Мой дом стоял в лесной тайге; в пурге стоял он зиму, расцвел цветок в горшке весной, но летом тот цветок под солнцем и засох — недосмотрела, а осень дула в спину. Мимо пробегали стаи: кошек, листьев, облаков. Позакрывались ставни ближе к ноябрю; где я? над крышами парю. Вернулась: доски зашуршали, заскрипели маски у меня на стенах, краска закипела новым цветом на полах, на коврике — сошла она, чайник тихо просопел. Все говорит о старости времен, все вечностью болело, а я ту вечность провела не здесь, а вдалеке и где-то. Мой дом встречал меня с улыбкой света — лачуга с лета солнце припасла. Нашла и чашку: реки, недопитый чай — а ведь года прошли, и тот же край — обломанный.
Рай прятался в шкафу: среди забытых Богом мшистых шуб я видела испуг, про дух тут были разговоры, но телу тоже было чем одеться; вдоль труб переплетались ветви лжи, а мглы коренья я приняла решенье бросить в суп. Здесь был и труп, усеянный цветами, обтянутый моею кожей — то (призадумавшись — узнала тоже) я прошлая; хорошей не была. Норами пробираясь вглубь, вернешься в комнату, найдешь себя стоящей перед дверцей шкафа: даю лишь половину обмакнуть я слез в салфетки и пролистнуть страниц. Пропажа в глубине моей души тебе не угрожает.
Уснув, не забывай всего, что видела внутри: сквозь сон — здесь, в полудреме — ожидает вдруг тебя повтор тех странных впечатлений.
Молений на стенах ты не читай: слова на языке, мне только и понятном, ты все равно не разберешь. На полке книг ты не прочтешь: в них — те же самые слова; а алфавит вон в той, большой, но тот язык — мертвее, чем латынь.
Полынь — в коробке, на пару с Библией стоит: и в книге есть, а в доме нету Бога. Ему не нужен повелитель: стоит, мудрец, застеленный лесною кутерьмой. Попадали на крышу звезды, ветки; редко залетала птица — гнезда вила, дожидаясь мига, чтоб улететь. Задумчиво, в поклоне покосилась крыша; а грива у берез лоснилась, расческой для нее служили на заборе пики; в нишах на крыльце царил фонтан и лужи; на подоконниках разбили лагерь крики — скрипят при стуже ставни на ветру; а в окнах были лики. Должно быть, призраки — зарплату все просили.
На коврике — том самом, что из красного в зеленый превратился, как по волшебству (ну, или потому, что на подошвах хозяин приносил траву) — сверкание искрилось. Гостей сюда когда-то много приводилось: вот выронил на землю кто монету. Неудачника, искавшего в карманах маску, а за спиной — припрятанный сюрприз, постигла карма: вверх и вниз посыпались гроши, а было у него и так их мало. Колени присогни — да подбери монету. Кинь в фонтан. Быть может, ты вернешься к нам.
Я тоже, может быть, вернусь: крылом своим большим стою — к порту, лицом — к бескрайним океанам. И дом сказал мне на прощанье: «Мир с тобой. И до свиданья»
