Когда цветет цинсинь

Экстра 2

И вновь лес, но в этот раз более темный, зловещий. Не слышно чириканья птиц, журчания речки, что, как Аякс помнил, находилась неподалеку. Он сидел в овраге и бесстыдно плакал, утирая слезы грязным рукавом некогда белого мундира. Штанина задралась и порвалась в нескольких местах, а на ноге бесчисленное количество ран, полученных отнюдь не в доблестном сражении. Плакал парень беззвучно, чтобы не привлечь внимание нечто темного, чье внимание точно лучше не привлекать, если он хочет отсюда выбраться. А выбраться он не может уже… сколько? Несколько недель? Пару месяцев?
Время здесь текло своеобразно. Если вообще текло. Ведь цикл дня и ночи тут никогда не происходил. Даже погода оставалась неизменной: плотный туман, холодный ветер, гуляющий между деревьями. Иной раз Тарталья удивлялся, как еще не сошел с ума. Конечно, пару раз он с облегчением оказывался в реальном мире и каждый раз надеялся, что его отпустили, возвращаясь к обычной жизни. Но он снова и снова возвращался сюда, как только глаза закрывались в надежде на хорошие сны. И снова погони, издевательства. Угрозы. Ссора с Люмин стала последней каплей. После нее он так и не смог проснуться, и вот теперь сидит, глотает слезы. А темные сосны вторят ему, монотонно покачиваясь из стороны в сторону. Туман будто становится еще гуще, окутывая съежившееся в овраге тело, словно длинной мантией. Он привык. Он просто принимает это, без брезгливого фырканья кладя рыжую голову на грязную землю.

— Этот свет угрожает нашему будущему.
Такая знакомая улыбка трогает губы на отзеркаленном молодом лице. Он улыбается, а его глаза не улыбаются вместе с ним, потому что в них ничего нет и никогда не было. Это пустышка. Двойник. Жалкая копия.

Тарталья с готовностью сжал свет в своей ладони и с вызовом посмотрел на приближающегося человека.

— Только через мой труп, мразь.

— Как пожелаешь. — саркастично пожал плечами лже-Аякс, не сбавляя шага. — Не забывай, что это, в первую очередь, мое место. Я здесь власть. — он махнул рукой в сторону еловых веток. — Захочу, и корни деревьев заживо погребут тебя под землей. А я зациклю этот момент, заставляя тебя вечно умирать во временной петле. Это сон, но ощущения такие реальные. Хах… впрочем, ты и сам знаешь.

— Мой ответ остается прежним. — процедил парень сквозь зубы и сделал шаг назад, чем заслужил насмешливый смешок, напоминающий клокотание воды в глотке захлебывающегося.

Точно. Аякс же пытался его утопить. Увы, не вышло.

— Не недооценивай меня, предвестник хаоса.

Взмах руки и тело Тартальи пронзает шипастая лоза, раздирающая кожу на ногах и руках. Кровь капает на землю под одобрительный хохот. А выпавший из рефлекторно разжавшейся хватки светящийся шарик тут же перекочевывает в противоположную сторону. Вот же мразь.

— Как я уже говорил… Я выполняю твою работу лучше тебя. Ты слишком мягок. Я же действую жестко и радикально. Хах… — лже-Чайльд улыбнулся шире. — Конечно, я тебя не убью… Но я отравлю все твое естество. — в груди что-то екнуло, когда свет в мертвенно-бледной ладони начал постепенно угасать. — А прежний ты навеки останется здесь. Как тебе такая перспектива? А? Нравится? Ах, а мне очень. Как жаль, что у нас с тобой полярно разные взгляды.

В тот день Чайльд предпочел бы умереть. Смерть, конечно, огромное несчастье, но все же не самое ужасное, если выбирать между ней и бессмертием. Можно же назвать такое существование бессмертием? По сути, двойник не солгал. Он действительно убивал принца и всегда разными способами. А потом на какое-то время зацикливал его смерть, чтобы с садистским интересом наблюдать за его мучениями. Наверное, это в итоге сказалось на его реальном теле, ведь от состояния души напрямую зависит и оболочка. В любом случае, свой цирк мразь прекратила и вот, не появляется уже несколько дней. Конечно, это субъективная мера измерения, основанная лишь на его внутренних ощущениях… ведь по появлению двойника определять, когда день, а когда ночь, было куда проще. Но какой смысл, если Аякс все равно сбивался со счета?

Кто-нибудь... помогите.