Ландыши

— Странно, но жуткого чувства сожаления к меня нет. Есть дежавю. Я вспомнил! — вслух сказал я.

В соседней комнате что-то громыхнуло. Чес что, со стула упал?

Окрыленный тем, что пазл сложился, я быстро помыл кружку и влетел в нашу с Чесом комнату с возгласом:

— Я помн-ю-ю!

Чес видел на стуле и смачно затягивался. Выдохнув клубы пара, он невозмутимо констатировал:

— Опять у тебя глэмопатия прогрессирует. Что ты можешь помнить, когда вчера еле на ногах держался?

Я улыбнулся, окидывая взглядом Чеса и комнату. Цветов, лежавших у ножки моей кровати, не было. Стра-а-анно.

— Где цветы, Чеснок?

— Без обид, но такое я позволю говорить только своей девушке. А ты как-то не очень на нее тянешь...

— Че-е-с, — елейным голосом пропел я, заложив руки за спину. — Куда ты дел ландыши, что были у кровати?

— Может ты ещё не протрезвел? Завязывал бы, — друг почесал голову и снова затянулся.

Я выглянул в приоткрытое окно. На земле, аккурат под нашей квартирой, отчетливо выделялись силуэты нескольких белых бутонов.

Я выразительно посмотрел на невозмутимого Чеса и сказал:

— Хватит. Я не сержусь на тебя. И себя, — добавил я, подумав.

— Ещё бы, было бы за что. Я ведь тебя пьяного...

— Достал! — я взял в руки гитару и запел.

Ты вчера мне преподнёс толстый хуй под самый нос

И сказал, что это ландыши-и-и.

Но меня не проебёшь, хуй на ландыш не похож.

Хуй — большой, а ландыш — маленьки-и-и-й.

Ландыши, ландыши —

Это весенние цветы.

Ландыши, ландыши,

Их подарил мне ты.

Чеса перекосило от смеха. Он давился сигаретой, изо всех сил пытаясь не заржать, но его прорвало.

Я тоже улыбался. Не знаю почему, но мне было весело.

Отсмеявшись, Чес показал козу, давая знак продолжать, и взял гитару. Сигарету он наскоро потушил, бросив окурок в пепельнице.

Мы синхронно ударили по струнам, и я запел:

Ты вчера мне преподнёс мех с пизды, клочёк волос

И сказал, что это ландыши-и-и.

Но меня не проебёшь, клок на ландыш не похож.

Клок — большой, а ландыш — маленьки-и- и-й.

Ландыши, ландыши —

Это весенние цветы.

Ландыши, ландыши,

Их подарил мне ты.

То, о чем пел я, не было похоже на произошедшее в реальности, но мне было плевать. Слова сами собой складывались в куплеты. Я на ходу придумал строки про Сатану и хотел вставить в песню, но Чес оказался быстрее. Он хрипло пропел:

Мы забрались в камыши, мы ебались от души,

Нахуя нам эти ландыши?

Ты и так, блядь, хороша, развернись моя душа,

Ну и что, что ландыш маленький?

Ландыши, ландыши —

Тёплого мая приве-е-ет.

Девушка юноше

Делает мине-е-ет!

«Ландыши», Ебанько

Мы расплылись в счастливых улыбках. Глядя друг на друга, играя на гитаре и шутливо интерпретируя ночные события, я чувствовал, что все происходит правильно. Мне нужно было вспомнить о произошедшем. Выплеснуть чувства в музыке. Осознать, что произошедшее останется только между нами.

Чес тоже заметно расслабился. Он больше не пытался ничего скрывать и прятать напряжение за спокойствием.

Мы оба знали, что никогда не повторим и не расскажем о произошедшем. Даже обсуждать не будем, потому что нечего. Ничего не было — это во-первых. Один раз — не диметросас — это во-вторых.

— Неплохая песня получилась, правда? — спросил Чес.

— Да... Сыграем парням?

— Спрашиваешь! Давай прям сейчас запишем слова и погнали!

— Погнали!