Питер закусывает губы. Проводит по нижней пальцем и внимательно смотрит на оставшийся на коже красный след. Он облизывается и склоняется к Джеймсу. Целует. Лицо Барнса в красных аляпых разводах. Питер вновь закусывает губу, на этот раз не свою, и проникает языком в податливо приоткрытый рот.
Помада ему попалась на глаза случайно. Когда он был в мастерской отца. Наташа туда не заходит, да и если быть честным, то никто из представителей женской части коллектива доступа в лаборатории не имеет. Кроме Пеппер. Которая, Питер знает, туда не заходит. Боится, он уверен, увидеть лишнее. И он её понимает. Именно исходя из этого он делает вывод, что обнаруженная помада принадлежит отцу. Он сглатывает смешок и найдя взглядом нужную ему микросхему, не замечает, как машинально, убирает находку в карман. Обнаруживает он прихваченный трофей уже позже, вечером, крутит в руках, рассматривает. Именно за этим занятием его и застаёт Джеймс. Питер усмехается, решая, что удача Барнса обошла стороной. Спустя десять минут, оседлав бедра своего парня, Питер красит себе губы. Баки наблюдает за всем со стороны. С трудом себя сдерживает. Но Питер, усевшись поверх, надёжно его фиксирует. И когда помада откинута в сторону, он клеймит Джеймса. Оставляет алый смазанный отпечаток на его губах. Спускается поцелуями ниже.
У Питера тонкие, но при этом манящие, соблазнительные губы. Джеймс уверен, что узнает их из тысяч. Когда парень злится, то Барнсу кажется, что его губы превращаются в упрямо натянутую струну. От злости, из губ словно бы уходит весь цвет. Сейчас же губы Питера мягкие и бесстыдно алеющие. От губной помады, страсти и беспрестанно терзающих их зубов. Если бы не его регенерация, то, Баки уверен, укусы с паркеровских губ сходить не успевали бы.
Баки подаётся навстречу и широким размашистым движением лижет Питера от подбородка до кромки губ. Прихватывает нижнюю зубами. Оттягивает. Принимается посасывать. Питер рвано дышит и ёрзает сидя на нём. Притирается ближе. Делает их игру более развязной и непристойной, когда впускает язык Джеймса в свой рот.
Спустя десятки поцелуев сложно понять кто всё это начал. Джеймс не отводит взгляд от Питера. От его губ, которые он то и дело облизывает. Помада размазана по лицу и телу, что подталкивает Джеймса впиться в кожу зубами. Сильно. До выступивших алых капель. Сорвать с этих желанных губ новый стон. Стон боли и удовольствия. Такой же, как смешавшиеся на бледной коже капли крови с разводами красной помады.
После очередного довольно резкого толчка, Питер давится собственным стоном. Прогибается в спине. Пальцами цепляется за простыни. Случайно находит её, ранее отброшенную в сторону помаду, цвета их безумия.
Им не мешало бы отдышаться. Но вместо этого они продолжают пить дыхание друг друга. Продолжают сводить друг друга с ума. Продолжают в друг друге тонуть.
Питеру удаётся высвободить из плена простыней помаду. Он несильно выкручивает её из тюбика и отрывисто, в такт движениям Джеймса, в такт резким толчкам, красит себе губы. Подаётся навстречу и целует - клеймит - Джеймса в районе сердца. Рука зарывается во влажные волосы и он притягивает Джеймса к себе, почти на одном дыхании шепчет, касаясь губами шеи: я хочу, Джей, чтобы оно никогда не прекращало биться.
В любой другой ситуации Джеймс счёл бы это проклятьем, но только не тогда, когда это звучит из уст Питера. Его Питера. Он уверен, его сердце будет биться в унисон и до тех пор, пока в этой вселенной существует его Питер Паркер.
●
Когда Джеймс засыпает, Питер выбирается из-под одеяла. Глупо полагать, что он его не слышит, но остаётся лежать. Даже не даёт понять, что проснулся. Питер крадётся в кухню. На часах уже давно за полночь и он надеется остаться незамеченным. Когда рядом с кофемашиной он замечает отца, то становится очевидно, что не спится тут не только ему.
Тони осматривает сына. Волосы всё ещё мокрые после душа. Питер явно проигнорировал существование полотенца, о чём дают понять мокрые пятна на футболке.
