар, наступая на каждую степень лестницы в промежуток в три секунды, чтобы побесить своей задержкой, Чуя всему этому только радуется, стоя у своей машины и прикуривая новую сигарету. Чёрт побери, Дазай как ляпнет что-то... Но это правда. Девушка уже долгое время живёт у Чуи, и как бы рыжеволосый мафиози ни жаловался на вечно мокрые полотенца, отсутствующий халат в ванной и любовь напарницы валяться с мокрой головой по подушкам, это не меняет того факта, что ему всё это вроде как нравится. Проблема в том, что Чуя понятия не имеет, что за тараканы в голове у Дазай. Они не вместе, но между ними есть притяжение во всех смыслах, какие только существуют. Чуя всегда сопровождает Дазай на светских мероприятиях, а Дазай была той, кто сорвал ему несколько свиданий, так ничего и не объяснив толком кроме «мне было скучно» и «я решила спасти этих глупышек от своего опасного пса». В первую ночь у него дома девушка елейно улыбнулась и сказала, что хозяин должен отдавать гостю лучшую комнату. На крики о том, что она не гость, а паразит, Дазай не отреагировала. Вместо этого неожиданно вторглась в личное пространство Чуи нос к носу и пропела, что если Чуя хочет, они могут спать вместе в одной кровати. Аргх, ну что за сумасбродная мумия?! А ещё они уже целовались и не раз. В шестнадцать Дазай заявила, что хочет научиться этому делу, и Чуя будет её подопытным. Потом это стало наградой - для кого, интересно? - после успешных миссий. Потом им приходилось целоваться из-за задания под прикрытием, где они разыгрывали возлюбленных. Потом была одна грандиозная попойка. Потом случай, когда полоумная Дазай решила так обнулить его «Порчу». Чуя до сих пор помнит потёки собственной крови на бледных губах, и как тряслись кончики пальцев Дазай, нежно гладящих его по щеке, пока служебная машина со скоростью света везла их в больницу. Дазай тогда запоздала с деактивацией, и дела обстояли крайне дерьмово. А ещё был один раз, непохожий на все остальные. Это произошло недели три назад, может, чуть меньше. Тогда Чуя заработался на кухне с бумагами, окружив себя армией пустых кружек из-под кофе, и Дазай зашла пожелать ему спокойной ночи. Опять с мокрыми после душа волосами. Опять в стащенной у него очередной безразмерной чёрной футболке. Поворчав на тему последнего, Чуя приказал напарнице сесть на стул перед ним и сам занялся её длинными патлами, просушивая полотенцем, расчёсывая, а после и подключая к делу фен. - Почему ты не обрежешь их, если ленишься даже банально высушить? - спросил он тогда, выключая фен и откладывая его на столешницу. Дазай ничего не ответила. Только подошла вплотную, обхватила его лицо ладонями и поцеловала. Это был не поверхностный чмок и не озорной поцелуй. Это был медленный, ленивый, тягучий, долгий поцелуй. Ласковый, нежный и какой-то... Домашний, что ли. Чуя сам не заметил, как обнял напарницу за талию, как зарылся пальцами в пышные, лёгкие волосы, сладко и пряно пахнущие травяным шампунем и теплом. Они целовались... Чёрт знает, сколько. Пока губы ныть не начали. Пока воздуха не перестало хватать. А потом Дазай отстранилась, потёрлась об его нос своим носом, чмокнула в щёку и безмолвно ушла спать. Только после её ухода Чуя осознал, как сильно колотилось его сердце. А ещё... Ещё, быть может, он впервые пожалел о том, что поцелуй оборвался. - Чуя, ау! Щелчок пальцев перед глазами возвращает в реальность, и Чуя отмирает и промаргивается. Дазай стоит к нему вплотную и вглядывается в глаза. Склоняет голову к плечу и мимолётно улыбается. Щурится на секунду, наверняка заметив, как взгляд Чуи скользнул на её губы, и улыбается шире. - Ты хотел меня куда-то отвезти, - напоминает напарница. - Да, - хрипло выдыхает Чуя и, прочистив горло, повторяет. - Да. Мы поедем в Сурибачи. Дазай не спрашивает, зачем. Может, уже поняла. Может, нет, и просто доверяет ему в принятии этого решения. Она в любом случае не хотела возвращаться домой, поэтому Чуя садится за руль, заводит двигатель и выводит машину из узкого переулка между домами без лишних размышлений и сомнений. Этот вечер странный, конечно, но не сказать, что запутанный и туманный. Слова Дазай до сих пор эхом звучат в памяти, и Чуя склонен с ними согласиться. У него есть друзья, и есть много приятелей. У него есть верные подчинённые из его личного отряда, которые за ним и в огонь, и в воду. Потеря любого из этих людей ударит по нему и ударит сильно, но Чуя не уверен, что его жизнь на этом закончится, остановится. Он привык выживать в одиночестве. После предательства «Агнцев» смирился с мыслью, что и самый близкий человек может ударить ножом в спину - буквально. Между Чуей и людьми вокруг проведена невидимая граница, стереть которую под силу только Дазай, которая давно под кожу влезла. Может, даже в самую их первую встречу. Но вот у