Всё спит, погрузившись в белый шум. Это волшебник-дождь
шелестит в ночи.
Его влажный шёпот, преодолевая барьеры спален, проникает в спящее сознание горожан: баюкает, утешает, окунает с головой в сказочные грёзы. На оконных стёклах появляются и тут же растворяются в потоке дождевой воды какие-то магические символы, – замысловатые мандалы то и дело меняют свой рисунок, погружая спящий мир в гипнотическую нирвану. Тёмное небо плетёт обереги из тонких серебряных нитей, нанизывая на них хрустальный бисер капель; но нити рвутся и бусинки, отскакивая от земли, пропадают в масляно глянцевых кляксах луж, заставляя пузыриться антрацитовую поверхность воды. Это наваждение продолжается пока темнота находит в себе силы удерживать вязкое, сумеречное покрывало над мокрым городом.
К рассвету чары рассеялись...
И вот уже,
подслеповато щурясь, утро выглянуло из под серого, рваного фатина, придирчиво оценивая обстановку. Ночевавший в кронах мокрых берёзок ветерок сорвался с места. Наслаждаясь сырой свежестью, слизывая с изумрудных листьев хрустальную влагу и радуясь хмурому утру, он бросился обниматься к прохожим, сбивая с ног и заставляя бедолаг зябко ёжиться.
Промокший за ночь, шальной юный ветер истосковался по теплу, ему хотелось нежности и шалить. Он всё-таки считал себя летним, хотя уже наступил последний день августа...