самой Дазай с её безразличием к людям вокруг есть всего несколько человек, в той или иной степени дорогих ей, и Анго и Ода - одни из них. Оба, если задуматься, ходят по опасной грани со своими тараканами, спевшимися с тараканами Дазай. Чуя без задней мысли сказал, что оба парня вернутся, обязательно вернулся, потому что иначе и быть не может. Иной расклад даже не предполагается. Но Дазай права. Эти двое не бессмертны, и даже если вернутся, это не значит, что живыми. Возможно, в Порт доставят их трупы. И именно этого боится Дазай, и Чуя, обмозговав ситуацию, позволяет себе подумать, что понимает напарницу. Дазай редко привязывается к людям, потому что для неё люди - не стоящие внимания куски мяса, но если уж кто-то стал объектом её внимания, то не без причин. Дазай умеет любить, умеет привязываться и умеет переживать. Она не бездушная машина, хотя и желает казаться таковой, и лишь близкие знают о ней подобное. И именно за близких она переживает, и это нормально. «Это делает тебя человечной», - думает Чуя, бросая косой взгляд на напарницу, бездумно смотрящую в окно. До Сурибачи они добираются только через час, но это того стоит. Как Чуя и думал, пляж привычно пустует в столь позднее время, а возле его тайного уголка в дальнем конце за валунами даже нет ничьих следов, только ветки, принесённые водой водоросли и грязно-жёлтая пена. Накинув на один из плоских камней плащ, Чуя садится на него и похлопывает по месту рядом. Помедлив, Дазай ёжится от налетевшего холодного ветра и садится рядом, прижимаясь под его бок так, что в итоге Чуе приходится приобнять её за плечи. Впрочем, это не так уж и плохо. - А теперь смотри на небо, мумия, - бросает Чуя первые слова за всё время дороги, проведённое в тишине. - Много звёзд, ты прав, - задумчиво тянет Дазай, пристроив голову на его плече. - Именно. Очень много, - соглашается Чуя, разглядывая мерцающее полотно над заливом. - Но что будет, если собрать весь этот свет? - Что? - растерянно переспрашивает Дазай, отстраняясь, смотря на него. - Свет, - повторяет Чуя и тоже поворачивается, заглядывает в белеющее в темноте лицо. - На небе очень много звёзд. Они сияют оттуда, освещая путь в ночи. Но если собрать весь этот свет, он ослепит. Если приблизить все эти звёзды, если их сияние забьёт зрение, ты ослепнешь. Так что твой ответ на тот глупый тестовый вопрос никакое не проклятие. Твоё небо чёрное как смоль, потому что с друзьями у тебя будет столько счастливых моментов, что все вместе они не просто осветят твою жизнь, а ослепят тебя своим общим сиянием. Поэтому ты и увидела только чёрный цвет. - Чуя... Глаза Дазай широко распахиваются, и Чуя замечает, как дёргаются плечи девушки. На мгновение он думает, что Дазай снова рассмеётся над его вдохновительной речью, но нет. Дазай не смеётся. Вместо этого она резко придвигается к нему, обнимает за шею и целует. Её губы сухие и едва тёплые, обветренные и покрыты мелкими трещинками. На них чувствуется эфемерный вкус дорогого виски, как и на языке девушки, и на внутренней стороне её щёк. Но для Чуи это не имеет никакого значения, потому что куда важнее льнущая к нему Дазай, в итоге забравшаяся на его колени, и то, какой маленькой и хрупкой она вдруг кажется в кольце его рук, дрожащая и отчаянно тянущаяся к его теплу. - Они вернутся, - обещает Чуя, когда девушка разрывает поцелуй, и тёплое дыхание смешивается, оседая эфемерной влагой на их губах. - Они обязательно вернутся. Тебя нельзя оставлять без присмотра. Ты же пропадёшь одна, глупая ты шпала. - Но я ведь не одна, да? - спрашивает вдруг Дазай, и голос её странно дрожит, когда она касается руки Чуи - как будто неуверенно и робко. - Я не одна, да? Ты со мной, Чуя? - Да куда уж я денусь, - ворчливо отвечает Чуя, тоном давая понять, как от этого страдает. Но когда Дазай переплетает их пальцы в крепкий замок, он радуется тому, что темнота вокруг скрывает вновь раскрасивший его щёки бледный румянец. И когда они возвращаются домой спустя ещё один час бессмысленного блуждания по пляжу и частых спонтанных поцелуев, когда Дазай берёт его за руку и тянет в свою - вообще-то его, но кого это волнует, чёрт побери, аргх, уж точно не Дазай! - спальню, Чуя не сопротивляется. Впервые за то время, что Дазай паразитирует в его квартире, они ложатся спать вместе на одну кровать, не умывшись, не переодевшись, лишь скинув обувь и плащи, и это совершенно ужасно - в уличной одежде на любимое шёлковое покрывало, но Чуе наплевать. На всё наплевать, потому что Дазай сворачивается клубком в его руках и быстро засыпает в отличие от привычного блуждания полночи по квартире, и в этот момент Чуя иррационально чувствует себя по-настоящему всесильным. Так глупо. Так чертовски глупо, но... - Дурацкая мумия, - бормочет Чуя, проваливаясь в сон. - Вечно мотаешь мне нервы...